[Впервые, под заглавием «
Иуда Искариот и другие», — в «Сборнике товарищества «Знание» за 1907 год», кн. 16 (СПб., 1907).]
[Имеется в виду библейская легенда, рассказывающая о том, как
Иуда Искариот, продав своего учителя Иисуса Христа за тридцать сребреников (талант — самая крупная денежная единица, имевшая хождение на Древнем Востоке), повесился от угрызений совести.]
В это мгновение, громко хлопнув дверью, вошел
Иуда Искариот. Все испуганно вскочили и вначале даже не поняли, кто это, а когда разглядели ненавистное лицо и рыжую бугроватую голову, то подняли крик. Петр же поднял обе руки и закричал...
— Подожди! — сказал он другу. Еще раз взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к
Иуде Искариоту и громко сказал ему с широкой и ясной приветливостью: — Вот и ты с нами, Иуда.
Как раз в это время
Иуда Искариот совершил первый, решительный шаг к предательству: тайно посетил первосвященника Анну. Был он встречен очень сурово, но не смутился этим и потребовал продолжительной беседы с глазу на глаз. И, оставшись наедине с сухим и суровым стариком, презрительно смотревшим на него из-под нависших, тяжелых век, рассказал, что он, Иуда, человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной целью уличить обманщика и предать его в руки закона.
Неточные совпадения
Когда, во время странствований Иисуса по Иудее, путники приближались к какому-нибудь селению,
Искариот рассказывал дурное о жителях его и предвещал беду. Но почти всегда случалось так, что люди, о которых говорил он дурно, с радостью встречали Христа и его друзей, окружали их вниманием и любовью и становились верующими, а денежный ящик
Иуды делался так полон, что трудно было его нести. И тогда над его ошибкой смеялись, а он покорно разводил руками и говорил...
И пока в шутовских гримасах корчилась одна сторона его лица, другая качалась серьезно и строго, и широко смотрел никогда не смыкающийся глаз. Больше всех и громче всех хохотал над шутками
Искариота Петр Симонов. Но однажды случилось так, что он вдруг нахмурился, сделался молчалив и печален и поспешно отвел
Иуду в сторону, таща его за рукав.
— Я иду к нему! — сказал
Иуда, простирая вверх властную руку. — Кто за
Искариотом к Иисусу?
— О многом, — с покойной улыбкой отвечал
Искариот. И, заметив, вероятно, как нехорошо действует на других его молчание, чаще стал удаляться от учеников и много времени проводил в уединенных прогулках или же забирался на плоскую кровлю и там тихонько сидел. И уже несколько раз слегка пугался Фома, наткнувшись неожиданно в темноте на какую-то серую груду, из которой вдруг высовывались руки и ноги
Иуды и слышался его шутливый голос.
Но уже на другой день Фоме пришлось сознаться, что он ошибся в
Иуде — так прост, мягок и в то же время серьезен был
Искариот.
Вполне серьезно слушал
Иуду один только Фома: он не понимал шуток, притворства и лжи, игры словами и мыслями и во всем доискивался основательного и положительного. И все рассказы
Искариота о дурных людях и поступках он часто перебивал короткими деловыми замечаниями...
Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на
Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою — рядом с собою посадил
Иуду.
Уже непристойным делался их спор и начал хмуриться учитель, когда Петр взглянул случайно на
Иуду и самодовольно захохотал, взглянул на
Иуду Иоанн и также улыбнулся, — каждый из них вспомнил, что говорил ему умный
Искариот.
—
Иуда, — сказал Иисус и молнией своего взора осветил ту чудовищную груду насторожившихся теней, что была душой
Искариота, — но в бездонную глубину ее не мог проникнуть. —
Иуда! Целованием ли предаешь сына человеческого?
Лицо
Искариота побелело и вдруг как-то быстро надвинулось на Фому — словно белое облако нашло и закрыло дорогу и Иисуса. Мягким движением
Иуда так же быстро прижал его к себе, прижал сильно, парализуя движения, и зашептал в ухо...