Неточные совпадения
— Вот, сказал он и написал начальные
буквы: к, в, м,
о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т?
Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать, выставляя
буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая
о том, что все еще останется много чистого пробела.
Ему нравилось не то,
о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из
букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к
букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства,
о котором едва сохранил он бледную память.
Клим уже знал, что газетная латынь была слабостью редактора, почти каждую статью его пестрили словечки: ab ovo,
о tempora,
о mores! dixi, testimonium paupertatis [Ab ovo —
букв. «от яйца» — с самого начала;
о tempora,
о mores! —
о времена,
о нравы! dixi — я сказал; testimonium paupertatis —
букв. «свидетельство
о бедности» (употребляется в значении скудоумия).] и прочее, излюбленное газетчиками.
Самгин вспомнил, что с месяц тому назад он читал в пошлом «Московском листке» скандальную заметку
о студенте с фамилией, скрытой под
буквой Т. Студент обвинял горничную дома свиданий в краже у него денег, но свидетели обвиняемой показали, что она всю эту ночь до утра играла роль не горничной, а клиентки дома, была занята с другим гостем и потому — истец ошибается, он даже не мог видеть ее. Заметка была озаглавлена: «Ошибка ученого».
Но время взяло свое, и японцы уже не те, что были сорок, пятьдесят и более лет назад. С нами они были очень любезны; спросили об именах,
о чинах и должностях каждого из нас и все записали, вынув из-за пазухи складную железную чернильницу, вроде наших старинных свечных щипцов. Там была тушь и кисть. Они ловко владеют кистью. Я попробовал было написать одному из оппер-баниосов свое имя кистью рядом с японскою подписью — и осрамился: латинских
букв нельзя было узнать.
Здесь как
о редкости возвещают крупными
буквами на окнах магазинов: «Ici on parle français».
В то же время, как пришел денщик, блюдечко, остановившись раз на «п», другой раз на «
о» и потом, дойдя до «с», остановилось на этой
букве и стало дергаться туда и сюда.
— Несколько слов. Я вас хотел спросить, как вы думаете, если я завтра выставлю бюст Гарибальди, знаете, с цветами, с лавровым венком, ведь это будет очень хорошо? Я уж и
о надписи думал. трехцветными
буквами «Garibaldi — liberateur!». [Гарибальди — освободитель! (фр.)]
Знал и твердо-он [Твердо-он — название
букв «т» и «
о» в старинной русской азбуке.] — то, и словотитлу поставить.
На плите после традиционных трех
букв D.
О. М. стояло уменьшительное имя с фамилией (вроде Ясь Янкевич), затем год рождения и смерти.
Направо от меня — она, тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст, I-330 (вижу теперь ее нумер); налево —
О, совсем другая, вся из окружностей, с детской складочкой на руке; и с краю нашей четверки — неизвестный мне мужской нумер — какой-то дважды изогнутый вроде
буквы S. Мы все были разные…
Юношеский угар соскользнул быстро. Понятие
о зле сузилось до понятия
о лихоимстве, понятие
о лжи — до понятия
о подлоге, понятие
о нравственном безобразии — до понятия
о беспробудном пьянстве, в котором погрязало местное чиновничество. Вместо служения идеалам добра, истины, любви и проч., предстал идеал служения долгу,
букве закона, принятым обязательствам и т. д.
Минут десять размышлял Александров
о том, что могла бы означать эта
буква Ц., поставленная в самом конце письма так отдельно и таинственно. Наконец он решился обратиться за помощью в разгадке к верному белокурому Панкову, явившемуся сегодня вестником такой великой радости.
Но сильна,
о могучая, вечная власть первой любви!
О, незабываемая сладость милого имени! Рука бывшей, но еще не умершей любви двигала пером юноши, и он в инициалах, точно лунатик, бессознательно поставил вместо
буквы «
О»
букву «Ю». Так и было оттиснуто в типографии.
Когда
буквы просохли, он осторожно разглаживает листик Сониным утюгом. Но этого еще мало. Надо теперь обыкновенными чернилами, на переднем листе написать такие слова, которые, во-первых, были бы совсем невинными и неинтересными для чужих контрольных глаз, а во-вторых, дали бы Зиночке понять
о том, что надо подогреть вторую страницу.
Очень быстро приходит в голову Александрову (немножко поэту) мысль
о системе акростиха. Но удается ему написать такое сложное письмо только после многих часов упорного труда, изорвав сначала в мелкие клочки чуть ли не десть почтовой бумаги. Вот это письмо, в котором начальные
буквы каждой строки Александров выделял чуть заметным нажимом пера.
— Вы не смейтесь. Повторяю, я вас отстаивал. Так ли, этак, а все-таки я вам явиться сегодня советую. К чему напрасные слова из-за какой-то фальшивой гордости? Не лучше ли расстаться дружелюбно? Ведь уж во всяком случае вам придется сдавать станок и
буквы и старые бумажки, вот
о том и поговорим.
«Я, Алексей Кириллов, — твердо и повелительно диктовал Петр Степанович, нагнувшись над плечом Кириллова и следя за каждою
буквой, которую тот выводил трепетавшею от волнения рукой, — я, Кириллов, объявляю, что сегодня… октября, ввечеру, в восьмом часу, убил студента Шатова, за предательство, в парке, и за донос
о прокламациях и
о Федьке, который у нас обоих, в доме Филиппова, тайно квартировал и ночевал десять дней.
Говорили об уничтожении цензуры и
буквы ъ,
о заменении русских
букв латинскими,
о вчерашней ссылке такого-то,
о каком-то скандале в Пассаже,
о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота,
о восстановлении Польши по Днепр,
о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников,
о правах женщины,
о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.
— Рамка эта, заключающая в себе все фигуры, — продолжала gnadige Frau, — означает, что хитрость и злоба людей заставляют пока масонов быть замкнутыми и таинственными, тем не менее эти
буквы на рамке: N, S, W и
О, — выражают четыре страны света и говорят масонам, что, несмотря на воздвигаемые им преграды, они уже вышли чрез нарисованные у каждой
буквы врата и распространились по всем странам мира.
— Я не виноват, — сердито сказал Передонов, — они сами смеются. Да и нельзя же все
о букве Ь да
о сатирах Кантемира говорить, иногда и скажешь что-нибудь, а они сейчас зубы скалят. Распущены очень. Подтянуть их надо.
— Это что в руках у тебя? А! французские слова русскими
буквами — ухитрился! Такому болвану, дураку набитому, в руки даетесь — не стыдно ли, Гаврила? — вскричал я, в один миг забыв все великодушные мои предположения
о Фоме Фомиче, за которые мне еще так недавно досталось от господина Бахчеева.
Он, подобно актеру, мог нравиться или не нравиться очевидцам-современникам, но для потомства (которое для него наступает с какою-то особенной быстротою) — он мертвая
буква, ничего никому не говорящая, ни
о чем никому не напоминающая…
Я отметил уже, что воспоминание
о той девушке не уходило; оно напоминало всякое другое воспоминание, удержанное душой, но с верным, живым оттенком. Я время от времени взглядывал на него, как на привлекательную картину. На этот раз оно возникло и отошло отчетливее, чем всегда. Наконец мысли переменились. Желая узнать название корабля, я обошел его, став против кормы, и, всмотревшись, прочел полукруг рельефных золотых
букв...
А я двух стихов не слеплю, тем более что тут особенное условие: нужно, чтобы везде ударение приходилось на
буквы а,
о и е.
Буквы а, е и
о, которые Пепко называл своими кормилицами, давали ничтожный заработок, репортерской работы летом не было, вообще приходилось серьезно подумать
о том, что и как жевать.
— Ба! да ведь это Карлуша, Карл Иваныч Гамм, — изумился Пепко, разводя руками. — Вот так штука! А это — его хор, другими словами — олицетворение моих кормилиц
букв: а,
о и е.
— Ты — несчастная проза, а я наполняю весь мир своими тремя
буквами а,
о и е! — резюмировал Пепко эту сцену. — А на даму и на ее собственного мерзавца наплевать… Мы еще не таких найдем.
Дудукин. Помилуйте, Елена Ивановна, в кои-то веки дождались такого счастья, что видим вас в нашем обществе; ведь я
о вашем посещении на стенке запишу золотыми
буквами, а вы нас покидать собираетесь.
В обществе, главным образом, положено было избегать всякого слова
о превосходстве того или другого христианского исповедания над прочими. «Все дети одного отца, нашего Бога, и овцы одного великого пастыря, положившего живот свой за люди», было начертано огненными
буквами на белых матовых абажурах подсвечников с тремя свечами, какие становились перед каждым членом. Все должны были помнить этот принцип терпимости и никогда не касаться вопроса
о догматическом разногласии христианских исповеданий.
— Да-с, прислала-с, — отвечал он, выговаривая
букву «с», как английское «th», — оне непременно желают и велели вас убедительно просить, чтобы вы пожаловали сегодня к ним обедать… Оне (Пандалевский, когда говорил
о третьем лице, особенно
о даме, строго придерживался множественного числа) — оне ждут к себе нового гостя, с которым непременно желают вас познакомить.
Не говоря
о том, что она была хорошей женой, хозяйкою и матерью, она умела и продавать в магазине разные изделия токарного производства; понимала толк в работе настолько, что могла принимать всякие, относящиеся до токарного дела заказы, и — мало этого — на окне их магазина на большом белом листе шляпного картона было крупными четкими
буквами написано на русском и немецком языках: здесь починяют, чистят, а также и вновь обтягивают материей всякие, дождевые и летние зонтики.
— Нет, — вмешался я, — не ша, а червь! [Ша, твердо, он, буки, ер, червь — старинные названия
букв: ш, т,
о, б, ъ, ч.]
Вообще же
о степени их важности можно судить по тому, что в числе их находятся, например, такие распоряжения:
о незаседании в приказах с 24 декабря по 8-е января;
о клеймении преступников, подвергшихся вторичному наказанию и ссылке,
буквою В;
о запрещении извозчикам стоять в Кремле с лошадьми и пр. (том II, стр. 356–357).
Но беда в том, что у вольнонаемного рабочего правила
о содержании инструментов в опрятности и до сих пор еще не выжжены на скрижалях сердца огненными
буквами.
Так, когда в слове: «получено» — ножка «л» слишком близко подвигалась под брюшко «
о», и читающий мог принять это сочетание за «а», — на выручку являлась запятая, указывающая, что это две
буквы, а не одна.
Таким образом узнали в департаменте
о смерти Акакия Акакиевича, и на другой день уже на его месте сидел новый чиновник, гораздо выше ростом и выставлявший
буквы уже не таким прямым почерком, а гораздо наклоннее и косее.
Во второй статье находятся насмешки над пренебрежением к литературе, да нападки на мелочных критиков, да еще выведен майор С. М. Л. Б. Е., в котором «для закрытия» выпущены
буквы А,
О, Ю и И, как тотчас объясняет автор.
В последней книжке последней статьей помещено мнение
о разделении российских согласных
букв в рассуждении правописания з и с.
Из неизвестных авторов подписывались
буквами, кроме вышеназванных: Н. М. и товарищи, под стихами «Народный обед» (ч. II, ст. VI); С. — под стихотворением «Городская жизнь», подражание немецкому (ч. II, ст. XIV); С. С. — под статьей «Маскерад» (ч. XI, ст. XVII); этому же автору принадлежит статья «Прогулка» (ч. VI, ст. XV); В. С. — под статьями «Волк и Лисица», басня (ч. XIV, ст. I); «Ночь», стихотворение (ст. VII); «Клеант» (ст. VIII); «Подражание английскому «Зрителю»«(ч. XV, ст. VI); «Некоторые рассуждения
о смехе» (ч. XV, ст. V); Ва. Сев. — под одою «На кротость» (ч. XIV, ст. IX); М. С. — под письмом к «Татарскому мурзе» (ч. V, ст. I) и под стансами на учреждение Российской академии (ч. IX, ст. IV); X. X. — под стихами «Модное остроумие» (ч.
Здесь будет списано отчасти и оглавление «Собеседника», и представлен счет страниц его, и показаны опечатки, и высказаны «требовавшие обширной эрудиции» соображения
о том, кого скрывала такая-то подпись из начальных
букв и кому могло бы принадлежать такое-то четверостишие без подписи, — словом, все то, что так постоянно оставалось неразрезанным в наших журналах последних годов.
У перекрестка на круглом столбе Арбузову кинулась в глаза его собственная фамилия, напечатанная крупными
буквами. Машинально он подошел к столбу. Среди пестрых афиш, объявлявших
о праздничных развлечениях, под обычной красной цирковой афишей был приклеен отдельный зеленый аншлаг, и Арбузов равнодушно, точно во сне, прочитал его с начала до конца...
—
О, разумеется — он вовсе не бедствует: он «проприетер», женат, сидит grand mangeur’ом [обжора — франц.] в женином ресторане, который называет «обжорной лавкой», и вообще, говоря его языком, «жрет всегда хорошо», — впрочем, он это даже обозначил начальными
буквами, в полной уверенности, что вы поймете.
При сих словах вдруг обратился он с вопросом к Дмитревскому, сильно раздраженному его хвастовством: «Позвольте узнать, достопочтеннейший Иван Афанасьич, довольны ли вы моею игрою в роли Отелло, если вы только удостоили вашим присутствием представление этой пиесы?» Дмитревский часто употреблял в разговорах слова «душа моя»: но
букву ш он произносил не чисто, так что ее заглушал звук
буквы с; помолчав и посмотря иронически на вопрошающего, он отвечал: «Видел, дуса моя; но зачем тебе знать, что я думаю
о твоей игре?
Я хотел сохранить его до гроба, но отдаю тебе: Ратьмир, предок мой, изобразил на нем златыми
буквами слова: «Никогда врагу не достанется»…» Мирослав взял сей древний меч с благоговением и гордо ответствовал: «Исполню условие!» — Марфа долго еще говорила с мудрым Феодосией
о силах князя московского,
о верных и неверных союзниках Новаграда и сказала наконец юноше: «Возвратимся, буря утихла.
Подавлял белых напряженных кавалеристов маленький человек, как подавляла на бронзе надпись
о нем. Каждое слово в ней с заглавной
буквы. Тугай долго смотрел на самого себя, сидящего через двух человек от маленького человека.
Цель этого рода романа — оживить мертвую
букву летописного сказания, вдохнуть живую душу в мертвый скелет подобранных фактов, осветить лучом поэтического разумения исторически темную эпоху, представить частную внутреннюю жизнь общества,
о котором история рассказывает нам только внешние события и отношения.
Белые меловые
буквы красиво, но мрачно выделялись на черном фоне, и, когда больной лежал навзничь, закрыв глаза, белая надпись продолжала что-то говорить
о нем, приобретала сходство с надмогильными оповещениями, что вот тут, в этой сырой или мерзлой земле, зарыт человек.