Что это? учитель уж и позабыл
было про свою фантастическую невесту, хотел было сказать «не имею на примете», но вспомнил: «ах, да ведь она подслушивала!» Ему стало смешно, — ведь какую глупость тогда придумал! Как это я сочинил такую аллегорию, да и вовсе не нужно было! Ну вот, подите же, говорят, пропаганда вредна — вон, как на нее подействовала пропаганда, когда у ней сердце чисто и не расположено к вредному; ну, подслушала и поняла, так мне какое дело?
Дальше, дети, глупость; и это, пожалуй, глупость; можно, дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дети. Я вам
спою про себя, как я выходила замуж, романс старый, но ведь и я старуха. Я сижу на балконе, в нашем замке Дальтоне, ведь я шотландка, такая беленькая, белокурая; подле лес и река Брингал; к балкону, конечно, тайком, подходит мой жених; он бедный, а я богатая, дочь барона, лорда; но я его очень люблю, и я ему пою...
Неточные совпадения
— Вы хотели сказать: но что ж это, если не любовь? Это пусть
будет все равно. Но что это не любовь, вы сами скажете. Кого вы больше всех любите? — я говорю не
про эту любовь, — но из родных, из подруг?
Натурально ли, чтобы молодые люди, если в них
есть капля вкуса и хоть маленький кусочек сердца, не поинтересовались вопросом о лице, говоря
про девушку?
— Ах, мой милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, — я говорю не
про свою семью: она такая особенная, — но ведь у меня
есть же подруги, я же бывала в их семействах; боже мой, сколько неприятностей между мужьями и женами — ты не можешь себе вообразить, мой милый!
— Данилыч, а ведь я ее спросила
про ихнее заведенье. Вы, говорю, не рассердитесь, что я вас спрошу: вы какой веры
будете? — Обыкновенно какой, русской, говорит. — А супружник ваш? — Тоже, говорит, русской. — А секты никакой не изволите содержать? — Никакой, говорит: а вам почему так вздумалось? — Да вот почему, сударыня, барыней ли, барышней ли, не знаю, как вас назвать: вы с муженьком-то живете ли? — засмеялась; живем, говорит.
— Вот мы теперь хорошо знаем друг друга, — начала она, — я могу
про вас сказать, что вы и хорошие работницы, и хорошие девушки. А вы
про меня не скажете, чтобы я
была какая-нибудь дура. Значит, можно мне теперь поговорить с вами откровенно, какие у меня мысли. Если вам представится что-нибудь странно в них, так вы теперь уже подумаете об этом хорошенько, а не скажете с первого же раза, что у меня мысли пустые, потому что знаете меня как женщину не какую-нибудь пустую. Вот какие мои мысли.
— Я ему стала рассказывать, что
про себя выдумала: ведь мы сочиняем себе разные истории, и от этого никому из нас не верят; а в самом деле
есть такие, у которых эти истории не выдуманные: ведь между нами бывают и благородные и образованные.
И она
пела про любовь и подсказывала мне, что такое любовь.
А он все толкует
про свои заводские дела, как они хороши, да о том, как
будут радоваться ему его старики, да
про то, что все на свете вздор, кроме здоровья, и надобно ей беречь здоровье, и в самую минуту прощанья, уже через балюстраду, сказал: — Ты вчера написала, что еще никогда не
была так привязана ко мне, как теперь — это правда, моя милая Верочка.
И знали мы, что наш знакомый Рахметов проживает в год рублей 400; для студента это
было тогда очень немало, но для помещика из Рахметовых уже слишком мало; потому каждый из нас, мало заботившихся о подобных справках, положил
про себя без справок, что наш Рахметов из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви Рахметовых, сын какого-нибудь советника казенной палаты, оставившего детям небольшой капиталец.
— Видите, Рахметов, с каким усердием я
ем, значит, хотелось; а ведь не чувствовала и
про себя забыла, не
про одну Машу; стало
быть, я еще не такая злонамеренная преступница.
Но эти люди, которые
будут с самого начала рассказа думать
про моих Веру Павловну, Кирсанова, Лопухова: «ну да, это наши добрые знакомые, простые обыкновенные люди, как мы», — люди, которые
будут так думать о моих главных действующих лицах, все-таки еще составляют меньшинство публики.
«Нет притворства в сердце его», сказано
про кого-то в какой-то, может
быть, в той же книге.
«Знаешь эти сказки
про людей, которые
едят опиум: с каждым годом их страсть растет. Кто раз узнал наслаждение, которое дает она, в том она уж никогда не ослабеет, а все только усиливается».
«Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как видишь, все пространство с севера, от той большой реки на северо — востоке, уже обращено в благодатнейшую землю, в землю такую же, какою
была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее,
про которую говорилось в старину, что она «кипит молоком и медом».
Мы прошли 6 или 7 комнат, в которых живут девушки (я все говорю
про первое мое посещение); меблировка этих комнат тоже очень порядочная, красного дерева или ореховая; в некоторых
есть стоячие зеркала, в других — очень хорошие трюмо; много кресел, диванов хорошей работы.
Отец любил Катю, не давал ультравеликосветским гувернанткам слишком муштровать девушку: «это глупости», говорил он
про всякие выправки талии, выправки манер и все тому подобное; а когда Кате
было 15 лет, он даже согласился с нею, что можно обойтись ей и без англичанки и без француженки.
— Здравствуйте, старикашка! Да он у вас вовсе еще не старик! Катерина Васильевна, что это вы наговорили мне
про него, будто он старик? он еще
будет волочиться за мною.
Будете, милый старикашка? — говорит дама буйных саней.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит
про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Лука Лукич (хватаясь за карманы,
про себя).Вот те штука, если нет!
Есть,
есть! (Вынимает и подает, дрожа, ассигнации.)
Хозяйка не ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке
выпили // И хором песню грянули //
Про шелковую плеточку. //
Про мужнину родню.
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как
выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила //
Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно
быть, богатырь».
— Ну то-то! речь особая. // Грех промолчать
про дедушку. // Счастливец тоже
был…