Неточные совпадения
Передние ряды, должно быть, наткнулись на что-то, и
по толпе
пробежала волна от удара, люди замедлили шаг, попятились.
Сзади оторвалась густая коса и рассыпалась
по спине, краски облили камень, и
волна жизни
пробежала по бедрам, задрожали колени, из груди вырвался вздох — и статуя ожила, повела радостный взгляд вокруг…
Робок, наг и дик скрывался
Троглодит в пещерах скал,
По полям номад скитался
И поля опустошал.
Зверолов, с копьем, стрелами,
Грозен
бегал по лесам…
Горе брошенным
волнамиК неприютным берегам!
Они
бегали по воде и каждый раз, когда отходила
волна, заглядывали под камни, переворачивали травинки и выискивали корм.
Я вскочил на печь, забился в угол, а в доме снова началась суетня, как на пожаре;
волною бился в потолок и стены размеренный, всё более громкий, надсадный вой. Ошалело
бегали дед и дядя, кричала бабушка, выгоняя их куда-то; Григорий грохотал дровами, набивая их в печь, наливал воду в чугуны и ходил
по кухне, качая головою, точно астраханский верблюд.
Минуты ожидания длились довольно томительно. Сначала где-то вдали хлопнула дверь — и все смолкло, потом кто-то стремглав
пробежал по коридору — и опять воцарилось безмолвие минут на десять. Наконец, вдруг все двери точно сорвались с петель, словно
волна какая-то шла; началось всеобщее хлопанье и угорелая беготня, послышались голоса, то громкие, то осторожные, отдававшие различные приказания.
То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно
волны в бурю, гремели
по ночам железные кровли дач, и казалось, будто кто-то
бегает по ним в подкованных сапогах; вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах.
Нигде, даже у берега, не вспухала
волна, не белела пена; даже ряби не
пробегало по ровной глади.
Так, или почти так, думал Бобров, всегда склонный к широким, поэтическим картинам; и хотя он давно уже отвык молиться, но каждый раз, когда дребезжащий, далекий голос священника сменялся дружным возгласом клира,
по спине и
по затылку Андрея Ильича
пробегала холодная
волна нервного возбуждения. Было что-то сильное, покорное и самоотверженное в наивной молитве этих серых тружеников, собравшихся бог весть откуда, из далеких губерний, оторванных от родного, привычного угла для тяжелой и опасной работы…
За бортами плясали
волны, хлестал
по палубам дождь, свистел над рекою ветер, в серой мгле рассвета стремительно и неустанно
бегали полуголые, мокрые люди и кричали, смеялись, любуясь своей силой, своим трудом.
Тогда стали оглядываться
по всем сторонам и заметили, что Фермора нет. Но при этом сразу никто не предполагал, что он погиб в
волнах, а думали, что он запропастился где-нибудь на пароходе, и потому суетились,
бегали, искали его
по всем местам, где можно и даже где нельзя человеку спрятаться… Но все поиски оказались тщетны, — и только тогда, когда были осмотрены все закоулки и все мышиные норочки, — тогда впервые у капитана явилось ужасное предположение, что Фермора нет на пароходе.
Но вот
по ржи
пробежали волны, и легкий вечерний ветерок нежно коснулся его непокрытой головы.
Я словно замер; чувство блаженства
по временам
волной пробегало по сердцу…
Вечерами на закате и
по ночам он любил сидеть на холме около большой дороги. Сидел, обняв колена длинными руками, и, немотствуя, чутко слушал, как мимо него спокойно и неустанно течет широкая певучая
волна жизни: стрекочут хлопотливые кузнечики, суетятся,
бегают мыши-полевки, птицы летят ко гнездам, ходят тени между холмов, шепчут травы, сладко пахнет одонцем, мелиссой и бодягой, а в зеленовато-голубом небе разгораются звезды.
Он провел
по нем ладонью и засмеялся тоже. Когда он смеялся, он словно захлебывался, раскрывал широко рот, закрывал глаза, а
по лбу
пробегали морщины снизу вверх, в три ряда, как
волны.
В «Фаусте» герой старается ободрить себя тем, что ни он, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней — это его дело, но
по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его; речь несколько минут шла уже так, что ему следовало непременно сказать это, но он, видите ли, не догадался и не посмел сказать ей этого; а когда женщина, которая должна принимать объяснение, вынуждена наконец сама сделать объяснение, он, видите ли, «замер», но почувствовал, что «блаженство
волною пробегает по его сердцу», только, впрочем, «
по временам», а собственно говоря, он «совершенно потерял голову» — жаль только, что не упал в обморок, да и то было бы, если бы не попалось кстати дерево, к которому можно было прислониться.
Досадные подозрения раскрывались в ней… Что скажет о ней Макрина? Теперь она, конечно, пошла в людскую и там рассказывает кухарке, шепотом, с гадким смехом.
Волна стыдливого ужаса
пробежала по Елене. Ей вспомнилась кухарка Маланья, — румяная, молодая бабенка, веселая, с лукавым смешком…
Мрачно ходил Марко Данилыч
по комнате, долго о чем-то раздумывал… Дуня вошла. Думчивая такая, цвет с лица будто
сбежал. Каждый день подолгу видается она с Аграфеной Петровной, но нет того, о ком юные думы, неясные, не понятые еще ею вполне тревожные помышленья. Ровно
волной его смыло, ровно ветром снесло. «Вот уж неделя, как нет», — думает Дуня… Думает, передумывает и совсем теряется в напрасных догадках.
Первые лучи солнца, пробив сквозившую тучу, блеснули в небе и
пробежали по земле и небу. Туман
волнами стал переливаться в лощинах, роса, блестя, заиграла на зелени, прозрачные побелевшие тучки спеша разбегались
по синевшему своду. Птицы гомозились в чаще и, как потерянные, щебетали что-то счастливое; сочные листья радостно и спокойно шептались в вершинах, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым, поникшим деревом.
Володя пошел к шкапчику, присел на колени и стал перебирать флаконы и коробки с лекарствами. Руки у него дрожали, а в груди и в животе было такое ощущение, как будто
по всем его внутренностям
бегали холодные
волны. От запаха эфира, карболовой кислоты и разных трав, за которые он без всякой надобности хватался дрожащими руками и которые рассыпались от этого, ему было душно и кружилась голова.
Тяжело было старцу подняться — ноги его устали, путь далек, пустыня жарка и исполнена страхов, но он не пощадил своего тела… он встает, он бредет во тьме
по стогнам Дамаска,
пробегает их: песни, пьяный звон чаш из домов, и страстные вздохи нимф и самый Силен — всё напротив его, как
волна прибоя; но ногам его дана небывалая сила и бодрость.
Когда,
по окончании спектакля, я
пробежала мимо широкой
волны публики, залившей наш театральный сад, на свой «сумасшедший верх», до меня долетали лестные отзывы, произнесенные вполголоса...
Но вот
по ржи и
по овсяному полю
пробежала первая
волна, рванул ветер и в воздухе закружилась пыль. Петр Сергеич рассмеялся и пришпорил лошадь.
Он погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия, в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее горячей мечтой,
сбегает струею
по ее округленным плечам, плещет жаркою пеною
по лебединой шее, подкатывается
волною под грудь, замирающую сладким восторгом; он липнет летучею брызгою к горячим устам ее, и черные кудри целует, и впивается в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом как
волна,
пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Как ветер
по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и
по всем войскам
пробежала волна суеты последних приготовлений.