Неточные совпадения
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный
товар, все лавки полны им, а эти изделия не
берут». Так он сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
Он стал изредка
брать ее с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести
товар.
Они общежительны, охотно увлекаются новизной; и не преследуй у них шпионы, как контрабанду, каждое прошептанное с иностранцами слово, обмененный взгляд, наши суда сейчас же, без всяких трактатов, завалены бы были всевозможными
товарами, без помощи сиогуна, который все барыши
берет себе, нужды нет, что Япония, по словам властей, страна бедная и торговать будто бы ей нечем.
Чуть один зазевается, другой вонзает в него нож и
берет весь
товар себе.
Долго не подозревали, откуда они
берут военные припасы; да однажды, на пути от одного из портов, взорвало несколько ящиков с порохом, который везли вместе с прочими
товарами к кафрам — с английских же судов!
Они
берут известное число лошадей, смотря по количеству
товара, иногда до сорока, едут, каждый по своему радиусу, в некоторые сборные пункты, которые называются великолепным именем ярмарок.
И здесь, как там, вы не обязаны купленный
товар брать с собою: вам принесут его на дом.
— Эту лошадь — завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое
берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут
товар в Москву и половину лошадей распродадут…
Я тоже начал зарабатывать деньги: по праздникам, рано утром,
брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных
товаров копеек на тридцать, на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка
брала у меня деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня, опустив глаза...
«Пусть все
берут… все начисто!» — думал Гордей Евстратыч, продолжая наблюдать, как из батюшкиной лавки панский
товар уплывал широкой пестрой волной.
«Смесь» обличает таких, которые на один стол издерживали в год до 14 000 рублей. «Живописец» обличает модных дам, которые прогуливались по гостиному двору и обнаруживали «превеликое желание покупать, или, лучше сказать,
брать, всякие нужные и ненужные
товары» («Живописец», II, 133).
Он устроил в Нью-Лэнэрке род рынка, закупал всевозможные
товары, необходимые для рабочих, и продавал их, опять наблюдая то же условие: не
брать себе ни копейки барыша с продаваемых вещей.
Издавна
Нам другом был почтенный город Любек.
Благодарю Ганзу за поздравленье
И за дары. Имперских городов
Избавить мы от пошлины не можем,
Зане у нас купцы иных земель
Ее несут. Но, в уваженье древней
С любчанами приязни, мы велим
С них пошлин
брать отныне половину,
Товары ж их избавим от осмотра,
С тем чтоб они, по совести, их сами
Нам объявляли.
Болботун. Из хозяйского! Це наикраще. Хозяйский
товар — хороший
товар. Хлопцы,
берите по паре хозяйского
товару.
Мы положили третью деньгу
братьОт денег, и с
товару тоже.
Андрей. Это от непривычки обращаться с этим
товаром; а мы так их пошвыриваем довольно равнодушно. (
Берет руку Елены и вкладывает билеты). Чего их бояться-с? Положите их; они будут лежать смирно, ни шуметь, ни бунтоваться не будут, а в случае надобности сослужат вам службу, какую прикажете… Не лишнее-с…
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль
товару не
брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не
берешь, значит, ты безмозглая голова.
Бери, да коль статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
— Ах, отче, отче, — покачивая головой, сказал отцу Михаилу паломник. — Люди говорят — человек ты умный, на свете живешь довольно, а того не разумеешь, что на твоем
товаре торговаться тебе не приходится. Ну, не возьму я твоих картинок, кому сбудешь?.. Не на базар везти!..
Бери да не хнычь… По рублику пристегну беззубому на орехи… Неси скорее.
— Матерям по ихнему делу иначе нельзя, — отозвался Самоквасов. — Ведь это ихний хлеб. Как же не зазывать покупателей?.. Все едино, что у нас в гостином дворе: «Что́ изволите покупать? Пожалуйте-с! У тех не
берите, у тех
товар гнилой, подмоченный, жизни рады не будете!.. У нас тафты, атласы, сукно, канифасы, из панталон чего не прикажете ли?»
— Чужой
товар облыжно за свой выдавать!.. Обманом денежки вытягивать из нас!.. Вот твой приказ! — смеются только над ним. —
Бери его, а деньги назад подавай, не то в полицию.
— Дураком родился, дураком и помрешь, — грозно вскрикнул Марко Данилыч и плюнул чуть не в самого Белянкина. — Что ж, с каждым из вас к маклеру мне ездить?.. Вашего брата цела орава — одним днем со всеми не управишься… Ведь вот какие в вас душонки-то сидят. Им делаешь добро, рубль на рубль представляешь, а они: «Векселек!..» Честно, по-твоему, благородно?.. Давай бумаги да чернил, расписку напишу, а ты по ней хоть сейчас
товаром получай. Яви приказчику на караване и
бери с Богом свою долю.
— Пожалуйста, будьте покойны: будемте говорить о цене, а
товар я вам сдам честно. Десять тысяч рублей за мужа, молодого, благовоспитанного, честного, глупого, либерального и такого покладистого, что из него хоть веревки вей, это, по чести сказать, не дорого.
Берете вы или нет? Дешевле я не уступлю, а вы другого такого не найдете.
— Господа честные, покупатели дорогие! К нам в лавку покорно просим, у нас всякого
товару припасено вдоволь, есть атласы, канифасы, всякие дамские припасы, чулки, платки, батисты!.. Продаем без обмеру, без обвесу, безо всякого обману. Сдачи не даем и сами мелких денег не
берем. Отпускаем
товар за свою цену за наличные деньги, у кого денег нет, тому и в долг можем поверить: заплатишь — спасибо, не заплатишь — бог с тобой.
Продавцы их, тоже иноземцы, пользуясь пристрастием нашим ко всему заграничному и, может быть, справедливым недоверием к отечественным изделиям,
берут с нас за свои
товары по 50 процентов на сто.
— Особенно оставались довольны солдатики, получившие ящики с сапожным
товаром и инструментами, обрадовались очень книгам и кисетам с табаком. Некоторые кисеты были сшиты из бархата и шёлковой материи. Солдаты обыкновенно
брали эти кисеты и говорили: «Так что, ваше благородие, дозвольте фельдфебелю отдать… Оченно нарядный». Я конечно дозволял, а затем уже сам обыкновенно выбирал самый красивый кисет и говорил: «Отдайте этот фельдфебелю»…
Все в ней возбуждало умиление народа, даже гостинодворцы не
брали с нее денег за
товары.
Мука была дурная, дурное было и масло и молоко, но так как на рынках в городах не было других, кроме подмешанных
товаров, то городские потребители продолжали
брать эти
товары и в дурном вкусе их и в своем нездоровье обвиняли себя и дурное приготовление пищи, а купцы продолжали всё в большем и большем количестве подмешивать посторонние дешевые вещества к съестным припасам.
Сама цесаревна превратилась из шаловливой красавицы, какой она была в ранней молодости, в грустную, но ласковую женщину, величественного вида. Она жила с чарующею простотой и доступностью, каталась по городу, то верхом, то в открытых санях, и посещала святыни. Все в ней возбуждало умиление народа: даже гостиннодворцы не
брали с нее денег за
товары. Но чаще всего видели ее в домике у казарм, где она крестила детей у рядовых и ублажала родителей крестников, входя даже в долги. Гвардейцы звали ее «матушкой».