В его пламенном воображении стали проноситься одна за другой картины
будущего величия России. Он видел сильное войско и могучие флоты, разъезжающие по всем морям под русским флагом и развозящие русские товары. Воображались ему приморские гавани, кишащие торговой деятельностью, русские люди, живущие в довольстве, даже в изобилии. Представлялись ему нелицеприятные судьи и суды, — везде общая безопасность и спокойствие.
Неточные совпадения
Для Левина, как при свадьбе были неприятны всякие приготовления, оскорбляющие своим ничтожеством
величие совершающегося, так еще более оскорбительны казались приготовления для
будущих родов, время которых как-то высчитывали по пальцам.
Неактуализированность сил русского народа в прошлом, отсутствие
величия в его истории делаются для Чаадаева залогом возможности великого
будущего.
Прекрасно. Стало быть, это — не ничего? Так и запишем. Нельзя мечтать о
величии России — будем на другие темы мечтать, тем более, что, по культурному нашему званию, нам это ничего не значит. Например, конституционное
будущее Болгарии — чем не благодарнейшая из тем? А при обилии досуга даже тем более благодарная, что для развития ее необходимо прибегать к посредничеству телеграфа, то есть посылать вопросные телеграммы и получать ответные. Ан время-то, смотришь, и пройдет.
Ничто так не увлекает, не втягивает человека, как мечтания. Сначала заведется в мозгах не больше горошины, а потом начнет расти и расти, и наконец вырастет целый дремучий лес. Вырастет, встанет перед глазами, зашумит, загудит, и вот тут-то именно и начнется настоящая работа. Всего здесь найдется: и
величие России, и конституционное
будущее Болгарии, и Якуб-хан, достославно шествующий по стопам Шир-Али, и, уже само собою разумеется, выигрыш в двести тысяч рублей.
На этот намек красавица Мод отвечала, как и полагается, что она никогда о замужестве не думала, что выходить замуж и лишаться свободы еще очень рано, но что, если милый па этого хочет, а главное, для поддержания
величия дома Барнума в
будущих поколениях, — она согласна послушаться папиного совета.
«Шекспиру название великого подходит само собой, если же прибавить, что независимо от
величия он сделался еще реформатором всей литературы и, сверх того, выразил в своих произведениях не только явления жизни ему современные, но еще пророчески угадал по носившимся в его время лишь в зачаточном виде мыслям и взглядам то направление, какое общественный дух примет в
будущем (чему поразительный пример мы видим в «Гамлете»), то можно безошибочно сказать, что Шекспир был не только великим, но и величайшим из всех когда-либо существовавших поэтов и что на арене поэтического творчества равным ему соперником была лишь та самая жизнь, которую он изобразил в своих произведениях с таким совершенством».
Так объяснял пастор дивную судьбу своей воспитанницы, наблюдая месяцы и числа каждой эпохи в ее жизни. Когда Екатерина заметила, что он кончил свое объяснение, она подошла к баронессе и ласково, но с
величием, царице свойственным и будто ей врожденным, обратила речь к дипломатке и уверила ее самыми лестными выражениями в своем
будущем благорасположении к ней.
Говорили они о французской армии, о ее готовности, вооружении, а особенно о
будущем поражении немцев и новом
величии Франции.
Здесь колыбель нашей воинской славы, нашей торговли и силы; здесь русский воин положил на грудь свою первое крестное знамение за первую победу, дарованную ему Богом над образованным европейским солдатом; отсюда дивная своею судьбою и достойная этой судьбы жена, неразлучная подруга образователя нашего отечества и спасительница нашего
величия на берегах Прута [Автор имеет в виду вторую жену Петра I —
будущую императрицу Екатерину I (1684–1727), принимавшую участие в Прутском походе 1711 г.
Но если погибну жертвою мщения, то завещаю
будущим векам позор Карла XII и
величие моих несчастий.
Признавать возможность
будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах всё то, чтò могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, чтò они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало
величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.