Неточные совпадения
А птичка им
в ответ:
«Все скатерть самобраная
Чинить, стирать, просушивать
Вам
будет… Ну, пусти...
—
А Клим ему
в ответ:
«Вы крепостными не
были,
Была капель великая,
Да не на вашу плешь!
В 1811 году за потворство Бонапарту
был призван к
ответу и сослан
в заточение.
Выслушав такой уклончивый
ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что
будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то
есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся
было сказать, что"как-никак, а придется
в поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и
в ответ на его предложение утроили усердие.
— То-то! уж ты сделай милость, не издавай! Смотри, как за это прохвосту-то (так называли они Беневоленского) досталось! Стало
быть, коли опять за то же примешься, как бы и тебе и нам
в ответ не попасть!
Когда почва
была достаточно взрыхлена учтивым обращением и народ отдохнул от просвещения, тогда сама собой стала на очередь потребность
в законодательстве.
Ответом на эту потребность явился статский советник Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии.
Кончилось достославное градоначальство, омрачившееся
в последние годы двукратным вразумлением глуповцев."
Была ли
в сих вразумлениях необходимость?" — спрашивает себя летописец и, к сожалению, оставляет этот вопрос без
ответа.
Но глуповцы не внимали обличителям и с дерзостью говорили:"Хлеб пущай свиньи
едят, а мы свиней съедим — тот же хлеб
будет!"И Дю-Шарио не только не возбранял подобных
ответов, но даже видел
в них возникновение какого-то духа исследования.
Васенька, лежа на животе и вытянув одну ногу
в чулке, спал так крепко, что нельзя
было от него добиться
ответа.
И среди молчания, как несомненный
ответ на вопрос матери, послышался голос совсем другой, чем все сдержанно говорившие голоса
в комнате. Это
был смелый, дерзкий, ничего не хотевший соображать крик непонятно откуда явившегося нового человеческого существа.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь
ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез
было пролито
в Москве при разлуке?
Ответ этот показался Дарье Александровне отвратителен, несмотря на добродушную миловидность молодайки; но теперь она невольно вспомнила эти слова.
В этих цинических словах
была и доля правды.
Он послал седло без
ответа и с сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал
в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого
были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Анна написала письмо мужу, прося его о разводе, и
в конце ноября, расставшись с княжной Варварой, которой надо
было ехать
в Петербург, вместе с Вронским переехала
в Москву. Ожидая каждый день
ответа Алексея Александровича и вслед затем развода, они поселились теперь супружески вместе.
По неопределенным
ответам на вопрос о том, сколько
было сена на главном лугу, по поспешности старосты, разделившего сено без спросу, по всему тону мужика Левин понял, что
в этом дележе сена что-то нечисто, и решился съездить сам поверить дело.
Посмотревшись
в зеркало, Левин заметил, что он красен; но он
был уверен, что не пьян, и пошел по ковровой лестнице вверх за Степаном Аркадьичем. Наверху, у поклонившегося, как близкому человеку, лакея Степан Аркадьич спросил, кто у Анны Аркадьевны, и получил
ответ, что господин Воркуев.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал
в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но
в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно
было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала
ответ: Да.
Ему казалось, что у него
есть ответ на этот вопрос; но он не успел еще сам себе выразить его, как уже вошел
в детскую.
Она никогда не чувствовала себя столь униженною, как
в ту минуту, когда, призвав комиссионера, услышала от него подробный рассказ о том, как он дожидался и как потом ему сказали: «
ответа никакого не
будет».
Место это давало от семи до десяти тысяч
в год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного места. Оно зависело от двух министерств, от одной дамы и от двух Евреев, и всех этих людей, хотя они
были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно
было видеть
в Петербурге. Кроме того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного
ответа о разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал
в Петербург.
Левин чувствовал, что неприлично
было бы вступать
в философские прения со священником, и потому сказал
в ответ только то, что прямо относилось к вопросу.
— Скажи, что
ответа не
будет, — сказала графиня Лидия Ивановна и тотчас, открыв бювар, написала Алексею Александровичу, что надеется видеть его
в первом часу на поздравлении во дворце.
Не слыша
ответа, Печорин сделал несколько шагов к двери; он дрожал — и сказать ли вам? я думаю, он
в состоянии
был исполнить
в самом деле то, о чем говорил шутя.
—
В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов, —
был ответ.
Герой наш поворотился
в ту ж минуту к губернаторше и уже готов
был отпустить ей
ответ, вероятно ничем не хуже тех, какие отпускают
в модных повестях Звонские, Линские, Лидины, Гремины и всякие ловкие военные люди, как, невзначай поднявши глаза, остановился вдруг, будто оглушенный ударом.
Князь остановился, как <бы> ожидая
ответа. Все стояло, потупив глаза
в землю. Многие
были бледны.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О,
буду,
буду!» и скорей
Марает он
ответ учтивый.
Что с ним?
в каком он странном сне!
Что шевельнулось
в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется,
была,
И я любила вас; и что же?
Что
в сердце вашем я нашла?
Какой
ответ? одну суровость.
Не правда ль? Вам
была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче — Боже! — стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь… Но вас
Я не виню:
в тот страшный час
Вы поступили благородно,
Вы
были правы предо мной.
Я благодарна всей душой…
Долго еще находился Гриша
в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же
ответа на свои слова; то слышны
были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
И слышал только
в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен
в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирмоном, что Пидсышкова голова посолена
в бочке и отправлена
в самый Царьград. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: «Добрые
были козаки!»
Раскольников, говоря это, хоть и смотрел на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он
был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго ни с кем не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения
в виде вопросов и
ответов.] стал его верой и законом.
— Вы нам все вчера отдали! — проговорила вдруг
в ответ Сонечка, каким-то сильным и скорым шепотом, вдруг опять сильно потупившись. Губы и подбородок ее опять запрыгали. Она давно уже поражена
была бедною обстановкой Раскольникова, и теперь слова эти вдруг вырвались сами собой. Последовало молчание. Глаза Дунечки как-то прояснели, а Пульхерия Александровна даже приветливо посмотрела на Соню.
Между тем Раскольников, слегка
было оборотившийся к нему при
ответе, принялся вдруг его снова рассматривать пристально и с каким-то особенным любопытством, как будто давеча еще не успел его рассмотреть всего или как будто что-то новое
в нем его поразило: даже приподнялся для этого нарочно с подушки.
Ответ:
есть, потому такая мамаша
есть, что из стадвадцатипятирублевой своей пенсии, хоть сама
есть не
будет, а уж Роденьку выручит, да сестрица такая
есть, что за братца
в кабалу пойдет.
«Соседка, слышала ль ты добрую молву?»
Вбежавши, Крысе Мышь сказала: —
«Ведь кошка, говорят, попалась
в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!» —
«Не радуйся, мой свет»,
Ей Крыса говорит
в ответ:
«И не надейся попустому!
Коль до когтей у них дойдёт,
То, верно, льву не
быть живому:
Сильнее кошки зверя нет...
Вы расстроены, я не смею торопить вас
ответом. Подумайте! Если вам
будет угодно благосклонно принять мое предложение, известите меня; и с той минуты я сделаюсь вашим самым преданным слугой и самым точным исполнителем всех ваших желаний и даже капризов, как бы они странны и дороги ни
были. Для меня невозможного мало. (Почтительно кланяется и уходит
в кофейную.)
Вскоре я выздоровел и мог перебраться на мою квартиру. С нетерпением ожидал я
ответа на посланное письмо, не смея надеяться и стараясь заглушить печальные предчувствия. С Василисой Егоровной и с ее мужем я еще не объяснялся; но предложение мое не должно
было их удивить. Ни я, ни Марья Ивановна не старались скрывать от них свои чувства, и мы заранее
были уж уверены
в их согласии.
Я хотел
было продолжать, как начал, и объяснить мою связь с Марьей Ивановной так же искренно, как и все прочее. Но вдруг почувствовал непреодолимое отвращение. Мне пришло
в голову, что если назову ее, то комиссия потребует ее к
ответу; и мысль впутать имя ее между гнусными изветами [Извет (устар.) — донос, клевета.] злодеев и ее самую привести на очную с ними ставку — эта ужасная мысль так меня поразила, что я замялся и спутался.
Я сидел погруженный
в глубокую задумчивость, как вдруг Савельич прервал мои размышления. «Вот, сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бумаги, — посмотри, доносчик ли я на своего барина и стараюсь ли я помутить сына с отцом». Я взял из рук его бумагу: это
был ответ Савельича на полученное им письмо. Вот он от слова до слова...
И только? будто бы? — Слезами обливался,
Я помню, бедный он, как с вами расставался. —
Что, сударь, плачете? живите-ка смеясь…
А он
в ответ: «Недаром, Лиза, плачу,
Кому известно, что́ найду я воротясь?
И сколько, может
быть, утрачу!» —
Бедняжка будто знал, что года через три…
Это прозвучало так обиженно, как будто
было сказано не ею. Она ушла, оставив его
в пустой, неприбранной комнате,
в тишине, почти не нарушаемой робким шорохом дождя. Внезапное решение Лидии уехать, а особенно ее испуг
в ответ на вопрос о женитьбе так обескуражили Клима, что он даже не сразу обиделся. И лишь посидев минуту-две
в состоянии подавленности, сорвал очки с носа и, до боли крепко пощипывая усы, начал шагать по комнате, возмущенно соображая...
Ел Тагильский не торопясь, и насыщение не мешало ему говорить. Глядя
в тарелку, ловко обнажая вилкой и ножом кости цыпленка, он спросил: известен ли Самгину размер состояния Марины? И на отрицательный
ответ сообщил: деньгами и
в стойких акциях около четырехсот тысяч, землею на Урале и за Волгой
в Нижегородской губернии, вероятно, вдвое больше.
На улице
было солнечно и холодно, лужи, оттаяв за день, снова покрывались ледком, хлопотал ветер, загоняя
в воду перья куриц, осенние кожаные листья, кожуру лука, дергал пальто Самгина, раздувал его тревогу… И, точно
в ответ на каждый толчок ветра, являлся вопрос...
Искать
ответа не
было времени. За спиною Самгина,
в углу комнаты, шептали...
— Дай
ответ послушать, Григорий Иваныч! — мягко попросил Осип. — Так как же, кто
будет человек
в пределе жизни своей?
Найти
ответ на вопрос этот не хватило времени, — нужно
было определить: где теперь Марина? Он высчитал, что Марина уже третьи сутки
в Париже, и начал укладывать вещи
в чемодан.
— Фу! Это — эпидемия какая-то! А знаешь, Лидия увлекается философией, религией и вообще… Где Иноков? — спросила она, но тотчас же, не ожидая
ответа, затараторила: — Почему не
пьешь чай? Я страшно обрадовалась самовару. Впрочем, у одного эмигранта
в Швейцарии
есть самовар…
Когда назойливый стук
в дверь разбудил Самгина, черные шарики все еще мелькали
в глазах его, комнату наполнял холодный, невыносимо яркий свет зимнего дня, — света
было так много, что он как будто расширил окно и раздвинул стены. Накинув одеяло на плечи, Самгин открыл дверь и,
в ответ на приветствие Дуняши, сказал...
В ответ на этот плачевный крик Самгин пожал плечами, глядя вслед потемневшей, как все люди
в этот час, фигуре бывшего агента полиции. Неприятная сценка с Митрофановым, скользнув по настроению, не поколебала его. Холодный сумрак быстро разгонял людей, они шли во все стороны, наполняя воздух шумом своих голосов, и по веселым голосам ясно
было: люди довольны тем, что исполнили свой долг.