Он написал по-чешски брошюру о процессе, в которой доказывал ложность и нелепость обвинения, построенного на суеверии.
Он требовал не литературного, а буквального, без пропусков перевода каждого отдельного слова; отсюда получались такие дикие фразы: «Он де, мол, не не любил», «Она шла, неся на коленях ребёнка» и т. п.; такие переводы и заунывный голос учителя, произносившего русские слова как-то однообразно нараспев по-чешски, наводили безумное уныние на учащихся и возбуждали в них только ненависть к классицизму.
Старания их почти не приносили плодов, потому что многие чехи уже едва говорили по-чешски.