Неточные совпадения
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала
картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
Спивак в
белом капоте, с ребенком на руках, была похожа на Мадонну с
картины сентиментального художника Боденгаузена, репродукции с этой модной
картины торчали в окнах всех писчебумажных магазинов города. Круглое лицо ее грустно, она озабоченно покусывала губы.
Он переживал волнение, новое для него. За окном бесшумно кипела густая,
белая муть, в мягком, бесцветном сумраке комнаты все вещи как будто задумались, поблекли; Варавка любил
картины, фарфор, после ухода отца все в доме неузнаваемо изменилось, стало уютнее, красивее, теплей. Стройная женщина с суховатым, гордым лицом явилась пред юношей неиспытанно близкой. Она говорила с ним, как с равным, подкупающе дружески, а голос ее звучал необычно мягко и внятно.
Ночами перед Самгиным развертывалась
картина зимней, пуховой земли, сплошь раскрашенной по
белому огромными кострами пожаров; огненные вихри вырывались точно из глубины земной, и всюду, по ослепительно
белым полям, от вулкана к вулкану двигались, яростно шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
Белые двери привели в небольшую комнату с окнами на улицу и в сад. Здесь жила женщина. В углу, в цветах, помещалось на мольберте большое зеркало без рамы, — его сверху обнимал коричневыми лапами деревянный дракон. У стола — три глубоких кресла, за дверью — широкая тахта со множеством разноцветных подушек, над нею, на стене, — дорогой шелковый ковер, дальше — шкаф, тесно набитый книгами, рядом с ним — хорошая копия с
картины Нестерова «У колдуна».
— И здесь искра есть! — сказал Кирилов, указывая на глаза, на губы, на высокий
белый лоб. — Это превосходно, это… Я не знаю подлинника, а вижу, что здесь есть правда. Это стоит высокой
картины и высокого сюжета. А вы дали эти глаза, эту страсть, теплоту какой-нибудь вертушке, кукле, кокетке!
Борис уже не смотрел перед собой, а чутко замечал, как
картина эта повторяется у него в голове; как там расположились горы, попала ли туда вон избушка, из которой валил дым; поверял и видел, что и мели там, и паруса
белеют.
Вдобавок к этому, еще все стены и столбы арок были заставлены тяжелыми и мрачными иконостасами с позолотой, тогда как стиль требует
белых, чистых пространств с редким и строго обдуманным размещением
картин высокого достоинства.
Обсушившись на постоялом дворе, содержавшемся пожилой толстой, с необычайной толщины
белой шеей женщиной, вдовой, Нехлюдов в чистой горнице, украшенной большим количеством икон и
картин, напился чаю и поспешил на этапный двор к офицеру просить разрешения свидания.
При ярком солнечном освещении
белая пена с зеленовато-синим цветом воды и с красно-бурыми скалами, по которым разрослись пестрые лишайники и светло-зеленые мхи, создавала
картину чрезвычайно эффектную.
Приедет в мундире, в
белых перчатках —
картина! — как тут отказать!
Вдруг фантастическая
картина: мне навстречу по рельсам, подпираясь шестом, катит на небольшой платформе каторжный в
белом.
Было бы странно подойти или подъехать к камышистому пруду и не увидеть на нем порывисто двигающихся в разных направлениях черных кочек с
белыми костяными бляхами, чем кажутся издали лысены, и не услышать их тихого, грустно хныкающего голоса:
картина была бы неполна.
Картина переменилась: уже на черной скатерти полей кое-где виднеются
белые пятна и полосы снежных сувоев да лежит гребнем, с темною навозною верхушкой, крепко уезженная зимняя дорога.
Дул седовласый Борей, и
картина вступала в свою последнюю смену: пойма блестела
белым снегом, деревня резко обозначалась у подгорья, овраг постепенно исчезал под нивелирующею рукою пушистой зимы, и просвирнины гуси с глупою важностью делали свой променад через окаменевшую реку.
Дядя на прощанье нарисовал мне бесподобную
картину на стекле: она представляла болото, молодого охотника с ружьем и легавую собаку,
белую с кофейными пятнами и коротко отрубленным хвостом, которая нашла какуюто дичь, вытянулась над ней и подняла одну ногу.
Никогда потом в своей жизни не мог припомнить Александров момента вступления в училище. Все впечатления этого дня походили у него в памяти на впечатления человека, проснувшегося после сильнейшего опьянения: какие-то смутные
картины, пустячные мелочи и между ними черные провалы. Так и не мог он восстановить в памяти, где выпускных кадет переодевали в юнкерское
белье, одежду и обувь, где их ставили под ранжир и распределяли по ротам.
Комната была просторная. В ней было несколько кроватей, очень широких, с
белыми подушками. В одном только месте стоял небольшой столик у кровати, и в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая
картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие
картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Эту живую
картину я потом реализовал в своих мистификациях Пепке, а по утрам нарочно проходил мимо дачи с качелями, чтобы хотя издали полюбоваться чудной девушкой в
белом платье.
На полянке, с которой был виден другой конец пруда, стоял мольберт, за ним сидел в
белом пиджаке высокий, величественный старец, с седой бородой, и писал
картину. Я видел только часть его профиля.
Пестрые лохмотья, развешанные по кустам,
белые рубашки, сушившиеся на веревочке, верши, разбросанные в беспорядке, саки, прислоненные к углу, и между ними новенький сосновый, лоснящийся как золото, багор, две-три ступеньки, вырытые в земле для удобного схода на озеро, темный, засмоленный челнок, качавшийся в синей тени раскидистых ветел, висевших над водою, — все это представляло в общем обыкновенно живописную, миловидную
картину, которых так много на Руси, но которыми наши пейзажисты, вероятно, от избытка пылкой фантазии и чересчур сильного поэтического чувства, стремящегося изображать румяные горы, кипарисы, похожие на ворохи салата, и восточные гробницы, похожие на куски мыла, — никак не хотят пользоваться.
Внезапно
картина переменялась: огромное пространство реки покрывалось миллионами
белых, сверкающих обломков; как несметные стада испуганных баранов, они летели врассыпную, забиваясь иной раз, словно в замешательстве, в кусты высокого ивняка, верхушки которых, отягченные илом, трепетно пригибались к мутным, шумно-говорливым струям.
Главное же наслаждение доставляла ему усиленная деятельность воображения, бессвязно и отрывисто, но с поразительною ясностью представлявшего ему в это время самые разнообразные, перемешанные и нелепые образы и
картины из прошедшего и будущего То представляется ему пухлая фигура Давыдки-Белого, испуганно-мигающего
белыми ресницами при виде черного, жилистого кулака своей матери, его круглая спина и огромные руки, покрытые
белыми волосами, одним терпением и преданностью судьбе отвечающие на истязания и лишения.
Картина восхитительная: ночь, тишина, вдали огоньки бивачных костров, а на вершине кургана, перед упавшими ниц героями,
белая фигура с воздетыми к небу руками произносит страшные заклинания.
Вошли в какой-то двор, долго шагали в глубину его, спотыкаясь о доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за стены и думал, что этой лестнице нет конца. Когда он очутился в квартире шпиона и при свете зажжённой лампы осмотрел её, его удивила масса пёстрых
картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все стены, и Мельников сразу стал чужим в этой маленькой, уютной комнате, с широкой постелью в углу за
белым пологом.
Раз утром, когда Канарейка выглянула из вороньего гнезда, ее поразила унылая
картина: земля за ночь покрылась первым снегом, точно саваном. Все было кругом
белое… А главное — снег покрыл все те зернышки, которыми питалась Канарейка. Оставалась рябина, но она не могла есть эту кислую ягоду. Ворона — та сидит, клюет рябину да похваливает...
Паркер был лакей, — я видел такую одежду, как у него, на
картинах. Седой, остриженный, слегка лысый, плотный человек этот в
белых чулках, синем фраке и открытом жилете носил круглые очки, слегка прищуривая глаза, когда смотрел поверх стекол. Умные морщинистые черты бодрой старухи, аккуратный подбородок и мелькающее сквозь привычную работу лица внутреннее спокойствие заставили меня думать, не есть ли старик главный управляющий дома, о чем я его и спросил. Он ответил...
Я положил сочинения Пушкина к стене на
белом столике, а Истомин поставил на эти книги свою
картину.
Вдали одетые туманом курганы, может быть могилы татарских наездников, подымались, выходили из полосатой пашни: еловые, березовые рощи казались опрокинутыми в воде; и мрачный цвет первых приятно отделялся желтоватой зеленью и
белыми корнями последних; летнее солнце с улыбкой золотило эту простую
картину.
— Ее грудь тихо колебалась, порой она нагибала голову, всматриваясь в свою работу, и длинные космы волос вырывались из-за ушей и падали на глаза; тогда выходила на свет
белая рука с продолговатыми пальцами; одна такая рука могла бы быть целою
картиной!
Комната невелика, тесно заставлена мебелью, и все вещи точно вросли в неё, но каждая жила отдельно и что-то говорила о себе, так же, как три очень яркие
картины на стенах; на
картине против Петра
белая, сказочная лошадь гордо изогнула шею; грива её невероятно длинна, почти до земли.
Её рассказы о дрянненьких былях города путали думы Артамонова, отводили их в сторону, оправдывали и укрепляли его неприязнь к скучным грешникам — горожанам. На место этих дум вставали и двигались по какому-то кругу
картины буйных кутежей на ярмарке; метались неистовые люди, жадно выкатив пьяные, но никогда не сытые глаза, жгли деньги и, ничего не жалея, безумствовали всячески в лютом озлоблении плоти, стремясь к большой, ослепительно
белой на чёрном, бесстыдно обнажённой женщине…
Она быстро стала на свое место, подняла голову, уронила
белые руки, и на ее лице отразилось все, о чем мечтал я для своей
картины. Тут были решимость и тоска, гордость и страх, любовь и ненависть…
Когда зрители уселись и простыни раздвинулись, в раме, обтянутой марлей, взорам предстали три фигуры живой
картины, в значении которых не было возможности сомневаться: Любинька стояла с большим, подымающимся с полу черным крестом и в легком
белом платье; близ нее, опираясь на якорь, Лина в зеленом платье смотрела на небо, а восьмилетний Петруша в красной рубашке с прелестными крыльями, вероятно, позаимствованными у
белого гуся, и с колчаном за плечами целился из лука чуть ли не на нас.
Первым делом ты пойдешь к попу, так и так, позвольте метрики, а поп призовет дьячка Асклипиодота и предварительно настегает его, дескать, не ударь в грязь лицом, а Асклипиодот свое дело тонко знает: у него в метрике такая графа есть, где записываются причины смерти; конечно, эта графа всегда остается
белой, а как ты потребуешь метрику, поп подмигнет, Асклипиодот в одну ночь и нарисует в метрике такую
картину, что только руками разведешь.
В дальнем конце пруда чуть виднелась темная линия далекого леса, зубчатой стеной встававшего из
белого тумана, который волнами ползал около берегов; полный месяц стоял посредине неба и озарял всю
картину серебристым светом, ложившимся по воде длинными блестящими полосами.
На фоне
картины в воде реки явилась
белая красавица с ласковой улыбкой на лице. Она стояла там с вёслами в руках, точно приглашая идти к ней, молчаливая, прекрасная, и казалась отражённой с неба.
Сучья, стволы растений, кровли и все окрестные предметы как-то резко, бойко вырезывались на бледном, почти
белом небе, что придавало
картине вид холодный и суровый.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины
белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых
картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Вначале Егор Тимофеевич читал очень выразительно и хорошо, но потом стал развлекаться свечами, кисеей, венчиком на
белом лбу мертвеца, начал перескакивать со строки на строку и не заметил, как подошла монашенка и тихонько отобрала книгу. Отойдя немного в сторону, склонив голову набок, он полюбовался покойником, как художник любуется своей
картиной, потом похлопал по упрямо топорщившемуся сюртуку и успокоительно сказал Петрову...
Отец Вавила взял кота и, положив его на колени, брюхом кверху, щекотал ему горло. Точно теньеровская
картина:
белый как лунь старик с серым толстым котом на коленях, другой полустарик в углу ворочается; разная утварь домашняя, и все это освещено теплым, красным светом горящего очага.
Передний угол был занят множеством совершенно черных образов, а вправо и влево висели, приклеенные к стенам хлебным мякишем, известные лубочные
картины: страшный суд со множеством зеленых чертей и
белых ангелов с овечьими лицами, притча о богатом я Лазаре, ступени человеческой жизни, русский хоровод.
«Вот» — частый лысый лес, весь из палок и веревок, и где-то внизу — плоская, серая,
белая вода, водица, которой так же мало, как той, на
картине явления Христа народу.
Три таких
картины были в нашем трехпрудном доме: в столовой — «Явление Христа народу», с никогда не разрешенной загадкой совсем маленького и непонятно-близкого, совсем близкого и непонятно-маленького Христа; вторая, над нотной этажеркой в зале — «Татары» — татары в
белых балахонах, в каменном доме без окон, между
белых столбов убивающие главного татарина («Убийство Цезаря») и — в спальне матери — «Дуэль».
— А как все представление окончилось, тогда сняли с меня платье герцогини де Бурблян и одели Цецилией — одно этакое
белое, просто без рукавов, а на плечах только узелками подхвачено, — терпеть мы этого убора не могли. Ну, а потом идет Аркадий, чтобы мне голову причесать в невинный фасон, как на
картинах обозначено у святой Цецилии, и тоненький венец обручиком закрепить, и видит Аркадий, что у дверей моей каморочки стоят шесть человек.
Я твой: люблю сей тёмный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные
картины:
Здесь вижу двух озёр лазурные равнины,
Где парус рыбаря
белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…
Звонкие голоса мельников, ловивших доски, сияние неба и солнца, разноголосый крик на той стороне, казавшийся так же веселым под этим чистым небом,
белый клубочек дыма — все это создавало живую и радостную
картину и наполняло душу бодростью и желанием деятельности, такой же живой и веселой.
Из
белой залы прошли в гостиную… Ноги девочек теперь утонули в пушистых коврах… Всюду встречались им на пути уютные уголки из мягкой мебели с крошечными столиками с инкрустациями… Всюду бра, тумбочки с лампами, фигурами из массивной бронзы, всюду ширмочки, безделушки, пуфы, всевозможные драгоценные ненужности и бесчисленные
картины в дорогих рамах на стенах…
«Да, да, вот они, те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы», — говорил он себе, перебирая в своем воображении главные
картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном,
белом свете дня, — ясной мысли о смерти.
Гори лежит в самом сердце Грузии, в прелестной долине, нарядный и пленительный со своими развесистыми чинарами, вековыми липами, мохнатыми каштанами и розовыми кустами, наполняющими воздух пряным, одуряющим запахом красных и
белых цветов. А кругом Гори — развалины башен и крепостей, армянские и грузинские кладбища, дополняющие
картину, отдающую чудесным и таинственным преданием старины…