Неточные совпадения
— Это, старинушка, уж не твоя печаль, —
сказал мой
бродяга, — пропью ли я, или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
Клим соображал: как бы сконфузить, разоблачить хитрого
бродягу, который так ловко играет роль простодушного парня? Но раньше чем он успел придумать что-нибудь, Иноков
сказал, легонько ударив его по плечу...
Хвалит пустыню с восторгом, но ни в пустыню, ни в монастырь ни за что не пойдет, потому что в высшей степени «
бродяга», как мило назвал его Александр Семенович, на которого ты напрасно, мимоходом
сказать, сердишься.
— Думай себе что хочешь, —
сказал Данило, — думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные
бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию, то есть объединение православной церкви с католической под властью римского папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
— Поднимись сюда, посмотри, —
сказал Крыштанович. Мы оба взялись руками за балясины, и некоторое время двое юных
бродяг смотрели с улицы в маленький тенистый рай.
— Удивляюсь я тебе, Лихонин, —
сказал он брезгливо. — Мы собрались своей тесной компанией, а тебе непременно нужно было затащить какого-то
бродягу. Черт его знает, кто он такой!
— Так-с. И мы тоже-с. Тут у меня еще двое благоприятелей, говорит, тоже у генерала Кукушкина [То есть в лесу, где поет кукушка. Он хочет
сказать, что они тоже
бродяги. (Примеч. автора.)] служат. Так вот смею спросить, мы вот подкутили маненько да и деньжонками пока не разжились. Полштофика благоволите нам.
— Замужем! За этим оборвышем, черногорцем! Дочь столбового дворянина Николая Стахова вышла за
бродягу, за разночинца! Без родительского благословения! И ты думаешь, что я это так оставлю? что я не буду жаловаться? что я позволю тебе… что ты… что… В монастырь тебя, а его в каторгу, в арестантские роты! Анна Васильевна, извольте сейчас
сказать ей, что вы лишаете ее наследства.
Это был самый потрясающий момент в моей богатейшей приключениями и событиями жизни. Это мое торжество из торжеств. А тут еще Бурлак
сказал, что Кичеев просит прислать для «Будильника» и стихов, и прозы еще. Я ликовал. И в самом деле думалось: я, еще так недавно беспаспортный
бродяга, ночевавший зимой в ночлежках и летом под лодкой да в степных бурьянах, сотни раз бывший на границе той или другой погибели, и вдруг…
— Рождеством я заболел, — рассказывал Улан, — отправили меня с завода в больницу, а там конвойный солдат признал меня, и попал я в острог как
бродяга. Так до сего времени и провалялся в тюремной больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют… Простое дело — подлез под забор и драла… Пролежал в саду до потемок, да в Будилов, там за халат эту сменку добил. Потом на завод узнать о Репке —
сказали, что в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал… Я в больницу вчера.
Я пожал руку
бродяге, поклонился целовальнику и вышел из теплого кабака на крыльцо. Ветер бросил мне снегом в лицо. Мне мелькнуло, что я теперь совсем уж отморожу себе уши, и я вернулся в сени, схватил с пола чистый половичок, как башлыком укутал им голову и бодро выступил в путь. И
скажу теперь, не будь этого половика, я не писал бы этих строк.
— Посмотрим, —
сказал он с презрительною улыбкою, — посмотрим, удастся ли
бродяге переупрямить боярина Шалонского!
А кому нужен этот
бродяга по смерти? Кому нужно знать, как его зовут, если при жизни-то его, безродного, бесприютного, никто и за человека с его волчьим паспортом не считал… Никто и не вспомнит его! Разве, когда будут копать на его могиле новую могилу для какого-нибудь усмотренного полицией «неизвестно кому принадлежащего трупа», могильщик, закопавший не одну сотню этих безвестных трупов,
скажет...
Тетерев. Помню. Как я стал оправляться и попросил вас увеличить мне порцию, вы скорчили прескверную рожу и
сказали мне: «Будь доволен тем, что дают. Вашего брата, пьяниц и
бродяг, много»…
Бродяги допили штоф, подняли кверху дубинки и,
сказав еще что-то шепотом старухе, пропустили Антона вперед и начали выбираться из оврага.
Но
скажите ради бога, какая есть возможность в России сделаться
бродягой повелителю 3 т<ысяч> душ и племяннику 20 т<ысяч> московских тетушек.
— Ребята, —
сказал Гарвей, — не все сделано. Капитан не захотел умереть
бродягой — есть завещание. Оно лежало у него под замком в ящике, где сушился табак.
«Знаю, —
сказал Буран сумрачно, — сделают крышку, потому что стóю… Нечестно старому
бродяге помирать такою смертью. Ну, ин видно, идти мне доводится. Только вот ничего-то у меня не припасено».
Справедливый был
бродяга, нечего
сказать.
— Ну, вот-вот. Это самое… Это-то вот и есть, как
сказать… центр… именно: центр вопроса…
Скажите, пожалуйста:
бродяга, непомнящий, обыкновенный, извините, варнак… Откуда у него вдруг эти… эти…
— У меня к вам, господа, дело, так
сказать… партикулярное. Я буду с вами говорить прямо: вы знакомы с этим поселенцем из
бродяг, Степаном?
— Мерекаю самоучкой, —
сказал бродяга, приседая у чемодана и без спроса открывая крышку. Семенов смотрел на это, не говоря ни слова. Федор стал раскрывать одну книгу за другой, просматривая заглавия и иногда прочитывая кое-что из середины. При этом его высокий лоб собирался в морщины, а губы шевелились, несмотря на то, что он читал про себя. Видно было, что чтение стоило ему некоторого усилия.
Мальчика не пугала серая толпа, окружавшая его со всех сторон в этой камере, — он привык к этим лицам, привык к звону кандалов, и не одна жесткая рука каторжника или
бродяги гладила его белокурые волосы. Но, очевидно, в лице одиноко стоявшего перед отцом его человека, в его воспаленных глазах, устремленных с каким-то тяжелым недоумением на отца и на ребенка, было что-то особенное, потому что мальчик вдруг присмирел, прижался к отцу головой и тихо
сказал...
Бесприютный ничего не ответил, но это не остановило словоохотливого полковника. Повернувшись в свободной и непринужденной позе фамильярничающего начальника к стоящим за ним офицерам, он
сказал, указывая через плечо на
бродягу большим пальцем...
Но тотчас он понял, что
сказал ужасную глупость. Бесприютный окинул его быстрым взглядом, в котором он прочел удивление, а затем что-то вроде пренебрежения. И тотчас точно луч блеснул в уме молодого человека: он сообразил теперь, о какой ответственности говорил
бродяга, в чем этот человек сомневался, чего добивался от книги.
— Ну, ничего, —
сказал снисходительно
бродяга, — все-таки время провести. Конечно, и в книгах тоже… настоящего нету.
— Ты вот что, господин, —
сказал бродяга, — ты слушай меня, пока я говорю, а спрашивать будешь после…
— Бога-то? — усмехнулся
бродяга и тряхнул головой. — Давненько что-то я с ним, с богом-то, не считался… А надо бы! Может, еще за ним сколько-нибудь моего замоленного осталось… Вот что, господин, —
сказал он, переменив тон, — ничего этого нам не требуется. Что ты пристал? Говорю тебе: линия такая. Вот теперь я с тобой беседую как следует быть, аккуратно. А доведись, в тайге-матушке или хоть тот раз, в логу, — тут опять разговор был бы иного роду… Потому — линия другая… Эхма!
—
Скажите, отчего вы живете так скучно, так не колоритно? — спросил я у Белокурова, идя с ним домой. — Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издерган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в свое дело, я всегда беден, я
бродяга, но вы-то, вы, здоровый, нормальный человек, помещик, барин, — отчего вы живете так неинтересно, так мало берете от жизни? Отчего, например, вы до сих пор не влюбились в Лиду или Женю?
—
Бродяги, — спокойно
сказал Микеша, остановившись у моей лошади и с обычным своим внимательным любопытством присматриваясь к приемам
бродяг и к тому действию, какое они окажут на меня… Вид у
бродяг был действительно ужасный, лица бледные, в голосах, деланно-плаксивых и скулящих по-собачьи, слышалось что-то страшное, а в глазах, сквозь заискивающую и льстивую покорность, настораживалось вдруг что-то пристально высматривающее и хищное.
«А в том, — отвечал Франциск, — что вот когда мы придем к монастырю мокрые, грязные, холодные и голодные и постучим к привратнику и он спросит: кто вы? и мы
скажем, что мы братья его, и он на это
скажет нам: лжете, вы —
бродяги.
— Кому какая надобность мое имя знать? — вздыхает
бродяга, подпирая кулачком щеку. — И какая мне от этого польза? Ежели б мне дозволили идти, куда я хочу, а то ведь хуже теперешнего будет. Я, братцы православные, знаю закон. Теперя я
бродяга, не помнящий родства, и самое большее, ежели меня в Восточную Сибирь присудят и тридцать не то сорок плетей дадут, а ежели я им свое настоящее имя и звание
скажу, то опять они меня в каторжную работу пошлют. Я знаю!
Пусть тогда попробует граф заявить, что ему
сказал какой-то оборванец,
бродяга, что она, княжна, не княжна…
— Не тебе, кривому сычу, с подобными тебе
бродягами мочить разбойничьи мечи рыцарской кровью, —
сказал гордо всадник, поднимая наличник своего шлема, и луч луны, выглянувший из-за облака, отразился на его блестящих латах и мужественном лице.
— Берите… — хрипло
сказала она, толкнув сына к
бродягам.
Баранщиков, появившийся в конце восемнадцатого столетия, в литературный век Екатерины II, уже начинает прямо с генерал-губернаторов и доходит до митрополита, а свое «гражданское общество» и местное приходское духовенство он отстраняет и постыждает, и обо всем этом подает уже не писаную «скаску», которой «вся дорога от печи и до порога», а он выпускает печатную книгу и в ней шантажирует своих общественных нижегородских людей, которые, надокучив за него платить,
сказали ему: «много вас таких
бродяг!» Этот уже не боится, что его дьяк «пометит» к ответу за «сакрамент».