Неточные совпадения
В полдневный зной,
Когда
бежит от Солнца все живое
В тени искать прохлады, гордо, нагло
На при́пеке лежит пастух ленивый,
В истоме
чувств дремотной подбирает
Лукавые заманчивые речи,
Коварные обманы замышляет
Для девушек невинных.
У Дюрталя женщина эта очень скоро вызывает
чувство отвращения и ужаса, и он
бежит от нее.
Про Еспера Иваныча и говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении горничной, то в отношении женщины его круга он, вероятно,
бежал бы в пустыню
от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных
чувствах к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и то весьма отдаленных, о безумной, например, любви Малек-Аделя к Матильде […любовь Малек-Аделя к Матильде.
Но он только сердито шлепнул губами, мотнул головой и
побежал дальше. И тут я — мне невероятно стыдно записывать это, но мне кажется: я все же должен, должен записать, чтобы вы, неведомые мои читатели, могли до конца изучить историю моей болезни — тут я с маху ударил его по голове. Вы понимаете — ударил! Это я отчетливо помню. И еще помню:
чувство какого-то освобождения, легкости во всем теле
от этого удара.
И вот я, преданнейший из либералов, я, который всю жизнь мечтал: как было бы славно, если б крестьянин вносил выкупные платежи полностью, и притом не по принуждению, а с сладким сознанием выполненного долга, — я должен не оглядываясь
бежать «
от прекрасных здешних мест»,
бежать без прогонов, с опасною кличкой человека, не выказавшего достаточной теплоты
чувств?
Милославский, помолясь богу, разделся без помощи Алексея и прилег на мягкую перину; но сон
бежал от глаз его: впечатление, произведенное на Юрия появлением боярской дочери, не совсем еще изгладилось; мысль, что, может быть, он провел весь день под одною кровлею с своей прекрасной незнакомкой, наполняла его душу каким-то грустным, неизъяснимым
чувством.
На другой же день, по получении последней возможности отправить тело Даши, он впервые вышел очень рано из дома. Выхлопотав позволение вынуть гроб и перевезя его на железную дорогу, Долинский просидел сам целую ночь на пустом, отдаленном конце длинной платформы, где поставили черный сундук, зловещая фигура которого будила в проходивших тяжелое
чувство смерти и заставляла их
бежать от этого странного багажа.
— Voila pour vous!.. [Вот вам! (франц.).] — вскрикнула Анна Юрьевна и, сломив ветку, хотела ударить ею барона, но тот
побежал от нее, Анна Юрьевна тоже
побежала за ним и, едва догнав, ударила его по спине, а затем сама опустилась
от усталости на дерновую скамейку:
от беганья она раскраснелась и была далеко не привлекательна собой. Барон, взглянув на нее, заметил это, но счел более благоразумным не давать развиваться в себе этому
чувству.
С
бегов поехали в ресторан, а оттуда на квартиру к Щавинскому. Фельетонист немного стыдился своей роли добровольного сыщика, но чувствовал, что не в силах отстать
от нее, хотя у него уже начиналась усталость и головная боль
от этой тайной, напряженной борьбы с чужой душою. Убедившись, что лесть ему не помогла, он теперь пробовал довести штабс-капитана до откровенности, дразня и возбуждая его патриотические
чувства.
Но Яков прыгнул вбок и бросился
бежать к морю. Василий пустился за ним, наклонив голову и простирая руки вперед, но запнулся ногой за что-то и упал грудью на песок. Он быстро поднялся на колени и сел, упершись в песок руками. Он был совершенно обессилен этой возней и тоскливо завыл
от жгучего
чувства неудовлетворенной обиды,
от горького сознания своей слабости…
Когда блеснул свет из окна, он показался так далек и недоступен, что офицеру захотелось
побежать к нему. Впервые он нашел изъян в своей храбрости и мелькнуло что-то вроде легкого
чувства уважения к отцу, который так свободно и легко обращался с темнотой. Но и страх и уважение исчезли, как только попал он в освещенные керосином комнаты, и было только досадно на отца, который не слушается голоса благоразумия и из старческого упрямства отказывается
от казаков.
Эти разговоры взвинтили воображение, и мы невольно вздрагивали
от каждого шороха в лесу. Меня всегда занимал вопрос об этих таинственных ночных звуках в лесу, которые на непривычного человека нагоняют панику. Откуда они, и почему они не походят ни на один дневной звук? Скрипит ли старое дерево, треснет ли сухой сучок под осторожной лапой крадущегося зверя, шарахнется ли сонная птица, — ничего не разберешь, а всего охватывает жуткое
чувство страха, и мурашки
бегут по спине.
Счастливый путь!» Я домой со всех ног: «Пропали мы, бабушка!» — взвыла она, сердечная; а тут, смотрим,
бежит казачок
от Федосея Николаича, с запиской и с клеткой, а в клетке скворец сидит; это я ей
от избытка
чувств скворца подарил говорящего; а в записке стоит: первого апреля, а больше и нет ничего.
Андрей Иванович слушал, и разные
чувства поднимались в нем; он и гордился, и радовался; и грустно ему было: где-то в стороне
от него шла особая, неведомая жизнь, серьезная и труженическая, она не
бежала от сомнений и вопросов, не топила их в пьяном угаре; она сама шла им навстречу и упорно добивалась разрешения.
Его внезапно подхватило хозяйское
чувство и понесло к своему детищу. Почти
бегом стал он спускаться по горе к пристани, точно ища спасения
от самого себя…
Не с тем
чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост,
бежал он, а с
чувством зайца, убегающего
от собак.
Разогревшись
от жара и беготни, Пьер еще сильнее в эту минуту испытывал то
чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его, в то время как он
побежал спасать ребенка.