Прошло два дня, и настал срок, назначенный патером Вацлавом для приезда к нему за снадобьем, долженствовавшим бросить княжну Людмилу Васильевну Полторацкую
в объятия графа Свянторжецкого. Последний не спал всю ночь и почти минута в минуту был у «чародея» на далекой окраине Васильевского острова. Патер Вацлав был тоже аккуратен. После взаимных приветствий он удалился в другую комнату, служившую ему и спальней и лабораторией, и вынес оттуда небольшой темного стекла пузырек, плотно закупоренный.
Неточные совпадения
Граф проник, наконец,
в комнату дочери и, прямо бросившись к ней, заключил ее
в свои
объятия.
То она видела себя
в вальсе с старым
графом, видела свои полные, белые плечи, чувствовала на них чьи-то поцалуи и потом видела свою дочь
в объятиях молодого
графа.
Я взял шляпу и не простясь вышел. Впоследствии Ольга рассказывала мне, что тотчас же после моего ухода, как только шум от моих шагов смешался с шумом ветра и сада, пьяный
граф сжимал уже ее
в своих
объятиях. А она, закрыв глаза, зажав себе рот и ноздри, едва стояла на ногах от чувства отвращения. Была даже минута, когда она чуть было не вырвалась из его
объятий и не убежала
в озеро. Были минуты, когда она рвала волосы на голове, плакала. Нелегко продаваться.
Вдруг
граф Иосиф Янович почувствовал, что молодая девушка холодеет
в его
объятиях и становится как-то неестественно тяжела. Он вздрогнул, поглядел ей
в глаза и,
в свою очередь, стал бледен как полотно. Он понял. Он находился
в объятиях трупа. Княжна умерла.
— Прости, соколик мой ясный, прости, желанный мой, из одной любви к тебе, моему касатику, все это я, подлая, сделала, захотелось привязать тебя еще пуще к себе и видела я, что хочешь ты иметь от меня ребеночка, а меня Господь наказал за что-то бесплодием, прости, ненаглядный мой, за тебя готова я жизнь отдать, так люблю тебя, из спины ремни вырезать, пулю вражескую за тебя принять, испытать муку мученическую… — начала, обливаясь слезами, причитать Настасья Федоровна, стараясь поймать
в свои
объятия ноги отступавшего от нее
графа.