Неточные совпадения
Мужик что
бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем
стоит!
«Я слышал, что здесь есть бои
быков, — спросил я француза, — нельзя ли посмотреть?» — «Не
стоит, — отвечал он, — это пародия на испанские бои.
С этого и началось. Когда он вышел за ворота, на улице, против них,
стоял человек в чуйке и картузе, нахлобученном на нос. Наклоня голову, как
бык, он глядел из-под козырька, выпучив рачьи глаза, а тулья картуза и чуйка были осыпаны мелким серебром изморози.
— Да пусто б его взяло, треклятого! — рассказывал Фалалей. — Каждую ночь снится! каждый раз с вечера молюсь: «Сон не снись про белого
быка, сон не снись про белого
быка!» А он тут как тут, проклятый,
стоит передо мной, большой, с рогами, тупогубый такой, у-у-у!
Благодаря темноте в трех шагах не было даже возможности различить
быка, который, как бы сговорившись заодно с Гришкой, смиренно, не трогая ни одним членом, изредка лишь помахивая хвостом,
стоял подле навеса.
— Ах ты, окаянный! — кричал старик, и всякий раз с каким-то бессильным гневом, который походил скорее на жалобу, чем на угрозу. — Ах ты, шавель ты этакая! Ступай сюда, говорят!..
Постой, погоди ж ты у меня! Ишь те!..
Постой!
Постой, дай срок!.. Вишь, куда его носит!.. Эхва!.. Эхва, куда нелегкая носит!.. Чтоб те
быки забодали… У-у… Ах ты, господи! Царица небесная! — заключал он, ударяя руками об полы прорванной сермяги.
— Ой ли! Вот люблю! — восторженно воскликнул Захар, приближаясь к
быку, который,
стоя под навесом, в защите от дождя и ветра, спокойно помахивал хвостом. — Молодца; ей-богу, молодца! Ай да Жук!.. А уж я, братец ты мой, послушал бы только, какие турусы разводил этим дурням… то-то потеха!.. Ну вот, брат, вишь, и сладили! Чего кобенился! Говорю: нам не впервые, обработаем важнеющим манером. Наши теперь деньги, все единственно; гуляем теперича, только держись!..
Широкое лицо Крестовоздвиженского внезапно покраснело, а небольшие глаза сверкнули гневом… «Как у
быка, которого, подразнили красной суконкой», — мелькнуло у меня в голове. Я смотрел на него, и он смотрел на меня, а кругом
стояло несколько товарищей, которые не могли дать себе отчета, о чем мы собственно спорим. Крестовоздвиженский, несколько озадаченный моим ответом, сначала повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и сказал с натиском и с большой выразительностью...
Когда я путался с Гарлеем Рупором (он отчалил шесть лет назад, простреленный картечью навылет) — не было ничего подобного: каждый, кто хотел, шел в трюм, где, бывало, десятками
стояли хорошие фермерские
быки, разряжал револьвер в любое животное и брал тот кусок, который ему нравился.
Стою я, как тот
бык под обухом, сказать ничего не могу, а только дрожу.
Ей ничего не
стоило даже в веселую минуту оскорбить прислугу, убить насекомое; она любила бои
быков, любила читать про убийства и сердилась, когда подсудимых оправдывали.
Когда старик просыпается, в щели вагона и в открытое оконце глядит синее небо раннего утра. Холодно невыносимо, в особенности спине и ногам. Поезд
стоит. Яша, заспанный и угрюмый, возится около
быков.
— Ну, поторговали! — говорит ему Малахин, смеясь. — Променяли козу на ястреба. Как же, ехали сюда — было мясо по три девяносто, а приезжаем — оно уж по три с четвертаком. Говорят, опоздали, было бы тремя днями раньше приезжать, потому что теперь на мясо спрос не тот, Филиппов пост пришел… А? Чистая катавасия! На каждом
быке взял убытку четырнадцать рублей. Да вы посудите: провоз
быка сколько
стоит? Пятнадцать рублей тарифа, да шесть рублей кладите на каждого
быка — шахер-махер, взятки, угощения, то да се…
А когда надоедает ему читать бланки и говорить о ценах, он во время остановок бегает по вагонам, где
стоят его
быки, ничего не делает, а только всплескивает руками и ужасается.
Быки видят, как бьют
быков, слышат, как ревут
быки на бойне, и всё не понимают, что такое делается. Но
стоит корове или
быку найти на место, где бычачья кровь, да понюхать, и он поймет, начнет реветь, бить ногами, и его не отгонишь от того места.
Цвибуш и Илька поблагодарили старуху и направились к зеленому крыльцу. Судью они застали дома. Он
стоял у себя на дворе, под старой развесистой шелковицей и палкой сбивал черные, переспелые ягоды. Губы его и подбородок были выкрашены в лиловый, синий и бакановый цвета. Рот был полон. Судья жевал ленивее
быков, которым надоело жевать свою жвачку.
Запахло навозом и сеном. Понурив головы,
стоят у борта
быки. Раз, два, три… восемь штук! А вот и маленькая лошадка. Гусев протягивает руку, чтобы приласкать ее, но она мотнула головой, оскалила зубы и хочет укусить его за рукав.
Все менялось — издатели, направление журнала, внешний вид книжек, А внизу обложки каждого номера неизменно
стояли два тех же самых редакторских имени: П. В.
Быков, д-р С. И. Попов.
Тут вспомнил я, что на задней странице обложки, внизу, на каждой книжке журнала неизменно
стояло: «Редакторы: П. В.
Быков, д-р С. И. Попов».