Юрий Денисович с Лидочкой и няней приехал несколько раньше обещанного часа и был очень неприятно поражен, увидев в четырех углах столовой четыре смешные маленькие фигурки. Неприятное изумление перешло у него в
глубокое недоумение и недовольство, когда Гросс, желая сделать приятное Волгину и простить детей, сказал наказанным...
— Да что это! Да где это я стою! — проговорила она в
глубоком недоумении, как будто еще не придя в себя, — да как вы, вы, такой… могли на это решиться? Да что это!
Но откуда же вы теперь? — с боязливым видом ускорял он вопросы, в
глубоком недоумении посматривая на Маврикия Николаевича, — mais savez-vous l’heure qu’il est! [но знаете ли вы, который теперь час? (фр.)]
Неточные совпадения
Зарево над Москвой освещало золотые главы церквей, они поблескивали, точно шлемы равнодушных солдат пожарной команды. Дома похожи на комья земли, распаханной огромнейшим плугом, который, прорезав в земле
глубокие борозды, обнаружил в ней золото огня. Самгин ощущал, что и в нем прямолинейно работает честный плуг, вспахивая темные
недоумения и тревоги. Человек с палкой в руке, толкнув его, крикнул:
Он подошел к ней. Брови у ней сдвинулись немного; она с
недоумением посмотрела на него минуту, потом узнала: брови раздвинулись и легли симметрично, глаза блеснули светом тихой, не стремительной, но
глубокой радости. Всякий брат был бы счастлив, если б ему так обрадовалась любимая сестра.
Страстей, широких движений, какой-нибудь дальней и трудной цели — не могло дать: не по натуре ей! А дало бы хаос, повело бы к
недоумениям — и много-много, если б разрешилось претензией съездить в Москву, побывать на бале в Дворянском собрании, привезти платье с Кузнецкого моста и потом хвастаться этим до
глубокой старости перед мелкими губернскими чиновницами.
«Да как же это возможно», — прошептал он в
глубоком и пугливом
недоумении, однако вошел в избу. «Elle l’а voulu», [Она этого хотела (фр.).] — вонзилось что-то в его сердце, и он опять вдруг забыл обо всем, даже о том, что вошел в избу.
Походив немного, я вошел в дом. В передних лакеи поставили подносы на столы и, стоя с пустыми руками, тупо поглядывали на публику. Публика, в свою очередь, с
недоумением поглядывала на часы, на которых большая стрелка показывала уже четверть. Рояли замолкли. Во всех комнатах царила
глубокая, томительная, глухая тишина.