Неточные совпадения
— А вот делаешь! Что прикажете? Привычка, и знаешь, что так надо.
Больше вам скажу, — облокачиваясь об окно и разговорившись, продолжал помещик, — сын не имеет никакой охоты к хозяйству. Очевидно,
ученый будет. Так что некому будет продолжать. А всё делаешь. Вот нынче сад насадил.
Андрей Иванович подумал, что это должен быть какой-нибудь любознательный ученый-профессор, который ездит по России затем, чтобы собирать какие-нибудь растения или даже предметы ископаемые. Он изъявил ему всякую готовность споспешествовать; предложил своих мастеров, колесников и кузнецов для поправки брички; просил расположиться у него как в собственном доме; усадил обходительного гостя в
большие вольтеровские <кресла> и приготовился слушать его рассказ, без сомнения, об
ученых предметах и естественных.
Herr Frost был немец, но немец совершенно не того покроя, как наш добрый Карл Иваныч: во-первых, он правильно говорил по-русски, с дурным выговором — по-французски и пользовался вообще, в особенности между дамами, репутацией очень
ученого человека; во-вторых, он носил рыжие усы,
большую рубиновую булавку в черном атласном шарфе, концы которого были просунуты под помочи, и светло-голубые панталоны с отливом и со штрипками; в-третьих, он был молод, имел красивую, самодовольную наружность и необыкновенно видные, мускулистые ноги.
Всякие это люди; не сообразишь, какие люди; и
большие и малые, и глупые и
ученые, и даже из самого простого звания бывают, и все суета.
Бен высокого роста, сложен плотно и сильно; ходит много, шагает крупно и твердо, как слон, в гору ли, под гору ли — все равно. Ест много, как рабочий, пьет еще
больше; с лица красноват и лыс. Он от
ученых разговоров легко переходит к шутке, поет так, что мы хором не могли перекричать его.
— Как раз все три типа сенаторов, — сказал он. — Вольф — это петербургский чиновник, Сковородников — это
ученый юрист и Бе — это практический юрист, а потому более всех живой, — сказал адвокат. — На него
больше всего надежды. Ну, а что же в комиссии прошений?
Зося, конечно, давно уже заметила благородные усилия Половодова, и это еще
больше ее заставляло отдавать предпочтение Лоскутову, который ничего не подозревал. Последнее, однако, не мешало ему на всех пунктах разбивать Половодова каждый раз, когда тот делал против него
ученую вылазку. Даже софизмы и самые пикантные bons mots [остроты (фр).] не помогали, а Зося заливалась самым веселым смехом, когда Половодов наконец принужденно смолкал.
— Я-то изыду! — проговорил отец Ферапонт, как бы несколько и смутившись, но не покидая озлобления своего, —
ученые вы! От
большого разума вознеслись над моим ничтожеством. Притек я сюда малограмотен, а здесь, что и знал, забыл, сам Господь Бог от премудрости вашей меня, маленького, защитил…
— А вот сейчас увидим, Марья Алексевна, из самой книги. — Михаил Иваныч перевернул несколько листов. — Тут все о сериях
больше говорится, Марья Алексевна, —
ученая книга.
Но ведь таких работ у каждого мало,
большая часть и
ученой работы — чисто механическая; поэтому три четверти времени он видит подле себя жену, и порою они приласкают друг друга.
А помехи все накоплялись: и
ученые занятия все неотступнее отнимали у Кирсанова вечер за вечером — провалились бы они, по его мнению (изредка выражаемому вскользь), эти
ученые занятия, — и знакомые тоже навязывались на него все
больше и как только они навязываются (это выражается тоже изредка тоже изредка, вскользь) — удивительно, как они навязываются!
Я, стало быть, вовсе не обвиняю ни монастырку, ни кузину за их взаимную нелюбовь, но понимаю, как молодая девушка, не привыкнувшая к дисциплине, рвалась куда бы то ни было на волю из родительского дома. Отец, начинавший стариться,
больше и
больше покорялся
ученой супруге своей; улан, брат ее, шалил хуже и хуже, словом, дома было тяжело, и она наконец склонила мачеху отпустить ее на несколько месяцев, а может, и на год, к нам.
Станкевич, тоже один из праздных людей, ничего не совершивших, был первый последователь Гегеля в кругу московской молодежи. Оч изучил немецкую философию глубоко и эстетически; одаренный необыкновенными способностями, он увлек
большой круг друзей в свое любимое занятие. Круг этот чрезвычайно замечателен, из него вышла целая фаланга
ученых, литераторов и профессоров, в числе которых были Белинский, Бакунин, Грановский.
Между тем заложили
большую печальную и угловатую лошадь в крошечные санки. Я сел с почтальоном в военной шинели и ботфортах, почтальон классически хлопнул классическим бичом — как вдруг
ученый сержант выбежал в сени в одних панталонах и закричал...
Огарева кружок состоял из прежних университетских товарищей, молодых
ученых, художников и литераторов; их связывала общая религия, общий язык и еще
больше — общая ненависть.
И вот в связи с этим мне вспоминается очень определенное и яркое настроение. Я стою на дворе без дела и без цели. В руках у меня ничего нет. Я без шапки. Стоять на солнце несколько неприятно… Но я совершенно поглощен мыслью. Я думаю, что когда стану
большим, сделаюсь
ученым или доктором, побываю в столицах, то все же никогда, никогда не перестану верить в то, во что так хорошо верит мой отец, моя мать и я сам.
— Стало быть, заранее боитесь, что будете
большие жесты делать. Я бьюсь об заклад, что вы о какой-нибудь «теме» заговорите, о чем-нибудь серьезном,
ученом, возвышенном? Как это будет… прилично!
У маркизы хранилось шесть
больших стихотворений: на смерть Пушкина, который во время ее детства посадил ее однажды к себе на колени; на смерть Лермонтова, который однажды, во время ее детства, подарил ей бонбоньерку; на смерть двух-трех московских
ученых, которых она знала и считала своими друзьями, и на смерть Шарлотты Кордай, Марии-Антуанетты и madame Ролан, которых она хотя лично не знала, но тоже считала своими друзьями.
В гостиной Вихровы застали довольно
большое общество: самую хозяйку, хоть и очень постаревшую, но по-прежнему с претензиями одетую и в тех же буклях 30-х годов, сына ее в расстегнутом вицмундире и в эполетах и монаха в клобуке, с пресыщенным несколько лицом, в шелковой гроденаплевой [Гроденапль — плотная ткань, род тафты, от франц. gros de Naples.] рясе, с красивыми четками в руках и в чищенных сапогах, — это был настоятель ближайшего монастыря, отец Иоаким, человек
ученый, магистр богословия.
Будучи от природы весьма неглупая девушка и вышедши из пансиона, где тоже
больше учили ее мило держать себя, она начала читать все повести, все стихи, все критики и все
ученые даже статьи.
Чтобы объяснить эти слова Клеопатры Петровны, я должен сказать, что она имела довольно странный взгляд на писателей; ей как-то казалось, что они непременно должны были быть или люди знатные, в
больших чинах, близко стоящие к государю, или, по крайней мере, очень
ученые, а тут Вихров, очень милый и дорогой для нее человек, но все-таки весьма обыкновенный, хочет сделаться писателем и пишет; это ей решительно казалось заблуждением с его стороны, которое только может сделать его смешным, а она не хотела видеть его нигде и ни в чем смешным, а потому, по поводу этому, предполагала даже поговорить с ним серьезно.
Первые два блюда прошли почти незаметно, но когда подали уху из живых харюзов [Кто-то и почему-то окрестил эту рыбу
ученым именем — хариус; на Урале ее называют просто — харюз, и последнее название, по нашему мнению,
больше отвечает складу русской речи.
Но, как на грех, в это время ему подвернулась одна девушка из хорошего семейства, которая отнеслась с
большим сочувствием к его
ученому горю.
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой
ученый, такой хороший человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже
больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего сына — спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
Главное зло состояло в том убеждении, что comme il faut есть самостоятельное положение в обществе, что человеку не нужно стараться быть ни чиновником, ни каретником, ни солдатом, ни
ученым, когда он comme il faut; что, достигнув этого положения, он уж исполняет свое назначение и даже становится выше
большей части людей.
Мне же очень приятно было жертвовать своим чувством, может быть оттого, что не стоило
большого труда, так как я с этой барышней только раз вычурно поговорил о достоинстве
ученой музыки, и любовь моя, как я ни старался поддерживать ее, прошла на следующей неделе.
Молодому
ученому, подававшему
большие надежды, пришлось искать заработка, и он перешел в журналистику, сделавшись постоянным сотрудником «Московского телеграфа». Н.П. Ланин предложил ему организовать редакцию и быть фактическим редактором «Русского курьера», газеты без предварительной цензуры.
— Иначе и нельзя, а то она отсыреет и тон потеряет… Это самый, я думаю, деликатный инструмент, — отвечала простодушно Марья Федоровна, вовсе не подозревавшая яду в словах своей собеседницы, которая, впрочем, не стала с нею
больше говорить и все свое внимание отнесла к спору, все еще продолжавшемуся между молодым
ученым и Егором Егорычем, ради чего они уселись уже вдали в уголке.
— А он все Шамиля хвалит, — сказал Хан-Магома, подавая руку Лорису. — Говорит, Шамиль —
большой человек. И
ученый, и святой, и джигит.
Широко развившиеся средства общения и передачи мыслей сделали то, что для образования обществ, собраний, корпораций, конгрессов,
ученых, экономических, политических учреждений люди нашего времени не только вполне могут обходиться без правительств, но что правительства в
большей части случаев скорее мешают, чем содействуют достижению этих целей.
Люди, владеющие
большим количеством земель и капиталов или получающие
большие жалованья, собранные с нуждающегося в самом необходимом рабочего народа, равно и те, которые, как купцы, доктора, художники, приказчики,
ученые, кучера, повара, писатели, лакеи, адвокаты, кормятся около этих богатых людей, любят верить в то, что те преимущества, которыми они пользуются, происходят не вследствие насилия, а вследствие совершенно свободного и правильного обмена услуг, и что преимущества эти не только не происходят от совершаемых над людьми побоев и убийств, как те, которые происходили в Орле и во многих местах в России нынешним летом и происходят постоянно по всей Европе и Америке, но не имеют даже с этими насилиями никакой связи.
— Гостей-с Егор Ильич наприглашали-с, ученых-с; по
большим дорогам ездят, их собирают-с, — с наслаждением пропищала девица.
Но чем ближе подходило время моего отъезда, тем
больший ужас одиночества и
большая тоска овладевали мною. Решение жениться с каждым днем крепло в моей душе, и под конец я уже перестал видеть в нем дерзкий вызов обществу. «Женятся же хорошие и
ученые люди на швейках, на горничных, — утешал я себя, — и живут прекрасно и до конца дней своих благословляют судьбу, толкнувшую их на это решение. Не буду же я несчастнее других, в самом деле?»
Она не уставала меня расспрашивать подробно обо всем, что занимало и волновало ее первобытное, яркое воображение: о странах и народах, об явлениях природы, об устройстве земли и вселенной, об
ученых людях, о
больших городах…
Он пробовал
больше заниматься, но ему наука не шла в голову, книга не читалась, или пока глаза его читали, воображение вызывало светлые воспоминания былого, и часто слезы лились градом на листы какого-нибудь
ученого трактата.
Изо всех собравшихся на станции только один этот человек, с чахоточной фигурой и лицом старой обезьяны, сохранял свою обычную невозмутимость. Он приехал позднее всех и теперь медленно ходил взад и вперед по платформе, засунув руки по локоть в карманы широких, обвисших брюк и пожевывая свою вечную сигару. Его светлые глаза, за которыми чувствовался
большой ум
ученого и сильная воля авантюриста, как и всегда, неподвижно и равнодушно глядели из-под опухших, усталых век.
Я рад, что могу дать ей приют и покой и возможность не работать в случае, если она заболеет, ей же кажется, что оттого, что она сошлась со мной, в моей жизни будет
больше порядка и что под ее влиянием я сделаюсь великим
ученым.
По ее милости он стал и одеваться опрятно, и держаться прилично, и браниться бросил; стал уважать
ученых и ученость, хотя, конечно, ни одной книги в руки не брал, и всячески старался не уронить себя: даже ходить стал тише и говорил расслабленным голосом, все
больше о предметах возвышенных, что ему стоило трудов немалых.
Дулебов. Ах да… я смешал… Полевого… Николай Полевой. Он из мещан… По-французски выучился самоучкой,
ученые книги писал, всё с французского брал… Только он тогда заспорил с кем-то… с
учеными или с профессорами… Ну, где же, возможно ли, да и прилично ли! Ну, ему и не велели
ученых книг писать, приказали водевили сочинять. После сам был благодарен,
большие деньги получал. «Мне бы, говорит, и не догадаться». Что вы так печальны?
Шкапы с книгами, ландкарты, глобусы, бюсты древних мудрецов,
большой письменный стол, заваленный бумагами — все доказывало, что я нахожусь в кабинете
ученого человека.
Милый дед, как странно меняется, как обманывает жизнь! Сегодня от скуки, от нечего делать, я взял в руки вот эту книгу — старые университетские лекции, и мне стало смешно… Боже мой, я секретарь земской управы, той управы, где председательствует Протопопов, я секретарь, и самое
большее, на что я могу надеяться, — это быть членом земской управы! Мне быть членом здешней земской управы, мне, которому снится каждую ночь, что я профессор Московского университета, знаменитый
ученый, которым гордится русская земля!
Правда, Николай знает
больше сотни латинских названий, умеет собрать скелет, иногда приготовить препарат, рассмешить студентов какой-нибудь длинной
ученой цитатой, но, например, незамысловатая теория кровообращения для него и теперь так же темна, как двадцать лет назад.
Никакое искусство и никакая наука в отдельности не в состоянии действовать так сильно и так верно на человеческую душу, как сцена, и недаром поэтому актер средней величины пользуется в государстве гораздо
большею популярностью, чем самый лучший
ученый или художник.
Известное дело, что охотники-простолюдины — все без исключения суеверны, суеверны гораздо более, чем весь остальной народ, и, мне кажется, нетрудно найти тому объяснение и причину: постоянное, по
большей части уединенное, присутствие при всех явлениях, совершающихся в природе, таинственных, часто необъяснимых и для людей образованных и даже
ученых, непременно должно располагать душу охотника к вере в чудесное и сверхъестественное.
Всем садом заведовал
ученый садовник пан Кульчицкий, гордившийся преимущественно тем, что перед примыкающею к гостиной теплицей, служившею зимним садом, он содержал
большой цветочный круг, на котором цветы были разбиты на 24 группы, из которых на каждой они распускались последовательно в каждый час дня и ночи.
— Ну,
ученый! — сказал Житков Федорову, — разговаривай
больше! Там тебе такую траекторию покажут! Оно конечно, — прибавил он, подумав, — что лучше уж впереди…
Стихи Озерова, после Сумарокова и Княжнина, так обрадовали публику, что она, восхитившись сначала, продолжала семь лет безотчетно ими восхищаться, с благодарностью вспоминая первое впечатление, — и вдруг, публично с кафедры
ученый педант — чем был в глазах публики всякий профессор — смеет называть стихи по
большей части дрянными, а всю трагедию — нелепостью…
Ученые смотрят в микроскоп, и потому не могут видеть ничего
большого; для того, чтоб быть ими замеченным, надобно быть незаметным глазу человеческому; для них существует не кристальный ручей, а капля, наполненная гомеопатическими гадами.
Но люди смотрят доселе на науку с недоверием, и недоверие это прекрасно; верное, но темное чувство убеждает их, что в ней должно быть разрешение величайших вопросов, а между тем перед их глазами
ученые, по
большей части, занимаются мелочами, пустыми диспутами, вопросами, лишенными жизни, и отворачиваются от общечеловеческих интересов; предчувствуют, что наука — общее достояние всех, и между тем видят, что к ней приступа нет, что она говорит странным и трудно понятным языком.
Французские
ученые сделались
больше наблюдатели и материалисты, германские
больше схоласты и формалисты; одни
больше занимаются естествоведением, прикладными частями, и притом они славные математики; вторые занимаются филологией, всеми неприлагаемыми отраслями науки, и притом они тонкие теологи.