В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни: потеря родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный
побег на войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица, милая Милица, с её замкнутым, серьезным не по летам лицом, с её синими глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.
Неточные совпадения
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть
на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода,
войныИли подобной новизны?
— А мне все равно, — повторял Голиковский, чувствовавший, что ему ничего не остается, как только
бежать с заводов. — Один в поле не воин… А Самосадку я все-таки укомплектую:
на войне как
на войне. Мы сами виноваты, что распустили население.
Чтобы она не тревожила вашего покоя, вы, подобно тысячам ваших сверстников, поспешили смолоду поставить ее в рамки; вы вооружились ироническим отношением к жизни, или как хотите называйте, и сдержанная, припугнутая мысль не смеет прыгнуть через тот палисадник, который вы поставили ей, и когда вы глумитесь над идеями, которые якобы все вам известны, то вы похожи
на дезертира, который позорно
бежит с поля битвы, но, чтобы заглушить стыд, смеется над
войной и над храбростью.
— Ты бы, кума, отправила мужа-то
на войну, он у тебя страховидный, от него враги
побегут.
Нет минуты, чтобы раскаяние не щемило его сердце, — жестокое раскаяние в том, что он способствовал
побегу Милицы
на войну.
Временное правительство возложило свои надежды
на учредительное собрание, идее которого было доктринерски предано, оно в атмосфере разложения, хаоса и анархии хотело из благородного чувства продолжать
войну до победного конца, в то время как солдаты готовы были
бежать с фронта и превратить
войну национальную в
войну социальную.
— Как? Вполне ясно, в
войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались
на месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и
побегут до самого моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а к нам подходят все новые… Наступает зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут зимою запищат!
При одном имени «Суворов» конфедераты уже падали духом, а это
на войне всегда начало поражения. И действительно, неприятель всегда
бежал перед «каменными суворовцами».
Чума с быстротой переносилась из одного дома в другой, и в описываемое нами время мор был в самом разгаре. Жители столицы впали в совершенное уныние и заперлись в своих домах, сам главнокомандующий граф Салтыков, знакомый наш по Семилетней
войне,
бежал из Москвы в свою деревню.
На опустелых, как бы покинутых жителями улицах там и сям валялись не убранные еще «мортусами» — как назывались эти странные люди в смоляных одеждах — трупы.
Завел речь издалека: «Самое, — говорю, — опасное
на войне — это
бежать; во время бегства всегда происходит наибольший урон; в это время бывает всего легче обойти».
И вот здесь-то, испытывая этот ужас неописуемый, я вспомнил так ярко, будто солнце взошло, — как мы тогда, в начале
войны,
бежали на телеге из Шувалова, и Лидочку мою, и цветочки, которые сорвал я ей около дороги, и тогдашний необъяснимый страх мой… так вот чего я боялся тогда!