Неточные совпадения
Когда-то я мечтал о духовной деятельности, воображая себя то учителем, то врачом, то писателем, но мечты
так и остались мечтами.
Когда ему заказывали план, то он обыкновенно чертил сначала зал и гостиную; как в былое время институтки могли танцевать только от печки,
так и его художественная идея могла исходить и развиваться только от зала и гостиной.
Когда она была еще девочкой, он пугал ее напоминанием о звездах, о древних мудрецах, о наших предках, подолгу объяснял ей, что
такое жизнь, что
такое долг; и теперь,
когда ей было уже двадцать шесть лет, продолжал то же самое, позволяя ей ходить под руку только с ним одним и воображая почему-то, что рано или поздно должен явиться приличный молодой человек, который пожелает вступить с нею в брак из уважения к его личным качествам.
Так как она была высока ростом и хорошо сложена, то участие ее в живых картинах считалось обязательным, и
когда она изображала какую-нибудь фею или Славу, то лицо ее горело от стыда; но в спектаклях она не участвовала, а заходила на репетиции только на минутку, по какому-нибудь делу, и не шла в зал.
Он отошел от меня и даже головой не кивнул. Я поклонился ему и его дочери, читавшей газету, и вышел. На душе у меня было тяжело до
такой степени, что
когда сестра стала спрашивать, как принял меня инженер, то я не мог выговорить ни одного слова.
Ничто
так не мешало мне жить, как острое чувство голода,
когда мои лучшие мысли странно мешались с мыслями о гречневой каше, о котлетах, о жареной рыбе.
В профиль она была некрасива, у нее нос и рот как-то выдавались вперед и было
такое выражение, точно она дула, но у нее были прекрасные темные глаза, бледный, очень нежный цвет лица и трогательное выражение доброты и печали, и
когда она говорила, то казалась миловидною и даже красивою.
Но
когда наступил вечер и подали лошадей, сестра притихла, осунулась и села на линейку с
таким видом, как будто это была скамья подсудимых.
По крыше он ходил
так же свободно, как по полу. Несмотря на то что он был болен и бледен, как мертвец, прыткость у него была необыкновенная; он
так же, как молодые, красил купол и главы церкви без подмостков, только при помощи лестниц и веревки, и было немножко страшно,
когда он тут, стоя на высоте далеко от земли, выпрямлялся во весь свой рост и изрекал неизвестно для кого...
И никто не относился ко мне
так немилостиво, как именно те, которые еще
так недавно сами были простыми людьми и добывали себе кусок хлеба черным трудом. В торговых рядах,
когда я проходил мимо железной лавки, меня, как бы нечаянно, обливали водой и раз даже швырнули в меня палкой. А один купец-рыбник, седой старик, загородил мне дорогу и сказал, глядя на меня со злобой...
Мы разговорились, и
когда у нас зашла речь о физическом труде, то я выразил
такую мысль: нужно, чтобы сильные не порабощали слабых, чтобы меньшинство не было для большинства паразитом или насосом, высасывающим из него хронически лучшие соки, то есть нужно, чтобы все без исключения — и сильные и слабые, богатые и бедные, равномерно участвовали в борьбе за существование, каждый сам за себя, а в этом отношении нет лучшего нивелирующего средства, как физический труд в качестве общей, для всех обязательной повинности.
После этого, всякий раз
когда приходила ко мне сестра, являлся и Благово, и оба здоровались с
таким видом, как будто встреча их у меня была нечаянной.
Когда наступили морозы, мне
таким же образом, в мое отсутствие, с солдатом прислали мягкий вязаный шарф, от которого шел нежный, едва уловимый запах духов, и я угадал, кто была моя добрая фея.
Лакей уже не показался мне
таким надменным и страшным и мебель
такою роскошною, как в то утро,
когда я являлся сюда просителем.
— Счастливый человек! — вздохнула она. — В жизни все зло, мне кажется, от праздности, от скуки, от душевной пустоты, а все это неизбежно,
когда привыкаешь жить на счет других. Не подумайте, что я рисуюсь, искренно вам говорю: неинтересно и неприятно быть богатым. Приобретайте друзей богатством неправедным —
так сказано, потому что вообще нет и не может быть богатства праведного.
Бойня находилась за кладбищем, и раньше я видел ее только издали. Это были три мрачных сарая, окруженные серым забором, от которых,
когда дул с их стороны ветер, летом в жаркие дни несло удушливою вонью. Теперь, войдя во двор, в потемках я не видел сараев; мне все попадались лошади и сани, пустые и уже нагруженные мясом; ходили люди с фонарями и отвратительно бранились. Бранились и Прокофий и Николка
так же гадко, и в воздухе стоял непрерывный гул от брани, кашля и лошадиного ржанья.
Когда мы встали, то нельзя было понять, который час,
так как дождевые облака заволокли все небо; только пели сонные петухи в Дубечне и кричали дергачи на лугу; было еще очень, очень рано…
Когда я делал что-нибудь в саду или на дворе, то Моисей стоял возле и, заложив руки назад, лениво и нагло глядел на меня своими маленькими глазками. И это до
такой степени раздражало меня, что я бросал работу и уходил.
Приходили целыми обществами к нам во двор и шумно заявляли, будто мы,
когда косили, захватили край какой-нибудь не принадлежащей нам Бышеевки или Семенихи; а
так как мы еще не знали точно границ нашей земли, то верили на слово и платили штраф; потом же оказывалось, что косили мы правильно.
Маша бывала часто на мельнице и в беседах со Степаном, очевидно, находила удовольствие; Степан
так искренно и убежденно бранил мужиков — и ее тянуло к нему.
Когда она возвращалась с мельницы, то всякий раз мужик-дурачок, который стерег сад, кричал на нее...
И сестра тоже жила своею особою жизнью, которую тщательно скрывала от меня. Она часто шепталась с Машей.
Когда я подходил к ней, она вся сжималась, и взгляд ее становился виноватым, умоляющим; очевидно, в ее душе происходило что-то
такое, чего она боялась или стыдилась. Чтобы как-нибудь не встретиться в саду или не остаться со мною вдвоем, она все время держалась около Маши, и мне приходилось говорить с нею редко, только за обедом.
В одних домах уже спали, в других играли в карты; мы ненавидели эти дома, боялись их и говорили об изуверстве, сердечной грубости, ничтожестве этих почтенных семейств, этих любителей драматического искусства, которых мы
так испугали, и я спрашивал, чем же эти глупые, жестокие, ленивые, нечестные люди лучше пьяных и суеверных куриловских мужиков, или чем лучше они животных, которые тоже приходят в смятение,
когда какая-нибудь случайность нарушает однообразие их жизни, ограниченной инстинктами.
Я пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими окнами и с толстою башней, похожею на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет, остановился
так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню,
когда я увидел его тощее лицо, красную шею, его тень на стене, то мне захотелось броситься к нему на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в ноги; но вид дачи с готическими окнами и с толстою башней удержал меня.
— И я тоже прошу вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ заговорили о предках, о дедушке, который писал стихи. Вам говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях… И
такое легкомыслие в старости,
когда смерть не за горами,
когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
Неточные совпадения
Уж
когда торжество,
так торжество!
Городничий. Нет, черт возьми,
когда уж читать,
так читать! Читайте всё!
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь:
когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные
такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься,
когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность
такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла
такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю,
когда ты будешь благоразумнее,
когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице;
когда ты будешь знать, что
такое хорошие правила и солидность в поступках.
Купцы. Ей-богу!
такого никто не запомнит городничего.
Так все и припрятываешь в лавке,
когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив
такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.