Неточные совпадения
Утвердительно можно сказать, что упражнения эти обязаны своим происхождением перу различных градоначальников (многие из них даже подписаны) и имеют то драгоценное свойство, что, во-первых, дают совершенно верное
понятие о современном положении русской орфографии и, во-вторых, живописуют своих
авторов гораздо полнее, доказательнее и образнее, нежели даже рассказы «Летописца».
Еще слово о якутах. Г-н Геденштром (в книге своей «Отрывки о Сибири», С.-Петербург, 1830), между прочим, говорит, что «Якутская область — одна из тех немногих стран, где просвещение или расширение
понятий человеческих (sic) (стр. 94) более вредно, чем полезно. Житель сей пустыни (продолжает
автор), сравнивая себя с другими мирожителями, понял бы свое бедственное состояние и не нашел бы средств к его улучшению…» Вот как думали еще некоторые двадцать пять лет назад!
Автору не до прикрас, добрая публика, потому что он все думает о том, какой сумбур у тебя в голове, сколько лишних, лишних страданий делает каждому человеку дикая путаница твоих
понятий.
Тут критика может рассмотреть только: точно ли человек, выставляемый
автором как благородный дурак действительно таков по
понятиям критики об уме и благородстве, — и затем: такое ли значение придает
автор своим лицам, какое имеют они в действительной жизни?
Хороши должны быть нравственные
понятия критика, который полагает, что Большов в последнем акте выведен
автором для того, чтобы привлечь к нему сочувствие зрителей…
Комедии Островского заслуживают другого рода критики, потому что в них, независимо от теоретических
понятий автора, есть всегда художественные достоинства.
— Вы давеча говорили насчет Чичикова, что он не заслуживает того нравственного наказания, которому подверг его
автор, потому что само общество не развило в нем
понятия о чести; но что тут общество сделает, когда он сам дрянь человек?
Если внимательно присмотреться к определению критики «судом» над
авторами, то мы найдем, что оно очень напоминает то
понятие, какое соединяют с словом «критика» наши провинциальные барыни и барышни и над которым так остроумно подсмеивались, бывало, наши романисты.
Между
авторами, не удаляющимися от естественных
понятий, мы различаем людей, более или менее глубоко проникнутых насущными требованиями эпохи, более или менее широко обнимающих движение, совершающееся в человечестве, и более или менее сильно ему сочувствующих.
С господствующим определением комического — «комическое есть перевес образа над идеею», иначе сказать: внутренняя пустота и ничтожность, прикрывающаяся внешностью, имеющею притязание на содержание и реальное значение, — нельзя не согласиться; но вместе с тем надобно сказать, что [Фишер,
автор наилучшей эстетики в Германии, слишком ограничил]
понятие комического, противополагая его, для сохранения [гегелевского] диалектического метода развития
понятий, только
понятию возвышенного.
До некоторой степени это безвинное падение находим и в трагедиях, несмотря на то, что
авторы их бывали связаны своими
понятиями: неужели Дездемона была в самом деле причиною своей погибели?
Сущность
понятий, излагаемых
автором, ручается за то, что он желал бы, если б мог, привести в своем сочинении многочисленные факты, из которых выведены его мнения.
Впрочем, об отношениях этих народов друг к другу
автор сам имел, кажется, не совсем ясное
понятие.
Один старик рассказывает Нарсиму-путешественнику о своей жизни и сообщает ему свои
понятия, которые Нарсиму и самому
автору кажутся совершеннейшими.
Желая присвоить России лучшие творения древней и новой чужестранной Литературы, Она учредила Комиссию для переводов, определила награду для трудящихся — и скоро почти все славнейшие в мире
Авторы вышли на языке нашем, обогатили его новыми выражениями, оборотами, а ум Россиян новыми
понятиями.
Прежде чем мы раскроем некоторые подробности взгляда
автора на русскую цивилизацию, мы считаем нужным обратить внимание на его
понятия о цивилизации вообще.
Оно назначено
автором в руководство иностранцам, которые желали бы иметь истинное и полное
понятие о России — об ее истории, нравах, просвещении, законодательстве, вообще о том, как наше отечество развивалось и какой степени достигло в своем развитии.
Шаткость
понятий автора и беспрерывные противоречия его суждений, заметные даже для самого невнимательного читателя, могли бы нас избавить от этого.
Естественно, что, имея в виду такие примеры и
понятия,
автор не мог лучше осветить домашнюю жизнь Елены, как поставив ее совершенно в стороне от этой жизни.
К этому есть еще у г. Достоевского идеал какой-то девушки, который ему никак не удается представить: Варенька Доброселова в «Бедных людях», Настенька в «Селе Степанчикове», Наташа в «Униженных и оскорбленных» — все это очень умные и добрые девицы, очень похожие на
автора по своим
понятиям и по манере говорить, но, в сущности, очень бесцветные.
При этом нужно еще, чтобы эпоха, из которой взят роман, представлена была совершенно верно, чтобы угадан был самый дух событий, чтобы
автор судил своих героев не по
понятиям своего века, а по их времени, чтобы он смотрел их глазами, жил их жизнью, рассуждал сообразно с их умственным развитием и чтобы на ту же точку зрения умел поставить и своих читателей.