Неточные совпадения
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние
ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы
белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.
Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв
белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени;
ресницы спали на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку.
Сколько можно было разглядеть сквозь мигавшие
ресницы, человек этот был уже немолодой, плотный и с густою, светлою, почти
белою бородой…
Оно было бы даже и добродушное, если бы не мешало выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском, прикрытых почти
белыми, моргающими, точно подмигивая кому,
ресницами.
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно.
Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные
ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Голова женщины была повязана арестантской косынкой, лицо было серо-белое, без бровей и
ресниц, но с красными глазами.
Такой же
белый, немного выпуклый лоб, те же брови, тот же разрез глаз и такие же темные длинные
ресницы…
Одет он был в куртку и штаны из выделанной изюбровой кожи и сохатиные унты, на голове имел
белый капюшон и маленькую шапочку с собольим хвостиком. Волосы на голове у него заиндевели, спина тоже покрылась
белым налетом. Я стал усиленно трясти его за плечо. Он поднялся и стал руками снимать с
ресниц иней. Из того, что он не дрожал и не подергивал плечами, было ясно, что он не озяб.
Огромный Шарап, взмахивая густою гривой, цапал ее
белыми зубами за плечо, срывал шелковую головку с волос, заглядывал в лицо ей веселым глазом и, встряхивая иней с
ресниц, тихонько ржал.
Ружье мое соскользнуло на траву, я все забыл, я пожирал взором этот стройный стан, и шейку, и красивые руки, и слегка растрепанные белокурые волосы под
белым платочком, и этот полузакрытый, умный глаз, и эти
ресницы, и нежную щеку под ними…
Это была замечательно красивая женщина, прозрачно-смуглая (так что
белое платье, в сущности, не шло к ней), высокая, с большими темными глазами, опушенными густыми и длинными
ресницами, с алым румянцем на щеках и с алыми же и сочными губами, над которыми трепетал темноватый пушок.
Две крупные слезы скатились с длинных
ресниц Анны и упали на
белый передник, который она все переминала в руках. Матвею стало очень жаль девушку, и он сказал...
Против него стоял веселый Хан-Магома и, скаля
белые зубы и блестя черными, без
ресниц, глазами, повторял все одно и то же.
Она нетерпеливо распечатала письмо и, держа его в обеих руках и показывая мне свои кольца с брильянтами, стала читать. Я разглядел
белое лицо с мягкими линиями, выдающийся вперед подбородок, длинные темные
ресницы. На вид я мог дать этой даме не больше двадцати пяти лет.
Юрий не слыхал, не слушал; он держал
белую руку Ольги в руках своих, поцелуями осушал слезы, висящие на ее
ресницах… но напрасно он старался ее успокоить, обнадежить: она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла, неподвижно прислонившись к стене, она старалась вдохнуть в себя ее холодную влажность; отчего это с нею сделалось?.. как объяснить сердце молодой девушки: миллион чувствований теснится, кипит в ее душе; и нередко лицо и глаза отражают их, как зеркало отражает буквы письма — наоборот!..
Как пери спящая мила,
Она в гробу своем лежала,
Белей и чище покрывала
Был томный цвет ее чела.
Навек опущены
ресницы…
Но кто б, о небо! не сказал,
Что взор под ними лишь дремал
И, чудный, только ожидал
Иль поцелуя иль денницы?
Но бесполезно луч дневной
Скользил по ним струей златой,
Напрасно их в немой печали
Уста родные целовали…
Нет! смерти вечную печать
Ничто не в силах уж сорвать!
Вот шагает во главе своих учениц Вера Попова с каменным лицом; снежинки искрятся на её седых волосах;
белые, в инее,
ресницы её дрогнули, когда она кивнула пышноволосой, ничем не покрытой головой. Артамонов пожалел её...
У ворот обители — чуда ждут: в небольшой тележке молодая девица лежит неподвижно; лицо её застыло, как
белый воск, серые глаза полуоткрыты, и вся жизнь её — в тихом трепете длинных
ресниц.
— Кэт… как я счастлив… Как я люблю вас. Кэт… Я обожаю вас… Мы остановились. Руки Кэт обвились вокруг моей шеи. Мои губы увлажнил и обжег поцелуй, такой долгий, такой страстный, что кровь бросилась мне в голову, и я зашатался… Луна нежно светила прямо в лицо Кэт, в это бледное, почти
белое лицо. Ее глаза увеличились, стали громадными и в то же время такими темными и такими глубокими под длинными
ресницами, как таинственные пропасти. А ее влажные губы звали все к новым, неутоляющим, мучительным поцелуям.
Он стал на ноги и посмотрел ей в очи: рассвет загорался, и блестели золотые главы вдали киевских церквей. Перед ним лежала красавица, с растрепанною роскошною косою, с длинными, как стрелы,
ресницами. Бесчувственно отбросила она на обе стороны
белые нагие руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез.
Прямо на нас по аллее шла Татьяна Ивановна, жена Федора Петровича, нашего управляющего. Она несла
белую накрахмаленную юбку и длинную гладильную доску. Проходя мимо нас, она робко, сквозь
ресницы взглянула на гостя и зарделась.
Заяц опять остановился подле дороги. Мужики шли подле саней с поднятыми воротниками кафтанов. Лица их были чуть видны. Бороды, усы,
ресницы их были
белые. Изо ртов и носов их шел пар. Лошади их были потные, и к поту пристал иней. Лошади толкались в хомутах, пыряли, выныривали в ухабах. Мужики догоняли, обгоняли, били кнутами лошадей. Два старика шли рядом, и один рассказывал другому, как у него украли лошадь.
Яркий свет костра снова освещал пещеру. У самого огня лежал юный путник, спасенный Керимом. Юноша все еще не пришел в чувство. Высокая
белая папаха с атласным малиновым верхом была низко надвинута на лоб… Тонкий прямой нос с горбинкой, полураскрытый алый рот с жемчужной подковкой зубов. Длинные
ресницы, черные, сросшиеся на переносице брови подчеркивали белизну кожи. Лицо казалось воплощением строгой юношеской красоты.
Лицо у него было не черноватое, сухое и прямоносое, как я ожидал, судя по его волосам и сложению. Это была круглая, веселая, совершенно курносая рожа, с большим ртом и светло, ярко-голубыми круглыми глазами. Щеки и шея его были красны, как натертые суконкой; брови, длинные
ресницы и пушок, ровно покрывающий низ его лица, были залеплены снегом и совершенно
белы. До станции оставалось всего полверсты, и мы остановились.
В самом деле, его высокий рост, крупная, но стройная и представительная фигура, прекрасные светло-русые, слегка вьющиеся волосы, открытое высокое чело, полное яблоко голубых, завешенных густыми
ресницами глаз и удивительнейшей, античной формы большая
белая рука, при мягкости и в то же время развязности манер, быстро им усвоенных под руководством изящной и любившей изящество тещи Сержа, обратили его в какого-то Ганимеда, затмевавшего своей весенней красотой все, что могло сколько-нибудь спорить о красоте.
Это была именно та красота, созерцание которой, бог весть откуда, вселяет в вас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд, n котором природа не ошиблась ни на одну малейшую черту; вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должен быть именно такой нос, как у Маши, прямой и с небольшой горбинкой, такие большие темные глаза, такие же длинные
ресницы, такой же томный взгляд, что ее черные кудрявые волосы и брови так же идут к нежному
белому цвету лба и щек, как зеленый камыш к тихой речке;
белая шея Маши и ее молодая грудь слабо развиты, но чтобы суметь изваять их, вам кажется, нужно обладать громадным творческим талантом.
Из него приподнялась женщина, одетая в одну
белую рубашку с высоким воротом и длинными рукавами. Черные как смоль волосы, заплетенные в густую косу, спускались через левое плечо на высокую грудь, колыхавшуюся под холстиной, казалось, от прерывистого дыхания. Лицо ее, с правильными, красивыми чертами, было снежной белизны, и на нем рельефно выдавались черные дугой брови, длинные
ресницы, раздувающиеся ноздри и губы, — красные, кровавые губы. Глаза были закрыты.
Сидевший был брюнет: волнистые волосы густою шапкой покрывали его красиво и правильно сложенную голову и оттеняли большой
белый лоб, темные глаза, цвета, неподдающегося точному определению, или, лучше сказать, меняющие свой цвет по состоянию души их обладателя, смело и прямо глядели из-под как бы нарисованных густых бровей и их почти надменный блеск отчасти смягчался длинными
ресницами; правильный орлиный нос с узкими, но по временам раздувающимися ноздрями, и алые губы с резко заканчивающимися линиями рта придавали лицу этого юноши какое-то властное, далеко не юношеское выражение.
— Посмотри, у него и усы и
ресницы, всё
белое, — сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
Щеки ее слегка порозовели. Он глядел на нее вбок. Голова ее, с густыми, волнистыми волосами и
белым значительным лбом, немного откинулась назад.
Ресницы она опустила.
У него действительно были прекрасные
белые зубы, пушистые усы и нежные глаза с большими девичьими
ресницами.