Хроники Арреды. Нити Данталли

Наталия Московских, 2021

На всей Арреде вряд ли сыщется знаток, способный доподлинно объяснить, кто такие данталли. Из всех иных существ, живущих бок о бок с людьми, эти – едва ли не самые загадочные и опасные. Мальстен Ормонт – данталли и беглый преступник, заслуги которого на Войне Королевств обернулись для него угрозой жестокой казни, – вынужден скрываться в глухих деревнях, храня надежду на мирную жизнь.Но надежде не суждено сбыться. Преследователи подобрались слишком близко, и Мальстен вынужден вновь пуститься в бега.Однако на этот раз он отправится не один. Охотница, нашедшая его по последней записи из дневника своего пропавшего отца, становится невольной попутчицей Мальстена. Они не подозревают, что оба уже стали марионетками в чужой игре…

Часть 1. Кукольник

Глава 1

Прит, Гинтара

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Дыхание сбивалось от долгого бега и вырывалось из груди с простуженным свистом. Неудобные ботинки успели стереть ноги в кровь, но Петер продолжал бежать через лес, не останавливаясь, словно за ним гналась стая диких волков. Дождь сбивал с деревьев отмирающие листья. Некоторые из них упрямо липли к лицу, и Петер яростно смахивал их, стараясь не терять темпа. Попутно он проклинал старую повитуху Эленор, лачуга которой располагалась в такой глуши.

Ветхий деревянный домишко наконец замаячил вдали. При взгляде на него складывалось впечатление, что густые кроны деревьев укрывают его от дождя лучше, чем хлипкая соломенная крыша.

Приближаясь к домику, Петер мысленно возблагодарил богиню удачи Тарт за то, что в окне Эленор мерцал тусклый свет масляной лампы. Если старуха дома, эта изматывающая беготня через лес была не зря.

Не тратя времени на вежливость, Петер под звуки оглушительного громового раската дернул на себя ручку двери хижины. На его удачу, та поддалась, и миг спустя он оказался в сухих теплых сенях, пахнущих травами. Новая вспышка молнии за окном осветила контуры тяжелой дубовой двери, за которой располагалась жилая комната Эленор. Петер наспех взъерошил пятерней мокрые волосы, сделал два глубоких вздоха и потянул за ручку. Дверь поддалась не настолько легко, как он ожидал: похоже, она была единственным крепким элементом этой хижины.

Влетев в жилую комнату, Петер заговорил сразу, даже не найдя глазами хозяйку:

— Эленор! Моя сестра вот-вот разродится! На две недели раньше намеченного срока! Надо…

Он запнулся на полуслове, когда разум изучил и оценил картину, открывшуюся глазам. Эленор и вправду оказалась дома. Однако она лишь отдаленно напоминала Петеру ту подвижную и жизнерадостную женщину, которой всегда была. Сейчас, укрытая двумя шерстяными одеялами, перед ним лежала иссохшая сморщенная старуха, в которой едва теплилась жизнь. Она встретилась взглядом с непрошенным гостем, на ее лице отразилась печать вины.

Петер застыл в нерешительности. Неловкость, сожаление и страх сковали его горло, мешая издать хоть звук. В поисках неведомого ориентира, глаза Петера забегали по комнате и неожиданно наткнулись на еще одного посетителя, черты которого были скрыты полумраком. Тусклый свет масляной лампы, горевшей на столе у окна, не дотягивался до него.

Петер распахнул глаза в ужасе, готовясь узреть живой скелет. Ему показалось, что над кроватью Эленор склоняется сам Жнец Душ, слуга Рорх, готовый забрать умирающую женщину на Суд Богов. Такое впечатление сохранялось, пока рука с тонкими, вполне человеческими пальцами не вынырнула из полумрака. На лоб умирающей Эленор Крейт заботливо легла мокрая тряпица.

Петер задержал дыхание, не решаясь произнести ни слова. Разум лихорадочно пытался понять, стоит ли опасаться этого ночного посетителя, который тем временем заговорил:

— Боюсь, Эленор захворала, господин Адони. Сожалею, но вам следует найти сестре другую повитуху.

Говоривший поднялся со стула и выступил из темноты, но Петер успел узнать его за мгновение до этого — по манере речи. Так мог разговаривать высокородный господин, снизошедший до общения с неотесанной деревенщиной. Он был вежлив, спокоен, но создавалось впечатление, что говорит он немного свысока.

Меньше всего в доме повивальной бабки можно было ожидать увидеть местного кукольника. Его вообще редко можно было увидеть в любом доме, кроме его собственного. Он был нелюдим, в деревне слыл отшельником, хотя это нисколько не умаляло количества желающих приобрести кукол его работы, чтобы порадовать к праздникам своих детей.

Он был высок ростом и хорошо сложен, в его стати угадывалась военная выправка. Внешностью он обладал вполне заурядной: тонкое лицо, приподнятые густые брови, широко посаженные глаза, прямой с угловатым кончиком нос, полноватые губы и низкий квадратный подбородок. К стрижке кукольных дел мастер относился весьма небрежно: его темно-русые волосы были разной длины, самые длинные едва доходили до середины шеи.

Он никогда не слыл горячей головой и не шел на конфликты даже с самыми ворчливыми селянами, но люди побаивались его и перешептывались о холодной смертоносности, исходящей от него. Это впечатление укрепилось после того, как пробегавшие мимо его дома деревенские мальчишки однажды заметили его за фехтовальными упражнениями. Где и как кукольник обучился фехтовать, доподлинно было неизвестно. Ходили слухи, что он — ветеран Войны Королевств и что именно война сделала его столь мрачным и угрюмым. Спросить его об этом лично никто не решался: слишком боялись его возможных родственных связей с опасным преступником, казненным в последний год войны. А связи эти, принимая в расчет имя притского кукольника, были весьма вероятны. Посему селяне предпочитали не ворошить эту историю и довольствовались собственными домыслами. Сам же кукольник слухи, витавшие вокруг него, не подтверждал, но и не опровергал.

Петеру этот человек был неприятен. И дело было не только в манере речи — в его внешности… во взгляде, мерцало нечто необъяснимо отторгающее. Серо-голубые глаза смотрели подчеркнуто равнодушно, однако взгляд этот пронизывал до костей, обнажая потаенные стороны человеческой души. Петеру, как и другим селянам, не нравилось, когда кто-то на него так смотрел.

— Господин Адони, вы меня слышите? — Голос кукольника потревожил звенящее молчание и будто заново запустил замершее время. Петер понял, что рассматривает гостя Эленор неприлично долго.

— Я… да. Только… мастер Ормонт, что вы здесь… то есть, как же мне теперь… — Он потряс головой и попытался собраться с мыслями, которые так некстати бросились от него врассыпную. — Моя сестра! У нее начались роды. С ней остался муж, а меня попросил привести Эленор как можно быстрее. — Он беспомощно посмотрел на больную старуху, в голосе послышались заунывно умоляющие нотки: — И как же мне быть? Другой повитухи в деревне нет.

Под холодным и колким взглядом кукольника Петер почувствовал себя глупо. Никто из присутствующих здесь не мог решить его проблему. Никакие мольбы не могли поднять умирающую старуху с постели. Петер и сам не понимал, на что надеялся, рассыпаясь в речах.

— Тогда вам следует поспешить в соседнюю деревню, господин Адони. Эленор не сможет пойти с вами.

Кукольник говорил по-прежнему вежливо, но Петеру в кратчайших паузах стала мерещиться угроза: не испытывай мое терпение. Он был готов послушно попятиться назад, в неутихающую бурю, когда умирающая старуха вдруг протянула к кукольнику руку и обратилась к нему с материнской нежностью:

— Мальстен, — она заставила своего заботливого гостя посмотреть в ее помутившиеся от хвори глаза, — ему ведь ни за что не успеть в соседнюю деревню. Без помощи Беата до другой повитухи не дотянет, я ее знаю.

Голос больной был похож на скрежет старых половиц.

Брови кукольника мрачно сошлись к переносице.

— Эленор, ты не дойдешь, — сдержанно возразил он.

Старуха натянуто улыбнулась и кивнула.

— Не дойду, — согласилась она. — Я уже чувствую дыхание Рорх за плечами. Жнец Душ в пути, меня скоро не станет.

На лице кукольника, к удивлению Петера, отразилась неподдельная скорбь. Он бережно взял старуху за руку, присев на край ее кровати. Петер смущенно застыл, не понимая, что связывает этих двух столь непохожих людей. У них ведь просто не может быть ни общих дел, ни тем для разговора. Однако они относились друг к другу с большой теплотой, в этом не было сомнений.

Лицо Эленор озарила приятная ободряющая улыбка.

— Ну, будет тебе, Мальстен. Не печалься. Я прожила долгую жизнь, и мое время пришло. Ты не сможешь вечно заставлять мое сердце биться.

В тусклых глазах Эленор на миг загорелась хитрая искорка. Мальстен сжал кулак свободной руки.

— Ты ведь знаешь, что смогу, — невесело усмехнулся он. Усмешка показалась кривой и несимметричной за счет заметной ямочки на левой щеке.

— Не нужно, мой мальчик, я этого не хочу, — мягко прошелестела Эленор, устало прикрывая глаза. — Боги призывают меня, и мне хочется уйти достойно, чтобы пройти Суд и переродиться. А этого никогда не произойдет, если я заберу с собой жизнь Беаты и ее нерожденного малыша.

Мальстен Ормонт глубоко вздохнул, понимая, к чему клонит Эленор. Ничего не понимал лишь Петер Адони: он неуверенно переступал с ноги на ногу и не находил слов, чтобы напомнить о себе. Было в этой беседе нечто сакральное, недоступное ему, и он понимал, что, прервав ее, навлечет на себя гнев богов, поэтому терпеливо молчал.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе дойти? — спросил Мальстен.

— Нет. Я хочу, чтобы ты пошел с Петером и помог Беате. Считай это моей последней волей.

Мальстен, чья кожа и без того была бледной, стал похож на известку.

— Без твоих знаний у меня не получится принять роды. Я никогда этого не делал.

— Тебе и не нужно, — ослабевающим голосом ответила Эленор. — Просто помоги Беате дождаться повитуху. Остальное в руках богов.

Пока Петер мучился вопросами, которые не решался задать, внутренняя борьба, занимавшая Мальстена Ормонта, разрешилась. Он крепко сжал руку умирающей старухи.

— Я вернусь, — пообещал он. — Клянусь, Жнецу Душ еще придется подождать.

Эленор устало прикрыла глаза.

— Не теряйте времени. Ступайте.

Мальстен нехотя выпустил руку женщины из своей и решительно поднялся. Его колкий пронзительный взгляд замер на Петере.

— Напомните, в какой стороне ваш дом, господин Адони.

Петер встрепенулся, словно на него вылили ушат холодной воды.

— К востоку в половине лиги отсюда, — скороговоркой ответил он. Мальстен коротко кивнул и зашагал к двери. Петер несколько раз моргнул, приходя в себя, развернулся и окликнул его:

— Постойте! Я ничего не понимаю! Как вы сможете помочь моей сестре? Вы же сказали, что не знаете, как принимать роды. Вы…

Взгляд Мальстена Ормонта буквально пригвоздил Петера к месту, заставив осечься на полуслове.

— Это не ваша забота. Поспешите за повитухой в соседнюю деревню. Дом я найду самостоятельно. Ваш зять ведь кузнец?

— Да, но…

Мальстен отрывисто кивнул и не дал себе труда дослушать Петера.

— Спешите. Да прибудет с вами Тарт, — бросил он напоследок и, выйдя за дверь, скрылся в ночи.

Глава 2

Под проливным дождем Мальстену удалось преодолеть расстояние в пол-лиги бегом только через четверть часа. Вымокший до нитки, он замер перед дверью дома кузнеца Грегора Шосса и перевел дух. Из глубины дома, заглушенный звуками бури, но него донесся протяжный мучительный стон роженицы, и его рука замерла на полпути к ручке двери. В груди заклубилась тревога.

Стоит переступить порог, и все изменится, — подумал Мальстен. — Боги, я не хочу этого делать…

Если б только Эленор не попросила его об этом! Но она попросила.

Тяжело вздохнув и поморщившись, Мальстен потянул на себя дверь. Он догадывался, что дом не будет заперт, семья ведь ожидала скорейшего возвращения Петера.

Одновременно с Мальстеном в сени вышел светловолосый мальчик лет двенадцати и изумленно уставился на непрошеного гостя. Это был подмастерье кузнеца — сирота, которого семья Шосс приютила несколько лет назад.

— Мастер Ормонт? — пролепетал он.

Кукольник улыбнулся мальчонке лишь уголком губ.

— Здравствуй, Ильдвин, — поздоровался он.

Ильдвин, закусив губу, оглянулся на дверь комнаты, где мучилась Беата, и нервно провел рукой по непослушным, торчащим в разные стороны волосам. Он с явным трудом пытался подобрать слова, чтобы вежливо попросить кукольника зайти в другое время.

Мальстен уже собирался облегчить мальчишке задачу, оттеснить его и пройти в комнату, когда оттуда стремительно вылетел грузный темноволосый мужчина с заросшим густой бородой лицом.

— Петер, как же ты долго! Мы… — Увидев Мальстена, Грегор Шосс замолчал на полуслове. Его кустистые брови сошлись к широкой переносице. — Мастер Ормонт, — мрачно констатировал он, заменив этим обращением приветствие. — Клянусь всеми богами Арреды, сейчас не лучшее время, чтобы обсуждать дела.

Стон Беаты был тому подтверждением.

Мальстен не стал тянуть. Он решительно шагнул к двери комнаты и приподнял голову, чтобы посмотреть в глаза рослого кузнеца.

— Мне известно, что у вас происходит, господин Шосс. Я здесь как раз за этим: помочь вашей супруге. Меня прислала Эленор.

Грегор отнесся к этому заявлению со смесью раздражения, удивления и скепсиса.

— А сама она где, бесы ее забери?

— Умирает, — холодно отчеканил Мальстен.

Лица Грегора и Ильдвина побледнели. Кузнец беспомощно посмотрел на мальчика, будто искал совета, но тот молчал.

— Ничего не понимаю, — выдохнул Грегор. — Вы уверены, что она…

— Вне всякого сомнения, — перебил Мальстен. — Позвольте, я пройду?

— Зачем? — протянул Грегор, сникнув окончательно. — Вы-то чем можете помочь? И где Петер?

Последний вопрос прозвучал с подозрением и угрозой, но Мальстен проигнорировал это. Он тяжело вздохнул, оттеснил кузнеца с дороги и вошел в комнату Беаты. Хрупкая темноволосая женщина полусидела на постели. Простыни и часть ночной сорочки были алыми от крови. Мальстену пришлось приложить небольшое усилие, чтобы сосредоточить на ней взгляд: без напряжения глаз она представляла собой размытое пятно.

— Господин Адони отправился в соседнюю деревню за другой повитухой, — на ходу объяснил он Грегору, приближаясь к кровати Беаты. — Я здесь, чтобы помочь вашей супруге дождаться ее. — Он почтительно кивнул роженице. Ее живот казался непомерно огромным для ее хрупкого тела, и Мальстен сомневался, что она сумеет выжить после родов. Тем не менее, он постарался говорить ободряюще: — Здравствуйте, госпожа Шосс.

Грегор неуверенно замер в дверях. За его спиной с ноги на ногу неловко переступал Ильдвин, не решаясь ни войти в комнату, ни сбежать.

— Эленор не придет? — испуганно всхлипнула Беата.

— Боюсь, что нет, госпожа Шосс, — ответил Мальстен. Его лицо выражало чуткое сострадание мукам этой женщины.

Беата сжала губы, стараясь сдержать стон.

— Как же вы… поможете? — выдавила она.

Мальстен вздохнул. Где-то в глубине души он надеялся, что открывать правду не придется, и семья кузнеца слепо доверится ему. Но боги Арреды никогда не бывали насколько милостивы к нему, чтобы творить такие чудеса.

— Я сумею задержать роды до прихода повитухи. У меня, — он помедлил, — есть такая возможность. Гарантирую, что и вы, и ваше дитя будете в безопасности. Только мне понадобится темное покрывало. Чтобы закрыть кровь.

Грегор и Ильдвин опасливо переглянулись.

— Зачем? — приглушенно спросил кузнец.

Мальстен знал, какие вопросы и подозрения клубятся в его разуме в эту минуту. Они занимали многих селян с тех пор, как он приехал в Прит. «Родственник того самого? Или однофамилец? Но им самим он не может быть, того ведь казнили! Должно быть, все-таки однофамилец. И понятно, почему о себе не говорит: видно ведь, что тоже воевал. Ветеран, должно быть. А имя произнесет, и сразу того вспомнят — тот ведь тоже Ормонт был? Или как-то так…»

— Догадываюсь, о чем вы думаете, — сказал Мальстен, выдерживая испытующий взгляд кузнеца. — Ваши подозрения верны. Да, я не вижу красного.

Это была ложь.

Он видел. И даже мог концентрироваться на нем, пусть это и стоило определенного труда. Однако никому не следовало об этом знать. Если весть о его особых умениях просочится в народ, на него обрушится еще больше бед, чем уже успело. Мальстен не был к этому готов.

Грегор стоял и глядел на него широко распахнутыми, немигающими глазами. Выражение лица Ильдвина было точно таким же, хотя Мальстен не был уверен, что мальчик в полной мере понимает, кого перед собой видит.

Молчание нарушила Беата, зайдясь в испуганном крике:

— О, боги, нет! Грегор, убери его! Убери от меня эту тварь! — взмолилась она.

Мальстен остался невозмутим. Отношение этой женщины не ранило его: чего-то подобного и стоило ожидать. Он думал, что встретит агрессию от кузнеца, но тот, как ни странно, не среагировал на крик супруги, а продолжил стоять с опущенными по швам руками.

— Так вы… это он? — пролепетал Грегор, силясь не сделать шаг прочь от непрошеного гостя. — Не родственник? Он самый? Анкордский кукловод?

— Да.

— Вас считают мертвым!

— Это долгая история, — поморщился Мальстен. — Я надеюсь на ваше благоразумие, господин Шосс. Вы знаете, что я за существо, а я знаю, как вы на меня реагируете. Но без меня ваша жена вряд ли дотянет до прихода повитухи. В моих силах помочь ей. Принимать это или нет — решать вам, я принуждать не стану.

Кузнец едва не ахнул, понимая, что это существо действительно оказывает ему милость, не прибегая к принуждению. В порабощении воли таким, как Мальстен, не было равных. Трудно было поверить, что демону — особенно этому — столько времени удавалось ничем себя не скомпрометировать в Прите, несмотря на слухи и сомнения.

За спиной кузнеца испуганно пискнул Ильдвин и отскочил подальше от комнаты. Мальстен не обратил на него внимания. Грегор продолжал ошеломленно смотреть на гостя, пытаясь осмыслить его слова. Мальстен не торопил, понимая, что его реакция вполне предсказуема: не каждый день можно было встретить данталли. Особенно данталли, предлагающего человеку помощь.

— О, боги… — вымолвил кузнец.

— Боги здесь ни при чем, господин Шосс. Анкордский я кукловод или другой данталли, сейчас неважно. Важно то, что моя помощь — единственное, на что можно надеяться вам и вашей супруге, — ответил Мальстен.

— Нет! Не подпускай его ко мне! — закричала Беата.

Кузнец вновь хотел что-то сказать, но Мальстен решил взять инициативу в свои руки, устав от затянувшегося промедления. Он сделал несколько шагов к двери и повернулся к Ильдвину. Тот так и не решился убежать и стоял, вжавшись в стену рядом с комнатой Беаты. Мальстен дружественно улыбнулся ему.

— Ильдвин, — он постарался придать своему голосу меньше строгости, чтобы не заставить мальчонку впасть в еще больший ужас, — неси покрывало. Самое темное, что у вас есть. Не медли. Мы теряем драгоценное время.

Мальчик посмотрел на кузнеца в ожидании, и тот, неуверенно поджав губы, кивнул ему.

— Делай, как он говорит.

— Грегор! — в страхе воскликнула Беата. Возможно, она хотела сказать что-то еще, но стиснула челюсти, пережидая очередной приступ боли. Грегор виновато посмотрел на нее и покачал головой. Во взгляде заплясали угольки мрачной решимости.

— Вы и вправду сможете спасти ее и наше дитя? — спросил он. Голос его звучал глухо.

— Да. Смогу. — Протестующий крик женщины вперемешку с болезненным стоном, прорезал помещение, но Мальстен не среагировал на него, продолжив говорить с большим нажимом и преимущественно для кузнеца: — Все процессы организма вашей супруги и организма ребенка будут существенно замедлены, а сознание защищено от боли, но при этом оба будут живы. Кровопотеря будет минимальна. Помочь ей родить я не смогу, здесь слишком велик риск навредить. Но пока госпожа Шосс будет под моим контролем, я гарантирую ей и ребенку безопасность. Потом все будет зависеть от повитухи.

Ильдвин вернулся с темно-коричневым шерстяным одеялом, бросил его к ногам данталли и ретировался, не поднимая глаз.

Мальстен мрачно посмотрел на кузнеца. Грегор поднял покрывало и послушно накрыл им ноги и живот жены. Беата схватила его за руку, глаза ее блестели от слез и казались безумными от нахлынувшего страха.

— Нет! Грегор, не позволяй ему… не позволяй ему сделать это со мной! Я смогу дождаться… я сохраню наше дитя сама, только…

Не договорив, Беата закричала от боли, сжимая руку мужа с такой силой, что ему пришлось задержать дыхание, чтобы не вскрикнуть самому.

— У тебя не получится дождаться без него, — нежно проговорил он, когда волна ее боли схлынула. — А я не хочу тебя терять из-за предрассудков. — Взгляд кузнеца обратился к Мальстену. — Будь вы хоть Жнец Душ, мне все равно! Помогите ей…

Мальстен кивнул.

— Я помогу. Но вам следует уйти. Так будет лучше, поверьте мне.

Беата вновь стиснула руку мужа, надеясь удержать его подле себя.

— Нет, Грегор, не оставляй меня с ним одну!

Кузнец качнул головой и накрыл руку жены своей ладонью.

— Я не уйду, — мягко сказал он, одновременно отвечая данталли. — Я никуда не уйду.

— Как скажете, — пожал плечами Мальстен.

Он едва заметно шевельнул пальцами, и его взгляд изменился. Серо-голубые глаза, пусть и остались похожими на человеческие, стали смотреть будто бы из иного мира. Мира, в который обыкновенным людям не было доступа. Черные нити, видимые одному лишь Мальстену, протянулись от его пальцев к голове и животу Беаты.

Женщина, не издавая ни звука, резко переменилась в лице: черты расслабились, дыхание выровнялось, рука, с силой сжимавшая руку мужа, опустилась на кровать, а затуманенный взгляд начал рассеянно бродить по комнате.

— Беата, — неуверенно окликнул Грегор. Он тщетно пытался найти ее взгляд, но супруга не реагировала.

— Она вас не видит. И не слышит, — спокойно сказал Мальстен, не взглянув на кузнеца. Контролировать тело марионетки ему не составляло труда, но контроль сознания давался много тяжелее и требовал предельной концентрации. — Я оградил ее от этого мира, чтобы уберечь от боли. Поэтому и предлагал вам не следить за моей работой: знаю, что вам она кажется неприятной и противоестественной.

Грегор неуверенно пожевал губу. В его отношении к нитям данталли Мальстен не ошибся ни в одном слове, но говорить об этом теперь, когда Беата находилась под контролем, совсем не хотелось.

— И сколько вы будете ее так держать?

Взгляд Мальстена, сосредоточенный на Беате, посуровел.

— Столько, сколько потребуется.

— И это никак не отразится на…

–… на вашем ребенке? Никак.

Грегор смущенно потупил взгляд и прерывисто вздохнул. Мальстен усмехнулся, поняв, что не только этот вопрос интересовал кузнеца.

— На ее душе это тоже никак не отразится. Вопреки всеобщему заблуждению, мы не крадем души. Это миф.

— Но ведь те сто солдат Анкорды… — неуверенно начал кузнец. Мальстен перебил его.

— Их души были в полном порядке. Я ничего у них не крал.

Грегор неловко зарделся, кивнув.

— Я… просто… я только хотел… Спасибо вам, мастер Ормонт.

— Идите. — Взгляд Мальстена вновь сделался равнодушным и сосредоточенным. — Вы здесь действительно не нужны, госпожа Шосс не почувствует вашего присутствия. Лучше подготовьте все к приходу повитухи и помолитесь богам, чтобы господин Адони вернулся как можно быстрее.

— Я думал, вы выгоняете меня, потому что я стесняю вас.

— Меня — нет. Но, думаю, ваша супруга не захотела бы, чтоб из ее состояния устраивали представление.

Последнее слово прозвучало удивительно ядовито, и Грегор потупился. В смердящей недовольством тишине он медленно, то и дело оборачиваясь, зашагал к выходу из комнаты.

— Мастер Ормонт, — обратился он, замерев в дверях, и дождался, пока данталли отреагирует. — Спасибо вам.

Мальстен ничего не сказал.

Помедлив, кузнец, в конце концов, покинул комнату.

Глава 3

Вальсбургский лес, Гинтара

Днем ранее

Аэлин Дэвери не могла припомнить, когда в последний раз погода была столь отвратительной. На улице беспрестанно лил дождь, Аэлин вымокла до нитки и совершенно выбилась из сил после того, как пришлось сделать по такой погоде крюк, огибая болото.

Ближайшим населенным пунктом отсюда был Росс — в двух лигах к юго-востоку. Ближе — только летняя резиденция графа Ричифера, где Его Сиятельство с семьей часто задерживался до поздней осени. До особняка было рукой подать, до Росса пришлось бы двигаться лесом не один час, и Аэлин решила попытать удачу в графской обители. Она надеялась, что ее хотя бы пустят в хлев обсохнуть и переждать дождь, о большем она не собиралась просить. Однако Его Сиятельство проявил искреннее радушие и пригласил путешественницу в дом.

На вопросы о том, что ее сюда привело, она отвечала уклончиво. Об охотниках — таких, как она, — на Арреде бытовало два прямо противоположных мнения, и Аэлин не желала в такую скверную погоду напороться на худшее из них. К тому же версия о «путешественнице, разыскивающей близкого человека», вполне удовлетворила любопытство хозяев. Графиню Колин и вовсе интересовал не род занятий, а нравы гостьи. Она предупреждающе смотрела на Аэлин, давая понять, что не ручается за себя, если та позволит себе малейшие вольности в отношении графа.

Репутация четы Ричифер бежала вперед своих обладателей — о ветрености графа слагали легенды едва ли не во всем Вальсбруге, а его супруга слыла дамой с железным нравом, которой каким-то непостижимым образом удавалось до сих пор пресекать измены мужа. Вполне объяснимо, что нежданный визит молодой женщины не вызвал у графини добрых предчувствий.

Внешность Аэлин Дэвери производила двоякое впечатление. Она отличалась от хрупких придворных красавиц: ростом была чуть выше обычного, а тело, натренированное нелегкими нагрузками в пути, было крепким и подтянутым. Благородство тонких черт лица и яркость зеленых глаз портила легкая горбинка на носу, а огрубевшая кожа на руках со следами полученных в путешествиях царапин сбивала столку — ведь при этом Аэлин несла себя с достоинством, присущим высокородным дамам. Противоречивые детали внешности рождали и противоречивое отношение людей. Впрочем, Аэлин к этому привыкла.

Прибыв в резиденцию графа Ричифера, она всем своим видом показала, что не намерена становиться причиной семейных раздоров, и надеялась, что графиня расположится к ней (или хотя бы не прикажет слугам отравить ее за ужином).

Расположение Колин удалось получить самым неожиданным образом: визит Аэлин вызвал настоящий восторг у шестилетнего сына четы Ричифер, юного Стефана. Причиной бури эмоций стала не столько сама гостья, сколько оружие, закрепленное на ее поясе — большой нож с расширяющимся к середине и утяжеленным к концу клинком выгнутой формы и резной деревянной рукоятью.

— Ничего себе! — изумленно воскликнул светловолосый мальчик, и его глаза восторженно заблестели. — Какой у тебя меч!

Колин сразу же отчитала сына за фамильярное поведение, но Аэлин лишь улыбнулась в ответ на эту реплику и присела рядом с мальчиком.

— Это не меч, Ваше Сиятельство, — качнула головой она. — Это называется паранг. Идеален в долгом путешествии, потому что годится и для свежевания добычи, и чтобы срубать ветки в труднопроходимых лесах.

— Ты им прямо рубишь? Сама? — воскликнул мальчик. — А матушка говорит, что дамам не престало носить оружие.

Аэлин вновь улыбнулась, но не успела дать ответ: буквально из ниоткуда возникла гувернантка мальчика и позвала его. Аэлин проводила поникшего ребенка внимательным взглядом. Несмотря на восторженный блеск и живость в глазах, он показался ей болезненно осунувшимся и бледным, будто бы им уже начала овладевать какая-то хворь, однако еще не показала себя в полную силу.

— Прошу простить нашего маленького грубияна, — улыбнулась графиня Ричифер, вырывая гостью из раздумий. — Последнее время все труднее найти на него управу. Ему нужен кто-то построже Агаты. Она добрая душа и может его слишком разбаловать.

— Идем, Стефан, — неприятным скрипучим голосом проговорила гувернантка.

Аэлин присмотрелась к ней повнимательнее, надеясь определить хотя бы ее возраст, и не смогла: на вид этой женщине с одинаковой легкостью можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет.

Почему-то назвать Агату доброй у Аэлин не получалось даже в мыслях. Она допускала, что первое впечатление обманчиво, но было в этой особе нечто отторгающее, притом разобрать, что именно, не представлялось возможным.

Следуя за гувернанткой, Стефан почти обреченно посмотрел на родителей и шмыгнул носом. Ярко-зеленые глаза Аэлин заинтересованно прищурились. Неясное нехорошее предчувствие относительно мальчика не давало ей покоя.

***

Хозяева дома любезно предоставили Аэлин комнату на ночь, велели слугам подготовить для гостьи ванну, а после накрыть на стол. Ужин закончился лишь к позднему вечеру, когда юный граф Стефан вновь спустился в гостиную к родителям и тихо захныкал, что не хочет ложиться спать в присутствии Агаты.

— Я не хочу, чтобы она смотрела на меня, когда я сплю, — пожаловался он, с надеждой глядя на Аэлин и переводя жалостливый взгляд серых глаз на родителей. Он надеялся, что в присутствии гостьи они обратят на его жалобы внимание, а не проигнорируют их, как делали это обыкновенно.

Колин тяжело вздохнула и приобняла сына.

— Вы чрезмерно капризны этой осенью, молодой человек. С каких пор Агата начала беспокоить твой сон? Она с самого твоего рождения с тобой!

Аэлин посмотрела в дверной проем, где снова бесшумно возникла гувернантка. Она стояла и взглядом хладнокровного хищника наблюдала за мальчиком. По крайней мере, Аэлин именно так интерпретировала ее взгляд.

— Раньше она не пахла тиной, — тихо, с явным испугом и обидой на родительское непонимание произнес Стефан.

Граф Ричифер громко усмехнулся.

— Посмотри на погоду, Стефан! Сегодня все пахнет тиной.

Однако на Аэлин слова мальчика подействовали куда сильнее и заставили проникнуться должным опасением. Непростое дело, которому она посвятила свою жизнь, научило ее прислушиваться к подозрениям, вовремя реагировать и в кратчайшие сроки принимать решения. Ошибочные или нет — быстрые, они могли спасти жизнь.

Запах тины, даже если сейчас он был простым совпадением, являлся одной из характерных черт существ, которых в народе называли болотными ведьмами. И проверить, являлась ли Агата одной из них, можно было легко и быстро.

На миг время словно замерло.

Аэлин успела схватить со стола солонку. Одновременно ловким движением она выхватила паранг из ножен.

Графиня вскрикнула, прижав к себе сына.

Бэлл Ричифер оперся на стол, намереваясь пресечь беспорядки.

В этот момент время ускорило бег, словно стремясь наверстать то, что упустило за несколько замороженных мгновений.

Гувернантка с небывалой быстротой увернулась от брошенной в нее солонки. При виде рассыпавшейся по полу соли, она зашипела, словно змея. Черты лица подернулись водянистой рябью и расплылись, являя всем присутствующим отвратительное зрелище. Человекоподобная тварь, волосы которой частично состояли из тины, а тело было полупрозрачным и мутным, как болотная вода, противно заверещала и растворилась в ближайшей стене, понимая, какого противника бог-проказник Крипп этой ночью привел в столь полюбившееся ей гнездышко. Одежда, принадлежавшая гувернантке, осталась на полу кучкой пропахшего тиной тряпья.

Аэлин выругалась про себя, крепче сжав рукоять паранга, и стала наизготовку.

— Быстрая, тварь, — гневно прошептала она.

— Что… что это такое? Что с Агатой? И что это было за чудовище? — испуганно закричала Колин, не отпуская хнычущего сына. Испуг в ее голосе перемешивался с возмущением, будто неблаговидность случившегося была для нее столь же неприемлема, сколь и опасность.

Аэлин оглядела членов графской семьи, оценивая их состояние.

В дверях появилось пятеро перепуганных слуг, прибежавших на крик графини.

— Это спарэга, — сказала Аэлин, продолжая изучать взглядом помещение и готовясь к возможной атаке. — Болотная ведьма. Слышали о них?

Бэлл Ричифер нахмурился. Вальсбург полнился легендами об иных существах, и графу не раз приходилось слышать о спарэгах от своих суеверных слуг. Болотные ведьмы обитали близ водоемов. Они слыли одиночками и жили недолго, если только не находили поблизости от своего болота дом человека, где жил маленький ребенок.

Совпадение особых условий явно было неслучайным.

— Хотите сказать, наша гувернантка все это время была иным существом? — Голос Колин заметно дрогнул в страхе и отвращении.

Граф Ричифер приблизился к супруге и обнял ее за плечи, стараясь успокоить.

— Нет, Агата мертва, — ровным голосом, за которым скрывался страх, отозвался он, вопрошающе взглянув на Аэлин. — Верно? Что-то мне подсказывает, что вы знаете ответ.

Охотница многозначительно посмотрела на графа и кивнула.

— Вы правы, я не совсем обычная путешественница, я занимаюсь охотой на иных существ. Спарэги питаются жизненной силой детей. Видимо, местная приметила вашу гувернантку для маскировки, чтобы добраться до Стефана. Теперь она окончательно осмелела и решила полакомиться. Не знаю, где искать тело настоящей Агаты, но подозреваю, что оно на дне болота.

Колин встревоженно посмотрела на гостью, с каждым ударом сердца ее крепкий нрав давал трещину. Стефан хныкал, прижимаясь к ней.

— И это существо… боги, я подпустила ее к своему сыну?!

— Ее вовремя раскрыли, так что, если теперь от нее избавиться, опасность Стефану не грозит. — Аэлин ободряюще улыбнулась перепуганному ребенку.

— Вы сможете убить ее? Вы поможете? — спросила Колин. Просить о помощи ей было в новинку, и просьба звучала ломано, с нескрываемым страхом отказа.

Аэлин кивнула, обернувшись к слугам.

— Да. Думаю, что смогу.

— Скажите, что нужно делать, — решительно произнес Бэлл Ричифер, готовясь вооружиться. Аэлин остановила его жестом.

— При всем уважении, граф, сражаться со спарэгой вы не будете.

— Я не могу позволить женщине… — начал было он, но Аэлин перебила его.

— Я серьезно. Вы не будете с ней сражаться. Здесь нужна не смелость и не отвага, а быстрая реакция и умение ориентироваться в поединках без правил. У вас есть это умение, граф? — Глаза охотницы оценивающе скользнули по Ричиферу, который, в свою очередь, лишь неуверенно качнул головой. — Так я и думала. Что ж, тогда, снова при всем уважении, вы будете мне только мешать. Если не станете спорить и сделаете, как я говорю, сможете навсегда забыть об этой твари.

Все присутствующие с готовностью посмотрели на Аэлин в ожидании ее дальнейших указаний. Она кивнула.

— Тогда всем держаться рядом со мной. Без самодеятельности. Вооружитесь только солью — всей, что есть в доме. Если увидите спарэгу раньше меня, бросайте соль в нее. Это на время лишит ее возможности растворяться в стенах дома. Сделает ее твердой.

— А потом? — испуганно спросила Колин.

— А потом бегите.

***

Безносое существо злобно скалилось, обнажая ряд острых, как иглы, зубов и угрожающе перебирало когтистыми пальцами. Аэлин попятилась, боясь поскользнуться на мокрой траве заднего двора особняка. Ливень все не переставал, небо то и дело озарялось вспышками молний, за которыми следовали оглушительные громовые раскаты, отвлекающие внимание.

Аэлин крепче сжала рукоять паранга, готовая в любой момент нанести рубящий удар. Однако спарэга не спешила нападать: быстроту реакции Аэлин она успела оценить еще в доме.

Проклятье, лучше уж наемники, из-за которых пришлось делать этот крюк, чем болотная ведьма, — подумала Аэлин, мотнув головой, чтобы отбросить с лица мокрые светлые волосы, выбившиеся из растрепавшейся косы. — Эта тварь умна и осторожна. Будет выжидать, пока я нападу первой.

Спарэга была терпелива. Вряд ли она надеялась напугать охотницу своим видом, она прекрасно понимала, что встретила на своем пути опытного убийцу. На руку болотной ведьме играла лишь погода — вездесущая сырость и льющий стеной дождь уменьшал подвижность Аэлин и служил прекрасной маскировкой и подпиткой для спарэги.

Никто так и не сумел попасть в нее солью. Все обратились в бегство при одном лишь виде уродливого чудища, и, спасаясь, захватили с собой ребенка. Аэлин знала, что потеря этого лакомого кусочка злит спарэгу до безумия. Именно на ярость твари она и надеялась. Разъяренная спарэга обладает дюжей силой, однако чаще всего совершает тактические ошибки, которые стоят ей жизни.

Промокшая до нитки одежда ледяными клочьями прилипала к коже. Аэлин прерывисто дышала после нескольких попыток достать тварь и не сводила с нее глаз.

Давай же, уродина. Нападай!

Через несколько бесконечно долгих мгновений спарэга завизжала и, лязгнув острыми зубами, бросилась на охотницу. Аэлин отскочила в сторону, перекатилась, группируясь так, чтобы не причинить себе вред собственным парангом. Не теряя времени, она развернулась и нанесла рубящий удар почти наугад.

Промах.

Спарэга ринулась в сторону и вновь кинулась на свою противницу, облетев ее по дуге и зайдя со спины. Аэлин злобно вскрикнула, волей Тарт уклонилась от взмаха когтистой лапы и со всей силы ударила тварь кулаком левой руки в живот, надеясь, что дождь вымыл из руки не все остатки соли. Тело болотной ведьмы наощупь оказалось склизким и липким. Отвращение заставило Аэлин скривиться, когда ее рука по самую кисть увязла в животе спарэги. Соль, впитавшаяся в плоть, причинила болотной ведьме невыносимую боль, и тварь зашлась в жутком крике. Аэлин едва не оглохла от этого звука, но не позволила себе растерянность и промедление. Она резко взмахнула парангом и в полупрыжке нанесла сокрушительный удар по шее спарэги. Лезвие почти не встретило на своем пути препятствий. Голова с мелкими белесыми глазами отлетела в сторону. Тело, похожее на морскую медузу, покачнулось, и охотница с гримасой омерзения вырвала руку из склизкой, твердеющей на глазах, массы живота твари.

Из груди вырвался тяжелый усталый вздох, но Аэлин не дала себе расслабиться.

Я ее еще не убила. Надо сжечь ее, пока соль не перестала действовать, — напомнила она себе и, ухватив спарэгу за твердеющую от соли водянистую ногу, потащила тело к дому, стремясь быстрее удалиться от головы, все еще клацающей зубами.

Глава 4

На всей Арреде вряд ли сыщется знаток, способный доподлинно объяснить, кто такие данталли. Из всех иных существ, живущих бок о бок с людьми, эти — едва ли не самые загадочные и опасные. Некоторые называют данталли демонами, что вполне объяснимо, учитывая, что боги наделили их властью над чужой волей.

Еще до нового летоисчисления — с.д.п., — берущего начало Со Дня Падения исторической родины данталли, мифы об этих существах наводнили Арреду.

При одной лишь мысли об их способностях становится невдомек, отчего эти удивительные создания до сих пор не подчинили себе весь мир. Впрочем, нашлись и те, кто верил, что они с самого сотворения мира тайно стояли у власти на Арреде и что именно они прогнали первых богов с этих земель. Люди, свято верившие в это, сформировали агрессивное религиозное направление, получившее название «Красный Культ». «Культ» — потому что члены секты признавали данталли истинными правителями мира, «красный» — потому что своей заветной целью приверженцы этого направления считали сбросить демонов с их трона.

Цвет был неслучайно выбран в качестве военного символа жрецов Культа: по легенде данталли не способны были увидеть красное, этот цвет лишал их зрения. На деле же легенда не говорила всей правды. Для данталли человек, носящий красное, становился размытым пятном, на котором было очень сложно сконцентрировать взгляд. А без четкого образа зацепиться за него черными, невидимыми для человеческого глаза нитями кукловод не мог. Истории, когда демону-кукольнику удавалось прорваться сквозь красное, были настолько редки, что слыли, скорее, мифами Арреды, и мало кто верил в них. Людям было удобнее думать, что красный цвет способен защитить от данталли.

Последователи Культа стали основным средством по истреблению демонов-кукольников, значительно пополнив свои ряды во время Войны Королевств, когда о данталли и их удивительных способностях стало известно едва ли не каждому крестьянину. Война породила великое множество мифов о данталли, что серьезно осложнило им жизнь, вынудив скрываться среди людей и всячески избегать использования своих способностей при свидетелях, дабы не привлечь к себе внимание последователей Красного Культа.

Затеряться среди людей не составляло особого труда. В отличие, к примеру, от аггрефьеров, данталли не обладали столь ярко выраженными особыми чертами, позволяющими безошибочно определить их истинную суть. Распознать данталли внешне было невозможно. Разве что кому удается пустить им кровь при встрече и увидеть ее синий оттенок. Или же случайно прижаться ухом к их груди, чтобы услышать мерный перестук двух сердец. Подобные инциденты случались крайне редко, ведь данталли были осторожными. Однако стоило кому-то из них выдать себя, последователи Красного Культа возникали буквально из-под земли. Они выведывали подробности жизни данталли и с завидным упорством вызнавали про всех сородичей, о которых тот мог сообщить.

Посему демоны-кукольники старались избегать близости с людьми, по крайней мере, подавляющее большинство.

Отец Мальстена Ормонта в это большинство не входил. Он был романтиком и мечтателем, державшим свой передвижной кукольный театр. Путешествовал по королевствам и зарабатывал звонкий фесо во время чарующих представлений. То были времена, когда Красный Культ еще набирал силу, а великая Война Королевств только зарождалась в мыслях приближенных к монархам советников.

На представления Эллая Дортмунда не гнушался приходить и бомонд — талантом бродячего кукольника восхищались, не думая о его простом происхождении и не подозревая ни о темно-синей крови, текущей в его жилах, ни о двух сердцах, бьющихся в его груди.

На одном из выступлений, где движения марионеток были столь сложными и отточенными, что наводили лишь на мысль о магии, кукольника удостоила своим вниманием герцогиня Иннесса Ормонт.

Молодая и привлекательная особа, она покорила оба горячих сердца юного Эллая с первого взгляда. Театр кукол тогда надолго остановился в Хоттмаре, земле, принадлежавшей герцогу Гелвину Ормонту, даже не подозревавшему о стремительно вспыхнувшей тайной страсти своей супруги.

Эллай открылся своей возлюбленной практически сразу, и это лишь сильнее распалило ее запретное чувство, которому боги не позволили существовать долго.

Неизвестно, каким образом жрецам Красного Культа тогда удалось разоблачить Эллая, но он был схвачен и после нескольких суток допроса предан огню. Герцогиня Ормонт была вынуждена скрывать свое безутешное горе. Перемены в ее настроении и поведении замечало ближнее окружение, но вскоре все подозрения и домыслы рассеялись, как утренний туман: стало известно, что Иннесса носит под сердцем ребенка.

Гелвин Ормонт был счастлив, он ни на мгновение не засомневался в верности и преданности супруги. Иннесса приняла решение растить сына Эллая Дортмунда как наследника герцогства Хоттмар, хотя чувствовала, что носит под сердцем сына данталли. Ее душу терзала тревога, потому что она знала: при рождении ребенок унаследует способности своего отца.

Герцогиня начала долгие тайные поиски информации об этих существах, и ее упорству позавидовали бы даже последователи Красного Культа.

Старания Иннессы увенчались успехом: ей удалось найти для своего сына наставника, который сумел рассказать юному Мальстену о его природе и научить, как укрыть ее от человеческих глаз.

Все детство и юность Мальстен Ормонт следовал заветам своего учителя Сезара Линьи. Взамен тот обучил его пользоваться способностями столь искусно, что ни один человек, которого юноша оплетал черными невидимыми нитями, не чувствовал его ювелирного воздействия.

Мальстен мог бы стать герцогом, одним из самых влиятельных данталли на Арреде. Он мог бы жить в безопасности, о которой не осмелился мечтать ни один из его сородичей. Иннесса Ормонт и Сезар Линьи пророчили ему такую судьбу и очень на нее рассчитывали.

Они ошиблись.

Глава 5

Прит, Гинтара.

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Дверь комнаты шумно распахнулась, и внутрь ураганом влетел промокший до нитки Петер Адони, ведущий за собой пожилую женщину.

— Беата! Сестренка! Я здесь! — срывающимся голосом закричал он. — Повитуха со мной! Боги, только бы я успел…

Грузная фигура Грегора Шосса молчаливо маячила за спинами вошедших.

Повитуха недоверчиво окинула взглядом Беату и стоявшего напротив нее Мальстена.

— Когда, говоришь, начались роды? — прищурившись, спросила она у Петера. Тот непонимающе посмотрел на своего зятя.

— Шесть… — сглотнув, вымолвил Петер и недоуменно поглядел на сестру, — примерно шесть часов назад.

Мальстен повернул голову к вошедшим и учтиво кивнул. Недоумение в глазах Петера Адони и повивальной бабки он предпочел не заметить. Невидимые черные нити, удерживающие Беату Шосс, начали втягиваться обратно в его ладони. Он оставил лишь одну — не для контроля, а для связи. Она была нужна ему, чтобы безопасно добраться до дома Эленор после шести часов воздействия.

Роженица несколько раз беспомощно моргнула, оглядев комнату и присутствующих. Взгляд ее на миг замер на Мальстене и подернулся опаской, но, не успев вымолвить и слова, она заметила брата.

— Петер? — прошептала она. — Ты уже вернулся?

Беата снова посмотрела на Мальстена. Она начинала понимать, как много он для нее сделал. В глазах мелькнула благодарность, но уже через мгновение лицо исказилось гримасой боли, и она тяжело застонала.

Мальстен отвел взгляд и глубоко вздохнул, повернувшись к людям в дверях:

— Призываю вас более не медлить. Госпоже Шосс нужна помощь.

Пожилая повитуха ожгла его недовольным взглядом.

— А вы кто такой? — требовательно спросила она.

— Я лишь побыл с ней на правах друга семьи и помог успокоиться. Но надобность во мне отпала, поэтому прошу меня извинить, — ответил он и решительно зашагал к выходу из дома. Ильдвин испуганно юркнул в сторону, скрывшись за соседней дверью. Мальстен бы не возразил, если б все таким образом разошлись с его пути.

— Постойте… — донесся до него голос Грегора. Бас, звучащий столь робко, был крайне непривычен для слуха.

Мальстен терпеливо вздохнул и остановился в шаге от двери. Он догадывался, что кузнец хочет сказать ему.

— Не переживайте, Грегор. Уже завтра ночью меня не будет в Прите. Насчет вашей супруги можете не волноваться: как я уже говорил, мое воздействие никак не отразится на ее душе, вот увидите. Всего доброго.

Кузнец подался вперед, все еще намереваясь задержать кукольника.

— Погодите, Мальстен! — вновь окликнул он. — Вам нет нужды покидать Прит. Клянусь, вашу тайну не узнает ни одна живая душа.

Он неловко осекся, поняв, с каким жаром это произнес и как громко это прозвучало, даже несмотря на опутывающую его сконфуженность. Мальстен усмехнулся.

— Я ценю это, но не стоит давать обещаний, которых не выполните, Грегор, — снисходительно сказал он. — Сегодня обо мне уже узнало слишком много живых душ, а посему в Прите более не безопасно. Я должен уйти. Раздайте кукол из моего дома детям, с собой я их не возьму.

Мальстен прижал руку к груди в знак заблаговременной признательности и уже собирался откланяться, как вдруг задумчиво окинул кузнеца взглядом и спросил:

— Я могу попросить вас кое о чем?

— Разумеется! — с жаром отозвался Грегор, встрепенувшись. — После того, что вы сделали для моей семьи, все, что угодно!

Договорил он твердо и с уверенностью, но его выдало выражение лица: кузнец явно пожалел о сказанном, как только слова покинули рот, потому что он вспомнил, кому дает обещание. Мальстен качнул головой, успокаивая собеседника.

— Если родится дочь, дайте ей имя Эленор. На самом деле спасение Беаты и ребенка — полностью ее заслуга, не моя.

Не дожидаясь ответа кузнеца, Мальстен вышел из дома и поспешил прочь.

***

На этот раз путь в пол-лиги показался отнюдь не близким. Чувство потери мирной жизни, которую Мальстен некоторое время вел в Прите, утяжеляло каждый шаг.

Оказавшись у хижины Эленор, Мальстен задумчиво замер. Дом показался ему безжизненным, и он догадался, что опоздал.

В жилой комнате догорала масляная лампа. Было совсем тихо, тишину нарушал лишь редкий стук капель утихающего дождя на улице.

Мальстен приблизился к кровати Эленор. Старуха лежала совершенно неподвижно, глаза ее были закрыты, а лицо приобрело неестественно бледный оттенок. Мальстен сокрушенно опустился на стул подле постели покойницы. Он не мог простить себе, что позволил ей — своему единственному другу — встречать Жнеца Душ в одиночестве.

— Прости, Эленор. Я обещал вернуться быстрее… я очень хотел вернуться быстрее…

Он зажмурился, слабо сжал холодную руку старухи и устало опустил голову. Ему невольно вспомнился день, когда Эленор узнала его главный секрет.

Он бродил по лесу, ища подходящие материалы для изготовления кукол. Эленор кормила белок на поляне неподалеку. Точнее, пыталась кормить, но те никак не желали идти ей в руки. Она так и сказала Мальстену, завидев его в лесу. Хмурый взгляд и отчужденность кукольника нимало ее не смутили. Она отпустила свою добродушную жалобу легко и с улыбкой, чем умудрилась искренне удивить Мальстена. Держа дистанцию со всеми, кого встречал, он давно отвык от домашнего уютного тепла, которое может исходить от некоторых людей.

Эленор Крейт была именно таким человеком. Она излучала тепло.

— Приманить белку нетрудно, — ответил Мальстен, положив на землю поленья. Он присел на корточки и взял у Эленор небольшую горсть орехов. — Глядите.

Белки в Вальсбургском лесу и впрямь были трусливы и осторожны, но сопротивляться чарам данталли они не могли. Черные нити ухватили первого попавшегося зверька, и тот послушной марионеткой вскочил на протянутую ладонь. Эленор замерла, и Мальстен, улыбнувшись, подозвал ее к себе.

— Подойдите, не бойтесь. Она не убежит.

Требовалась ювелирная работа, чтобы управлять таким маленьким существом. Однако Мальстену удалось придать движениям скованного нитями зверька естественность.

Эленор осторожно приблизилась, и ее губы растянулись в счастливой, почти детской улыбке.

— Благодарю вас! Они такие красивые вблизи! Я уже и забыла. Спасибо, что потешили меня на старости лет, мастер Ормонт, — засияла она. — Может, заглянете в гости? Я угощу ягодным отваром.

Мальстен освободил зверька, и белка поспешила убежать. Эленор проводила животное погрустневшим взглядом.

— Не стоит благодарности, я ничего не сделал.

Эленор хитро прищурилась.

— Бросьте, мастер Ормонт. Вы были столь любезны ко мне, а теперь отказываетесь принять благодарность? У меня редко бывают гости. Все приходят по одному и тому же вопросу, а простой человеческой беседы я уже давно ни с кем не вела. Возможно, вы все же окажете надоедливой старухе еще одну услугу?

Мальстен вздохнул. Отчего-то ему хотелось согласиться. Он и сам уже давно ни с кем не общался по-человечески. Настолько давно, что боялся утратить эту способность. Однако риск раскрытия тайны был слишком велик.

— Благодарю за приглашение, но вынужден отказаться. Я спешу. Перед праздником в честь Дня Тарт у меня много заказов на кукол. Может быть, в другой раз?

Эленор пожала плечами.

— Ловлю вас на слове, мастер Ормонт. Вы должны мне беседу.

Мальстен дружественно улыбнулся и поднял поленья. В тот же миг с губ сорвался тихий болезненный выдох: короткая, но острая вспышка боли опалила его тело, на миг сделав лицо чуть бледнее обычного. Это происходило после любого воздействия данталли на марионеток. Люди верили, что боль расплаты, терзающая данталли после применения нитей — кара богов, снисходящая на этих страшных непокорных существ.

Эленор надолго задержала взгляд на кукольнике. Даже слишком. Мальстен постарался не выдать своей встревоженности, но прекрасно понял, что старая повитуха обо всем догадалась. Нетрудно скрывать свое самочувствие от тех, кто не склонен обращать на него внимание. Но Эленор была повитухой и привыкла замечать чужое состояние.

— Белки в этих лесах трусливы, мастер Ормонт, — многозначительно произнесла она. — Я живу здесь много лет, и ни к одному человеку они при мне не шли в руки.

Мальстен качнул головой.

— Это нехитрое мастерство. Я рад был помочь вам.

Эленор улыбнулась, продолжая изучающе глядеть на него.

— Я попросила бы вас обучить меня этому мастерству, если б вам не пришлось потом страдать от этого. Хотя… это ведь врожденное мастерство?

Мальстен поджал губы, почти умоляюще посмотрев на пожилую женщину. Эленор же уверенно приложила руку к груди Мальстена, и тот резко отшатнулся в сторону. Лицо старухи озарила хитрая улыбка.

— Так я и думала, — кивнула она. — С самого начала подозревала. Хоть бы имя сменили, что ли? Видимо, вы гордец, мастер Ормонт, раз не сделали этого. Я думала, вы выглядите иначе.

Мальстен нахмурился, а улыбка Эленор растянулась шире.

— Не переживай, мой мальчик, я никому не собираюсь о тебе рассказывать. Да и мало ли, что могло привидеться старой повитухе? — заботливо сказала она, склонив голову.

Мальстен не поверил собственным ушам. Слова будто разбежались от него, и он не смог найтись с ответом.

— Идем со мной, я угощу тебя отваром из ягод. Он придаст сил. — Эленор продолжала улыбаться, в ее взгляде не появилось ни тени отвращения или страха.

Мальстен недоверчиво взглянул на нее.

— Не понимаю, почему вы продолжаете звать меня в свой дом, если поняли, кто я такой.

Эленор глубоко вздохнула. Она понимала, что, покуда не будет произнесено слово, которым зачастую пугают маленьких детей, общение не заладится.

— Послушай, мне совершенно некого угостить этим треклятым отваром, которого я сдуру наварила на роту гинтарийских солдат. Через три дня попортятся и отвар, и мои несчастные нервы, так что мне сейчас совершенно плевать, что ты данталли.

Мальстен нервно усмехнулся.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу такое.

— А я никогда не думала, что буду разговаривать с казненным анкордским кукловодом. И все же мы разговариваем. — Заметив, как помрачнело лицо собеседника, Эленор сочувственно улыбнулась. — Вижу, эта история не так проста, как ее преподносят. Я многое повидала, Мальстен, и, хоть убей, ты не похож на монстра, которым тебя выставили.

— Отчего же? — мрачно спросил данталли.

Эленор продолжала глядеть на него по-матерински заботливо.

— Монстры так себя не корят, мой мальчик, — вздохнула она, и Мальстен невольно отвел взгляд. Эленор кивнула. — Да, именно об этом я и говорю. Знаешь, может, я и наивная старуха, но все же умею отличить искреннюю горечь от притворной. Рерих VII явно лгал на твой счет.

— Его версия официальная, — сухо сказал Мальстен.

— Что ж, — хитро прищурилась женщина, — с радостью услышу правдивую.

С того дня прошел год.

Эленор была единственным человеком, кому Мальстен открылся в Прите. Покидать деревню ему не пришлось: никто и впрямь не узнал его секрет, а повитуха стала ему добрым другом.

За минувшие месяцы Мальстен позволил слабой надежде, что теперь его жизнь войдет в спокойное русло, разгореться в обоих сердцах. Но, похоже, он чем-то прогневал Тарт, раз она в одночасье решила отвернуться от него. Всего за один вечер он потерял единственного близкого друга, а его тайна стала известна семье кузнеца и, возможно, повитухе из соседней деревни. Оставаться в Прите было нельзя, уже сегодня придется уходить.

Снова скрываться.

Снова искать пристанище.

Слабость тяжелым грузом легла на плечи Мальстена. Он устало уронил голову на грудь, словно она была слишком тяжелой, чтобы шея могла удерживать ее.

— Я сделал, как ты говорила, Эленор. Все сделал. — Голос его предательски надломился, понадобилось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. — Надеюсь, боги будут милостивы к твоей душе и позволят тебе переродиться.

Дождевая вода неприятными холодными ручейками текла за ворот плаща, но у Мальстена не было сил снять с себя мокрую верхнюю одежду.

Шесть часов.

Слишком долго, чтобы пройти без страшных последствий.

До Войны Королевств Мальстен еще был способен на такое, но теперь…

Скорбно посмотрев на покойницу, он пообещал себе, что, как только оправится, похоронит Эленор, как подобает. Но сейчас он должен был расплатиться за то, что сделал в доме кузнеца.

Всего одна марионетка, — успокаивал себя кукольник. — Должно быть терпимо. Я должен это пережить, я ведь переживал и не такое.

Последняя нить, связывающая Мальстена с Беатой Шосс, оборвалась. Обреченный взгляд данталли уставился на светлеющее небо за окном. Утро четырнадцатого дня Матира медленно опускалось на Арреду, унося с собой ночую бурю и спокойную жизнь Мальстена Ормонта.

Глава 6

Вальсбургский лес, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Вместо тихой ночи в доме графа Ричифера Аэлин получила уйму работы — сожжение спарэги и последующее исследование особняка на предмет других существ. И хотя охотница была уверена, что эти меры совершенно излишни, чета Ричифер настояла и предложила щедрую оплату. Скрепя сердце Аэлин согласилась, провела тщательный осмотр дома и прилегающей территории, а потом целых два часа успокаивала Стефана.

Утром тринадцатого дня Матира она поспешила покинуть особняк и окрестности Росса, несмотря на продолжающуюся непогоду. Бэлл Ричифер уговаривал ее остаться, но Аэлин не хотела становиться цепным псом при графской чете. Заработав щедрую награду, она направилась в близлежащую деревню, надеясь хотя бы там перевести дух. Облегчать путнице дорогу боги явно не собирались: дождь перестал лишь утром следующего дня.

Радует хотя бы то, что наемники отстали. Похоже, их непогода потрепала не меньше, — успокаивала себя Аэлин, в глубине души понимая, что передышка будет недолгой. Сейчас ее следы на мокрой земле будут глубже и отчетливее, и преследователи, кем бы они ни были, быстро найдут ее.

Интересно, хоть в следующей деревне мне удастся поспать по-человечески? — Она мечтательно прикрыла глаза, представляя себе теплую сухую комнату какого-нибудь трактира. — Если удастся, я буду самым счастливым человеком на Арреде.

Мысль о возможном скором отдыхе придала сил, и Аэлин бодро зашагала в сторону лежащей на пути деревни. Она надеялась, что, если в Прите и попадется какая-то работа по ее части, то противником окажется не спарэга. Аэлин была уверена, что из всех иных существ, обитающих на Арреде болотные ведьмы — одни из самых отвратительных тварей, и в ближайшее время у нее не было никакого желания вновь сталкиваться с чем-то подобным.

***

Прит, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Утром посетителей в трактире «У Верна» было немного. Верн Эдлан скучал за стойкой, вполуха прислушиваясь к сонным разговорам парочки завсегдатаев и вполглаза наблюдая за своей женой. Та меланхолично размахивала метлой по полу, имитируя уборку.

Лучше б ты на этой метле полетела куда, ведьма. Хоть зрелище было бы какое, а так скука смертная, — с кривой улыбкой подумал Верн, рассматривая внушительные формы жены. Глядя, как она покачивает крутыми полными бедрами, Верн чувствовал прилив бодрости и желания. Лана Эдлан, несмотря на годы и полноту, сохраняла свой особый шарм, который чувствовался в любом, даже самом меланхоличном ее движении. За это муж в шутку прозвал ее ведьмой, и им обоим по-своему льстило это прозвище.

Вырывая завсегдатаев из сонных утренних бесед, дверь трактира открылась, и в помещение вошла молодая женщина. Верн Эдлан беззастенчиво вытаращился на нее. Она явно никогда прежде не бывала в Прите. Верн готов был голову дать на отсечение, что запомнил бы такую эффектную женщину, если б хоть раз видел ее прежде.

Она была довольно высокого роста и крепкого сложения для гинтариек женщин. Густые волосы мягкого золотисто-медового оттенка спускались растрепанными локонами ниже лопаток. Черты лица одновременно вбирали в себя благородную загадочность и незатейливую простоту. Незнакомка была весьма необычно одета: приталенный кремовый кожаный кафтан с грубоватыми черными застежками поверх светлой блузы плавно переходил в длинную юбку, которая при последующем рассмотрении оказалась вовсе не юбкой, а продолжением кафтана — четырьмя широкими полосами плотной кожи, разделенными разрезами от самых бедер. Под полосами ткани женщина носила плотные облегающие штаны. На ногах, явно привыкших к долгим странствиям, сидели высокие черные сапоги, запачканные в грязи — похоже она добиралась до Прита через лес после ночной бури. В ножнах на поясе был закреплен длинный нож с расширенным к середине клинком.

Верн заставил себя отвести взгляд от незнакомки, когда ее яркие зеленые глаза остановились на нем. Он почувствовал себя неловко, понимая, что слишком долго разглядывает посетительницу, совершенно не стесняясь присутствия своей супруги.

Светловолосая женщина направилась к стойке и устало вдохнула.

— Доброго утра, — сказала она. Судя по ее голосу, для нее это утро выдалось совсем не добрым.

Верн пожевал губу, стараясь не смотреть на Лану, заинтересованно наблюдавшую за посетительницей.

— Доброго, — отозвался он, прочистив горло. — Чего желаете? Еда? Напитки?

Незнакомка качнула головой.

— Мне бы комнату. На сутки, не больше. О еде и напитках позже, господин…

— Эдлан. Верн Эдлан, сударыня, — поспешил представиться хозяин трактира. — А ваше имя?

— Зовите Аэлин, — небрежно бросила посетительница.

Аэлин, — повторил про себя Верн, расплывшись в непозволительно мечтательной улыбке. — Красивое имя, необычное.

Лана будто услышала мысли супруга и ожгла его предупреждающим взглядом. Верн подобрался. Перейти с гостьей на обращение по имени у него не вышло.

— Что ж, отлично, сударыня. Моя жена Лана проводит вас и покажет комнату. Это будет стоить три фесо… у нас оплата вперед, так что…

Аэлин безразлично кивнула, извлекла из заплечной сумки мешочек и положила деньги на стойку. Верн прищурился и подвинул одну монету посетительнице.

— На один обсчитались, здесь четыре…

— Знаю, — мягко сказала Аэлин. — Один дополнительно. Чтобы меня не побеспокоили ближайшие несколько часов. Проследите за этим, господин Эдлан?

Верн кивнул, позволяя себе, наконец, улыбнуться щедрой посетительнице.

— Желание гостьи для меня закон! — громко продекламировал он.

Провожая Аэлин, Лана обернулась к мужу и нехорошо прищурилась.

Столько лет прошло, а все ревнует меня, ведьма! — хохотнул про себя Верн.

Глава 7

Мальстен бросил плащ на землю и подрагивающими руками взялся за лопату. Он стоял на том самом месте в лесу, где год назад Эленор Крейт узнала его секрет.

Земля казалась слишком твердой, и копать могилу было особенно тяжело. Тело данталли наполняла чугунная слабость, легкий озноб и боль все не отступали, руки не слушались. После шести часов работы с Беатой ему требовалось куда больше времени на восстановление.

Намного больше, чем он мог себе позволить.

Мальстена подгоняло желание как можно скорее покинуть Прит. Сплетни имеют свойство разноситься быстро: скоро вся округа будет знать и говорить о нем. Уйти придется довольно далеко, возможно, даже в соседнее королевство, где нужно будет затаиться и переждать момент, пока все предположения о его местонахождении ускользнут от короля Анкорды, а его верные псы перестанут рыскать в поисках беглеца.

Мальстен замер и прикрыл глаза, всеми силами стараясь отогнать от себя навязчивые воспоминания о Войне Королевств, однако они накатывали волнами, и остановить их было уже невозможно.

<7 лет назад>

Чена, Анкорда

Двадцать второй день Реуза, год 1482 с.д.п.

Оба сердца данталли напряженно забились, когда высокие двери тронной залы распахнулись перед ним, являя взору просторное светлое помещение, украшенное яркими витражами, устланное золотистым ковром и отмеченное флагами Анкорды на каждой массивной резной колонне.

Мальстен сжал кулаки, понимая, на какой риск идет, но пути назад уже не было. Нужно было довести дело до конца. Сейчас, после Вальсбургской Конвенции о запрете участия иных существ в Войне Королевств, он особенно рисковал, придя с намерением открыть свою истинную природу во дворец Рериха VII Анкордского, временно пребывавшего в столице для подготовки переговоров с союзниками.

Стоило Мальстену сделать шаг в тронную залу, герольд громко возвестил:

— Его светлость, Мальстен Гелвин Ормонт, герцог Хоттмарский.

Мальстен приблизился к трону рослого молодого короля Рериха на допустимое расстояние и почтительно поклонился.

Правитель Анкорды был крупным мужчиной, грозным на вид. Его крутой нрав соответствовал внешности. Он выглядел старше своих лет и с отрочества внушал соотечественникам благоговейный трепет. Шевелюра рыжевато-каштановых волос придавала ему сходство с массивным львом. Когда он поднялся с трона и шагнул навстречу своему гостю, эхо стука его каблука разнеслось по зале. Стоявший по правую сторону от трона худосочный советник короля даже вздрогнул: похоже, монарх нечасто удостаивал своих посетителей тем, что поднимался со своего места в их присутствии.

— Хоттмар, — протянул Рерих. Его громкий баритон отразился от каждой стены. — Мне казалось, Хоттмар нынче стал основной резиденцией Красного Культа в Кардении. Я не вижу на вас красных одеяний, герцог Ормонт.

Мальстен поднял глаза на короля и кивнул.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, я не состою в Красном Культе. Земля, наследником которой я являюсь, была захвачена вышеупомянутой организацией в ходе войны. Посему формально я не герцог, а лишь проситель, у коего осталось только его имя.

Рерих изучающе склонил голову.

— В столице я принимаю просителей в последний день каждого месяца, господин Ормонт. — Он намеренно опустил утративший ценность титул Мальстена. — А сейчас и того реже, ибо идет война, и находиться во дворце подолгу не позволяют обстоятельства.

Рерих говорил небрежно, как с челядью, и не собирался этого скрывать. Что ему мог дать разоренный герцог, кроме пустых обещаний? Такие, как он, могли лишь выпрашивать покровительство, а взамен бросать громкие клятвы в верности. Сейчас куда выгоднее была бы военная поддержка, которой бывший герцог Хоттмарский оказать не мог.

Мальстен почтительно кивнул.

— Мне это известно, Ваше Величество. Однако я лелеял надежду, что Вас заинтересует то, зачем я явился к Вам.

Рерих скептически приподнял бровь.

— Что же заставило вас так думать?

Мальстен огляделся.

— При всем моем почтении, Ваше Величество, я смогу обсудить с Вами мое предложение лишь наедине, либо в кругу тех лиц, кому Вы безоговорочно, — он особенно подчеркнул это слово, — доверяете. И тем лучше для нас обоих, чем этот круг будет уже.

Рерих был удивлен столь вольным заявлением чужестранца. Несколько мгновений он размышлял, затем решил согласиться на условия просителя.

— Что ж, вы застали меня в подходящем расположении духа, господин Ормонт. Мне любопытно, что вы можете предложить. Оставьте нас!

Последние слова были обращены ко всем присутствующим, кроме Мальстена.

— Ваше Величество, разумно ли… — попытался возразить советник, однако Рерих угрожающе прищурился и властно приподнял руку.

— Это приказ, — строго оборвал он, и более никто не посмел ослушаться.

Советник, проследовав к двери последним, с неприязнью посмотрел на Мальстена, однако не сказал ему ни слова.

Как только король остался с визитером наедине, он вопрошающе кивнул:

— Так с чем же вы ко мне пришли, господин Ормонт?

Мальстен сделал шаг к монарху и решительно посмотрел в его темные глаза.

— Я хочу вступить в ряды войск Анкорды, Ваше Величество. Сражаться за вас на войне.

Рерих даже не попытался скрыть свое разочарование.

— Это и есть цель вашего визита, ради которой я приказал всем удалиться? Дело, которое не терпит свидетелей? Вы имеете наглость насмехаться надо мной?

Король явно начинал злиться, и Мальстен поспешил успокоить его.

— Все не совсем так, как Вы подумали, Ваше Величество, — произнес он, продолжая пристально смотреть монарху в глаза. — Видите ли, я не совсем обычный боец, как может показаться на первый взгляд. Я имею смелость предполагать, что мое присутствие поможет Анкорде победить в войне и соблюсти те интересы, что она преследует.

Рерих недоверчиво прищурился.

— И как же ваше присутствие поможет?

Мальстен прерывисто вздохнул.

Пришло время рискнуть всем.

— Я данталли, — тихо сказал он. — При аресте моей семьи Красный Культ не добился, чтобы меня выдали. Но в самих подозрениях на мой счет жрецы не ошиблись.

Брови Рериха изумленно поползли вверх.

— Удивительно, что они не пустили вам кровь, — понизив голос до басовитого шепота, заметил он.

— У них не было таких полномочий: не нашлось доказательств, которые бы позволили им пускать кровь герцогу. К тому же, я был в Нельне, и у них не было оснований вызвать меня для допроса.

С каждым словом Мальстена Рерих Анкордский все больше хмурился. Данталли говорил спокойно, но кипевший в его душе гнев ощущался даже на расстоянии, и Рерих пока не был уверен, что этот гнев — не повод как можно быстрее позвать стражу.

Мальстен напряженно выпрямился, готовясь опутать монарха нитями в случае необходимости. Он понимал, что ставит на карту свою жизнь. Перед тем, как явиться в анкордский дворец, он не раз продумывал, как ему следует поступить, каким именем назваться, и пришел к выводу, что использует настоящее. Чтобы добиться своей цели, необходимо было иметь соответствующее положение в обществе, без этого Рерих его бы попросту не принял. К тому же Мальстен был убежден, что в случае резкого отказа и ареста призванные к делу жрецы Красного Культа все равно вытянули бы из него всю правду, этому они хорошо обучены. В случае же успеха он верил, что при его талантах его и вовсе невозможно будет раскрыть.

— Выслушайте меня, Ваше Величество, прошу Вас. А после поступайте, как сочтете нужным. — Мальстен заговорщицки улыбнулся.

— Вы, видимо, не слышали о Вальсбургской Конвенции, герцог Ормонт? Она состоялась после Битвы при Шорре, и было решено ввести строжайший запрет на участие иных существ в войне. Следуя условиям Конвенции, я должен не просто выпроводить вас отсюда, а передать Красному Культу!

— При всем моем почтении, Ваше Величество, если б именно таким было Ваше намерение, Вы не стали бы пугать меня Культом, а уже звали бы стражу, однако Вы этого не делаете. Стало быть, мое предложение Вам все еще интересно, — не согласился Мальстен.

Некоторое время монарх боролся с собой. Дерзость пришлого данталли поражала его: никому из просителей он не позволил бы подобных словесных выпадов. Однако уверенность, с которой говорил Мальстен Ормонт, заставляла предположить, что у него есть способ обойти Вальсбургскую Конвенцию, а это было бы кстати. Очень кстати!

— Я признателен, что иное существо, учитывая всю опасность своего намерения, выбрало именно Анкорду, чтобы помочь одержать победу в войне. Но принять ваше предложение будет безумием, господин Ормонт, — холодно ответил Рерих. — Вас раскроют в первом же сражении. На такой риск я не готов пойти.

— Меня не раскроют, — уверенно возразил Мальстен.

— Почему вы так решили?

— Для этого Вам следует посмотреть, на что я способен, Ваше Величество.

— Хотите провести показательное выступление?

— Хочу стать в этом выступлении одним из действующих лиц, — кивнул Мальстен.

На лице монарха отразилось глубокое недоумение.

Участие кукловодов в боевых действиях никогда не придавалось огласке. Несмотря на их выдающиеся способности, суеверные страхи остановили большинство королевств Арреды от того, чтобы воспользоваться их услугами. Однако четыре монарха решились на такой шаг, и — словно сам Крипп приложил руку к воздаянию за это решение, — судьба свела все четыре королевства на поле боя при Шорре. Это легендарное сражение, состоявшееся на тринадцатый день Сагесса 1480 года с.д.п., получило название Битва Кукловодов. Армии Карринга, Везера, Ильма и Ларии схлестнулись в жесточайшей схватке, где полегло великое множество воинов. Каждой из армий пытался управлять вражеский демон-кукольник, наталкивая солдат на мечи, заставляя совершать самоубийство, сбивая организацию строя, принуждая бросить оружие и стать легкой мишенью для противника. Каждый данталли при Шорре держался на возвышении позади армии, охраняемый отрядом солдат. Они должны были видеть свои цели и управлять людьми, на которых не было красного, словно марионетками в кукольном театре. Оттого слова Мальстена Ормонта так удивили Рериха VII: никогда прежде данталли не были действующими лицами своих «представлений».

После Битвы Кукловодов, короли Арреды пришли к выводу, что данталли используют людей как бездушных кукол, разбрасываются их жизнями, словно мусором, ради собственного развлечения и в угоду своей жестокости.

Идеи, ранее присущие лишь последователям Красного Культа, быстро разнеслись по всем королевствам материка. Мирные жители сочли вмешательство данталли в войну противоестественным, безнравственным деянием, и волнение среди населения подтолкнуло монархов к созданию Вальсбургской Конвенции. Ее подписали восемнадцать королевств Арреды в восемнадцатый день Зоммеля 1480 года с.д.п.

— Что ж, герцог Ормонт, — король Анкорды прищурился, нарочито выделив титул Мальстена, — ваше предложение весьма… гм… заманчиво. Остается несколько вопросов. И, пожалуй, основной: чего вы хотите взамен? Вернуть Хоттмар?

Мальстен качнул головой.

— Я не собираюсь стравливать между собой Анкорду и Кардению, Ваше Величество. Мне не нужно продолжение этой войны, мне нужно, чтобы она закончилась.

— Трудно поверить, что вы не хотите ничего, — прищурился Рерих.

— Земля в Анкорде с восстановлением титула герцога по окончании войны меня бы вполне устроила. Возвращаться в Кардению в объятия Культа, как Вы понимаете, у меня нет ни малейшего желания. И, конечно же, мне нужна неприкосновенность от посягательств Культа после войны. Обеспечьте мне ее, и я обеспечу вам победу.

Монарх ненадолго задумался.

— Звучит самоуверенно. Но… здраво. Для начала я хочу посмотреть, на что вы способны. Сами понимаете, ваше предложение — большой риск, и я не могу пойти на него, не будучи уверенным, что вы справитесь. Что вам нужно для вашей демонстрации?

— Отряд новобранцев, не понюхавших пороху. Хочу, чтобы против них выступили хорошие бойцы. Обещаю, что бой будет идти не до смерти, а лишь до разоружения противника. Мы ведь не хотим лишних смертей, верно?

Заговорщицкая улыбка Мальстена заставила глаза Рериха азартно загореться.

— И вы сумеете это проконтролировать?

— Дайте мне новобранцев, Ваше Величество. И увидите все своими глазами.

— А ваша… — Рерих помедлил, вспоминая, как данталли называют период восстановления после применения силы.

— Расплата? — подсказал Мальстен и продолжил, не дожидаясь кивка: — Об этом не беспокойтесь, Ваше Величество. С ней я сумею справиться.

***

Новобранцы в черной униформе, вырванные прямо с учений, построились в тронной зале. Мальстен оценил предоставленный материал.

Надо отдать должное этим желторотикам, — подумал он, стоя в отдалении от молодых солдат. — Строй держат ровно в ожидании приказа короля. Пороху войны, конечно, еще не нюхали, но с тем, как они держатся, их победа хотя бы не станет настолько неожиданной для другой группы бойцов.

Рерих внимательно посмотрел на Мальстена.

— Вот запрошенный вами отряд, герцог Ормонт, — сказал он. — Покажите, на что способны. Надеюсь, я не пожалею о своем решении и все-таки не потеряю этих ребят.

Мальстен посерьезнел. Его не волновало, пожалеет король Анкорды о своем решении или нет, он знал лишь, что это самое решение поможет остановить войну и обрести покровительство. Оба его сердца гулко ударили в грудь при одном воспоминании о том дне, когда весть о захвате Хоттмара и казни четы Ормонт добралась до Нельна.

Эта война заставила всех одичать и обезуметь, — сжимая кулаки, подумал Мальстен. — Она должна закончиться. А чтобы это произошло, должен объявиться победитель.

— Не сочтете ли за труд все-таки удовлетворить мое любопытство, герцог Ормонт? — поинтересовался Рерих. — Почему вы решили вступить именно в армию Анкорды? Возможно, выступи вы на стороне Кардении, вам бы вернули вашу родную землю, изгнав оттуда захватчиков.

Мальстен скользнул по монарху взглядом, заставившим его осечься на полуслове.

— Кардения без боя отдала Хоттмар Красному Культу. Допустила беспредел, погубивший мою семью, Ваше Величество. Как Вы думаете, отчего я не питаю особой любви к королю Бернарду?

— Понимаю, — поджал губы Рерих. — И все же почему Анкорда? Вы могли направиться в любое другое королевство, но пришли ко мне.

Он был прав. Решаясь на свою авантюру, Мальстен мог выбрать любого из королей Арреды — мотивы и интересы большинства стран в этой войне едва ли разнились. Однако после битвы при Шорре в силу характера, возраста и присущего авантюризма лишь Рерих VII показался ему человеком, готовым решиться на подобный шаг.

— Скажем так, из всех монархов Арреды Вы мне наиболее симпатичны, Ваше Величество, — ответил Мальстен.

Рерих расплылся в улыбке и ничего не сказал.

Тем временем в зале показалась вторая дюжина воинов, которые должны были стать противниками для новобранцев. Красные плащи развивались за спинами бывалых бойцов, превращая своих носителей в размытые пятна для зрения данталли.

Рерих VII заинтересованно поглядел на Мальстена, который едва заметно прищурился. В глазах монарха заплясали огоньки беспокойства: возможно, самоуверенный гость оказался слишком недальновидным? За нарушение Конвенции следовали жесткие санкции, однако они не исключали вероятность появления смельчака, готового пойти на риск, поэтому после подписания договора армии Арреды для страховки ввели в свою форму обязательные красные элементы одежды.

— Вам ведь известно, что сейчас все действующие армии носят красное, господин Ормонт? — шепнул он, вновь нарочно опустив титул Мальстена. — Сомневаюсь, что вы сможете управляться с отрядом, которого не видите. Возможно, я поспешил…

— Не поспешили, Ваше Величество. Мне известно о красных одеждах действующих армий Арреды. И, уверяю Вас, это не проблема. Я вижу этих бойцов.

Он не лгал. При должной концентрации он действительно видел каждого, несмотря на плащи. Различать людей в красном он научился еще во время обучения у Сезара Линьи. Однако лишь различать, не контролировать. Именно поэтому он попросил у Рериха отряд новобранцев, которые еще не были действующей армией и не носили красных плащей.

Рерих хмыкнул.

— Я думал, такие, как вы…

— При всем моем почтении, Ваше Величество, Вы, как и большинство жителей Арреды, введены в заблуждение множеством мифов о таких, как я.

В голосе Мальстена прозвучало чуть больше желчи, чем он рассчитывал. На его счастье, король предпочел этого не заметить. Мальстен прочистил горло и кивком указал на новобранцев.

— К тому же я вовсе не собираюсь управлять вражеским отрядом. Тем, что я заставлю бывалых солдат бросить оружие, я себя очень легко выдам. Я намереваюсь управлять своими людьми.

Глаза Рериха изумленно распахнулись, в них вновь зажегся огонь азарта. Он перебрал пальцами в предвкушении интересного сражения.

— Управлять, будучи внутри? — уточнил он.

— Верно, — кивнул Мальстен.

— Что ж, поглядим на ваши возможности, герцог. — Не дожидаясь ответа, Рерих шагнул к двум дюжинам солдат Анкорды и, кивнув в ответ на почетные салюты, громко заговорил: — Я собрал вас здесь для экспериментального экзамена, — начал он, заставив всех в зале замолчать. — Война — это сражение за сражением, и в каждом бою участвуют и бывалые солдаты, и новобранцы. Часто они сталкиваются лицом к лицу, силы оказываются неравны, и лишь от воли Тарт зависит, кто выйдет победителем, а кого может погубить несчастливая случайность. Сегодня я хочу посмотреть, насколько мои новобранцы готовы отправиться на войну и вступить в бой с теми, кто провел уже не одно сражение. В вашу задачу входит разоружить противника. Мне не нужны смерти и ранения. По крайней мере, сегодня.

Рерих замолчал, оглянувшись на Мальстена, и продолжил после недолгой паузы:

— Среди новобранцев также будет сражаться мой гость, его светлость, Мальстен Гелвин Ормонт, герцог Хоттмарский, пожелавший вступить в ряды войск Анкорды. Ваш экзамен станет и его экзаменом. Начинать бой по моей команде! Да прибудет с вами Тарт.

Мальстен обменялся с монархом легкими кивками и неспешно проследовал в ряды новобранцев.

Спокойно, — приказал он себе. — Я множество раз это делал. Справлюсь и сейчас.

Рерих поднял руку.

Мальстен сосредоточился.

Черные нити незаметно для остальных протянулись от его ладоней к солдатам, накрепко связавшись с каждым из новобранцев.

Следи за выражениями лиц. Нельзя выдать себя ничем, — напомнил себе Мальстен, убедившись, что мимика солдат не изменилась.

Бойцы в красных плащах обнажили мечи.

Мальстен, контролируя нити усилием воли, осторожно потянул за них, наблюдая за противником тринадцатью парами глаз одновременно. Новобранцы взялись за оружие. Мальстен также вынул из ножен меч, любезно предложенный Рерихом — его саблю изъяли при входе во дворец.

Рука монарха резко опустилась вниз, возвещая о начале боя. С первым вздохом последовал и первый шаг. Мальстен чувствовал, как бьются сердца его солдат и мысленно приказал им успокоиться. Он мог оценить военный потенциал каждого и знал, что они могут продемонстрировать. Для себя Мальстен каждому из дюжины новобранцев присвоил номер.

Первая тройка послужила мишенью для атаки первой тройки «красных плащей». Один готовился бить сверху, второй только замахивался, третий наносил удар сбоку — ему позволяло расстояние.

Мальстен потянул за нити. Его третий солдат, угрожающе сдвинув брови, ловко выставив блок, тут же сбил меч противника. Одновременно второй солдат сумел первым же ударом выбить замахивающийся клинок «красного плаща» и разоружить соперника.

Раз.

Первый новобранец уклонился, одновременно с ним отскочил и четвертый солдат, который мог попасть под этот шальной удар сверху. Четвертый отбил атаку мощным замахом. Первый тут же вскочил, выбивая меч у противника, а четвертый бросился в атаку на следующего врага, страхуемый товарищами. Третий солдат как раз завершал комбинацию, разоружающую своего соперника.

Два. Три.

Мальстен беспрепятственно прошел вперед, заставив своих людей расступиться, успел подстраховать пятого солдата и одновременно защитить себя умелым выпадом. По прошествии пятнадцати ударов сердец еще трое противников лишились оружия и отступили.

Из новобранцев меча не уронил никто.

Четыре. Пять. Шесть. Еще половина.

Инстинкты взяли свое. Природа данталли вырвалась на волю, страх раскрыть себя исчез. Мальстен больше не боялся, что не уследит за мимикой или движениями своих солдат, все происходило само собой. Краем глаза он заметил изумленный взгляд Рериха. Король не мог поверить, что данталли бьется на равных с солдатами и одновременно управляет ими. И управляет настолько ювелирно, что новобранцы, похоже, верили: быстрая и сокрушительная победа — исключительно их собственная заслуга.

Последний противник лишился меча. Бой был окончен. Обрадованные, окрыленные победой молодые бойцы радостно воскликнули «ура!». Мальстен снизил контроль до минимума, но не спешил отпускать солдат. Расплата могла настичь его в любой момент, нужно было дождаться, пока подвернется место, где можно будет переждать ее.

— Блестяще! — громко возвестил Рерих, подходя. Взгляд его горящих глаз сосредоточился только на Мальстене. — Это было блестяще, господа!

Мальстен кивнул, с облегченным вздохом понимая, что план его удался.

Глава 8

Прит, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Аэлин потянулась на жестком матрасе и блаженно улыбнулась. Эта койка на постоялом дворе после бессонной ночи показалась ей едва ли не королевским ложем. Несколько часов сна вернули ее к жизни, и сейчас она чувствовала себя хорошо, как никогда.

Неплохо было бы поесть, — подумала Аэлин, прислушиваясь к недовольно ворчащему желудку, — но сначала стоит привести себя в порядок.

Она извлекла из заплечной сумки гребень и расчесала спутавшиеся золотистые волосы, после чего набрала из стоявшего в углу бочонка ковш воды и тщательно умыла лицо, а затем с помощью тряпицы очистила от дорожной грязи сапоги и одежду.

Перед тем, как спуститься в трапезный зал, она скользнула взглядом по комнате и увидела торчащий из сумки корешок потертой тетради в твердом переплете. Аэлин тяжело вздохнула, извлекая ее и раскрывая на форзаце, где содержалась одна единственная размытая от времени надпись: «Путевые заметки Грэга Дэвери».

Аэлин покачала головой и прикрыла глаза, отгоняя от себя счастливые воспоминания: теперь они каждый раз перемежались горечью потери.

Подумать только! Полтора года! Полтора года скитаний от города к городу, от селения к селению в надежде найти хотя бы одну ниточку, которая привела бы меня к нему — и никаких результатов! А ведь тогда, в Сальди, я решила, что наконец обрела надежду и теперь отыщу его.

Аэлин перелистнула страницы тетради Грэга Дэвери. Пальцы безошибочно остановились на том листе, который был нужен — на последнем, хранившем записи. Она давно знала наизусть написанный там текст, и все же что-то заставило ее снова перечитать его:

«Наткнулся на одно очень странное место. Нужно проверить, могут быть замешаны существа».

В самом низу страницы явно в спешке была сделана размазанная приписка: «Поговорить с Мальстеном О.».

Аэлин захлопнула тетрадь.

— Кто же ты такой, Мальстен О.? — нахмурилась она, убирая путевые заметки Грэга Дэвери обратно в заплечную сумку. — И как долго я еще буду искать тебя?

На ум приходила лишь одна историческая фигура, носящее подходящее имя, но этого человека… точнее, этого иного казнили несколько лет назад.

Запись в дневнике была сделана много позже, посему, если только Грэг Дэвери за время своего отсутствия не научился разговаривать с призраками, искать нужно было другого Мальстена О.

***

Лана Эдлан заботливо склонилась над столом, за которым сидел угрюмый темноволосый мужчина.

— Тебе повторить, дружочек? — проворковала она, кивая на пустую кружку эля. — Или пока подождешь?

Стоявший за стойкой Верн недовольно хмыкнул и оторвался от протирания столешницы. Ему не нравился игривый тон, которым жена разговаривала с этим человеком.

— Оставь его. Надо будет, сам попросит еще. Чай, не маленький, — проворчал он.

— Да он и слова произнести не может от потрясения, — сочувственно сказала Лана. — Едва сестру не потерял, носился всю ночь за повитухой. А наша Эленор, говорят, скончалась, да будут боги милостивы к ее душе!

Петер Адони, до этого сидевший молча, откашлялся и с хмельным прищуром заговорил:

— Повторите-ка, госпожа Эдлан. Еще эля! Я пью за перерождение Эленор Крейт! Как знать! Может, она переродилась в моей племяннице, которую Грегор назвал в ее честь…

Он вдруг затих, боясь, что три выпитых кружки эля после бессонной ночи развяжут ему язык и заставят выболтать лишнего об участии кукольника. Зять строго-настрого запретил упоминать об этом.

У самого Петера до сих пор не укладывалось в голове то, кем оказался их ночной посетитель. Анкордский кукловод, прилюдно казненный в городе Чена на шестнадцатый день Солейля 1483 года с.д.п. на одном из сотни полыхавших в тот день костров, — как он мог шесть лет спустя оказаться здесь, в Прите?

Чуял я неладное с самого начала! Не нравились мне его глаза, — думал Петер. Вместе с тем он понимал, что вменить в вину Мальстену Ормонту ничего не может. Этой ночью анкордский кукловод спас его сестре жизнь. Он не обязан был исполнять просьбу умирающей старухи Эленор, но ведь исполнил. И, похоже, не солгал насчет последствий воздействия нитей на людские души. По крайней мере, пока ничто не давало повода усомниться в его честности: поведение Беаты никого не тревожило, да и их с Грегором дочурка выглядела совершенно здоровой крепкой малышкой. А без вмешательства Мальстена Ормонта они обе могли отправиться на Суд Богов.

Петер вздрогнул и попытался отогнать эти мысли.

Лана Эдлан вернулась к столу с новой кружкой эля и, кокетливо улыбнувшись, ретировалась к стойке.

Тем временем в трапезный зал с лестницы, ведущей в жилые комнаты, спустилась молодая женщина. Петер ошеломленно уставился на нее и проводил взглядом до стойки. В Прите он повидал немало красивых женщин, и незнакомка не показалась ему прекраснейшей из них, однако в ее манере держаться угадывалось нечто чужеземное и экзотичное, заостряющее на себе внимание.

Верн Эдлан встрепенулся и расплылся в приветливой улыбке.

— О, доброго вечера, сударыня! — кивнул он. — Надеюсь, вас никто не побеспокоил?

— Никто, благодарю, — приятным бархатистым голосом отозвалась гостья. — И бросьте это «сударыня», господин Эдлан. Я ведь говорила, вы можете звать меня просто Аэлин. — Она кокетливо облокотилась на стойку, за что Лана наградила ее испепеляющим взглядом. Она наверняка высказала бы свое недовольство, если б не оружие на поясе Аэлин. В отличие от мужчин, которые частенько оценивали в первую очередь симпатичное личико, Лана отметила упругие мышцы рук и несколько старых царапин на ладонях, после чего сделала вывод, что оружие эта путница носит не для вида.

Аэлин заметила, как жена трактирщика посмотрела на нее и, не сводя с нее взгляда, медленно убрала руки со стойки. Верн напряженно наблюдал за непонятным для него немым диалогом, за долю мгновения пронесшимся между женщинами.

— Не нальете эля? — попросила гостья, все еще глядя на Лану. — И от жаркого я бы не отказалась.

Верн внушительно вытаращился на жену и кивком головы указал ей на кухню. Лана недовольно поджала губы, но послушалась и удалилась. Верн вздохнул с заметным облегчением. Еще не хватало, чтобы между женщинами из-за него началась перепалка! Впрочем, думая об этом, Верн с трудом удерживался от задорной улыбки.

— Выбирайте стол, какой понравится. Все сделаем в лучшем виде. Если я могу еще чем-то помочь…

Аэлин покачала головой и перебила его:

— Как знать, возможно, это я смогу чем-то помочь, — сказала она.

Верн удивленно приподнял брови.

— Ох… ну… работы в трактире нет, мы с женой… — неловко начал он, затем смешался и задумчиво склонил голову. — Хотя я уверен, что, если бы столь прекрасное создание работало у нас, дело пошло бы в гору!

Аэлин одарила трактирщика снисходительным смешком.

— Боюсь, я говорила не об этой помощи, господин Эдлан. Скажите, может, в Прите есть какие-то проблемы с иными?

Спину Петера Адони прошиб холодный пот. Он резко выпрямился на месте и, не мигая, уставился на чужестранку.

— С иными? — переспросил Верн. — Неожиданный вопрос. Насколько я…

— Нет в Прите никаких проблем с иными! Не водится их тут! — резко перебил его Петер, мысленно перебирая всех, кто мог проболтаться. Ильдвин? Или повитуха из соседней деревни?

Аэлин и Верн заинтересованно обернулись на выкрик.

— Вы уверены, господин…

— Адони, — мрачно представился Петер, перехватив у Аэлин паузу. Он уже всей душой жалел, что не выбрал смолчать.

Верн стыдливо поджал губы. Ладно Лана — приревновала, старая ведьма! А с чего в Петере столько недружелюбия к такой приятной особе?

Расспрашивать об этом и провоцировать новый скандал Верн не решился.

— А почему вы интересуетесь иными, Аэлин? — поспешил он взять на себя инициативу в разговоре.

Аэлин ненадолго задержала взгляд на Петере, затем кивнула и ответила:

— Дело в том, что это моя специализация. Видите ли, я охотница. Буквально сутки назад у меня состоялась весьма неприятная встреча с болотной ведьмой, обитавшей в летней резиденции графа Бэла Ричифера. И я подумала, не забрел ли кто из вредителей в Прит. Если так, может, боги не зря привели меня сюда.

Верн изумленно распахнул глаза.

— Охотница? — не поверил он своим ушам. — Простите, никогда бы не подумал…

Аэлин не переменилась в лице. Реакция трактирщика вовсе не удивила ее, она давно привыкла к такого рода изумлению на лицах собеседников, узнающих о ее способе зарабатывать на жизнь.

— Не вы первый, не вы последний, кого это удивляет, — кивнула она, поворачиваясь к Петеру. — Так, значит, мои услуги деревне без надобности?

Верн неловко пожал плечами и постарался удержать внимание Аэлин на себе.

— Выходит, что так, — сказал он.

Несколько мгновений Аэлин не отвечала. Взгляд Верна призывал ее повернуться, но она продолжала испытующе смотреть на Петера. Тот заерзал на скамье, напрягся всем телом, на лбу начал поблескивать пот.

Аэлин едва заметно кивнула собственным мыслям и вновь повернулась к Верну.

— Что ж, на самом деле это хорошая новость. Тогда я не задержусь в Прите. Думаю, после трапезы сразу отправлюсь в путь.

Петер облегченно вздохнул.

— Приятной дороги, — пожелал он, не сумев скрыть враждебности в голосе. Верн со значением посмотрел на него, мысленно умоляя замолчать.

— Думаю, на сегодня это твоя последняя кружка, приятель! — Излишняя строгость потребовала прочистить горло. Верн откашлялся и виновато улыбнулся гостье. — Извините его. Он, вообще говоря, не хмырь, просто нынче ночью едва не потерял сестру. Тяжелые были роды…

Аэлин кивнула с пониманием.

— Надеюсь, все кончилось благополучно.

— Хвала богам! У нашего Петера родилась прекрасная племянница, — охотно поведал Верн.

— Спешу поздравить, господин Адони, — вновь обратилась Аэлин к Петеру. Она говорила дружественно, будто не замечая его настроя.

— Спасибо, — буркнул Петер, сделав большой глоток эля.

Верн нервно постучал пальцами по стойке.

— Что ж, присаживайтесь. Жаркое скоро будет подано.

Аэлин направилась было к столу, как вдруг замерла на мгновение и вновь повернулась к трактирщику, заинтересованно прищурившись.

— Последний вопрос, господин Эдлан. Я уже и не надеюсь на благосклонность Тарт, но… скажите, нет ли в деревне или среди ваших знакомых кого-то по имени Мальстен О.?

Петер едва не поперхнулся элем, вновь удостоившись внимательного взгляда Аэлин. Дальше она говорила, не сводя с него глаз:

— Полного имени я не знаю. Но даже известная мне часть не самая распространенная на материке. На своем пути я встречала лишь четверых мужчин по имени Мальстен. К несчастью, они оказались не теми, кого я ищу. Возможно, вам известен еще кто-то?

Петер мрачно сдвинул брови.

— А зачем он вам? — спросил он, и ему показалось, что Аэлин перестала дышать. Она сделала шаг к нему и выглядела очень напряженной, словно хищник, приготовившийся схватить добычу.

— Вы знаете его?

Петер напряженно сжал кулаки.

Верн шумно втянул воздух и поспешил присоединиться к разговору:

— Да здесь все его знают. Мальстен Ормонт, он делает кукол.

— Ормонт?! — изумленно переспросила Аэлин. — Да еще и кукольник? Если это шутка, господин Эдлан, то несмешная.

— Что вас так удивляет? — нахмурился Верн, мельком бросив взгляд на побледневшего, как полотно, Петера.

Аэлин хмыкнула.

— Про Сто Костров Анкорды в Прите не слышали? Мальстеном Ормонтом звали казненного командира Кровавой Сотни. Он нарушил Вальсбургскую Конвенцию одним своим присутствием на поле боя.

— Про это мы слыхали, конечно, — протянул Верн. Он не сумел скрыть, что обвинение в невежестве обидело его, но Аэлин не спешила смягчаться. Верн подобрался и заговорил, заметно важничая: — Мы, знаете ли, тоже поначалу вспомнили об анкордском кукловоде. Вот только этот Мальстен Ормонт — жив-здоров. Никаких темных дел за ним не замечено. Мало ли на Арреде людей с похожим именем! Мы в Прите в чужие дела лезть не привыкли, не расспрашивали его о прошлом, но с виду это мирный человек, тихий и спокойный. Не знаю, тот ли это Мальстен О., которого вы ищите, но, думаю, вы найдете ответ, когда он сам поговорит с вами.

— Не поговорит, — качнул головой Петер, чувствуя, как остатки румянца предательски сходят с его лица.

Аэлин нахмурилась.

— Почему?

— Он покинул Прит, — нехотя сказал Петер.

Настала очередь Верна удивляться.

— Кукольник ушел? Но когда? И почему?

— Он не сообщал, почему, но отбыл сегодня поутру. — Петер сложил руки на груди, и заговорил, не скрывая едкости: — Никому не известно, куда и как надолго он уехал, но сомневаюсь, что его вскоре можно будет встретить в Прите. Сожалею.

Рука Аэлин дрогнула и сжалась в кулак, в глазах отразилось опустошение. Петер глядел на нее с видом победителя, а Верн с трудом удержался от желания положить ей руку на плечо в знак ободрения.

— Может, мы сможем чем-то помочь в ваших исканиях? — осторожно поинтересовался он.

— Нет, — севшим голосом ответила Аэлин.

Петер спешно допил эль, поднялся со своего места и кивнул трактирщику.

— Пожалуй, ты был прав, Верн, на сегодня мне хватит. Пойду навещу Беату.

— Бывай, Петер!

Верн даже не скрывал, что рад его уходу. Радовало его и то, что погрузившаяся в свои мысли Аэлин теперь потеряла к Петеру всякий интерес. Он был уверен, что сумеет развеселить приятную гостью, как только выпадет такая возможность.

В зал вернулась Лана с ужином.

— Присядете? — с натянутой улыбкой обратилась она к гостье.

Аэлин рассеянно направилась к столу и села на скамью.

Лана отошла к стойке и перемолвилась с Верном парой слов. Тот усиленно пытался концентрироваться на ее речи, но мысли его занимала едва не случившаяся перепалка между охотницей на иных и Петером Адони. Лана легонько щелкнула пальцами перед носом мужа.

— Ты меня слушаешь, старый дурак? — проворчала она.

Верн энергично закивал, бросив короткий взгляд на стол, за которым должна была сидеть Аэлин. Ужин остался нетронутым, а место гостьи пустовало.

***

Вечерело. Сизые сумерки Прита готовились перейти в ночь, роняя на деревню прохладу и свежий запах остывающей земли.

Петер Адони торопливо шел по тропе, надеясь успеть обернуться до того, как непроглядная ночная тьма окутает всю округу. Внутренний голос подсказывал ему прямо сейчас вернуться домой, но Петер игнорировал его. Он хотел убедиться, что охотница на иных, по какой бы причине она ни оказалась здесь, не нападет на след данталли. Петер чувствовал себя в долгу перед ним и был рад возможности этот долг вернуть.

Дом Мальстена Ормонта стоял на отшибе, забора вокруг него не было. Когда-то этот дом принадлежал жившему в Прите старому кукольнику. Чуть больше года назад старик, почуяв на себе дыхание Рорх, озаботился поисками помощника, которому мог бы передать дело. Посетивший Прит странник Мальстен Ормонт — тихий, не докучающий и усидчивый, — показался ему милостью богов, и он с удовольствием взял его в подмастерья. Об анкордском кукловоде старый кукольник если и слыхал, то лишь краем уха. Вдобавок он предпочитал не занимать голову далекими сплетнями. Хватало ему и местных пересуд.

Мальстен работал без нареканий, не жаловался на низкую плату и не отказывался помогать старику по хозяйству.

Через полгода после появления Мальстена в Прите кукольник умер во сне, оставив дом и дело своему помощнику. Мальстен довел до ума небольшую мастерскую, стоявшую поодаль от дома. Именно там его можно было увидеть чаще всего, если кому-то взбредало в голову пройти мимо его жилища. Сегодня Петер Адони не ожидал встретить кукольника там. Грегор сказал, что Мальстен не будет забирать свои работы с собой. Стало быть, если он еще не покинул деревню, то должен быть в доме, а не в мастерской.

Петер поспешил к входной двери. Окна были темны, обе комнаты казались пустыми.

Тем лучше, если он уже ушел, — подумал Петер, но в дверь все же постучал.

Ответа не последовало.

Немного помедлив, Петер решил для надежности проверить и мастерскую. Ее дверь тоже оказалась заперта, на стук никто не отозвался.

Петер глубоко вздохнул и ощутил, как внутри него отчего-то зарождается опасение. Ему показалось, что в сгущающихся сумерках за ним кто-то наблюдет. Стараясь отогнать страхи, он тихо кашлянул и вновь постучал.

— Мальстен, вы здесь? — окликнул он.

Движение неизвестного нападающего было почти неуловимым, словно дуновение легкого осеннего ветра. Петер не успел даже вскрикнуть, когда кто-то резко развернул его и прижал спиной к двери кукольной мастерской, а у горла сверкнуло широкое лезвие клинка.

Глава 9

Клинок паранга угрожающе касался горла.

— Сам знаешь, что будет, если дернешься! — Прежде бархатистый голос Аэлин приобрел непривычную резкость и грубость. Петер застыл и задержал дыхание, вытаращившись на охотницу. — А теперь рассказывай все по порядку. Начни с того, почему ты солгал.

— Ч-что? — заикнулся Петер, — я ничего не… я ничего не сделал, я…

Аэлин отточенным движением надавила на клинок. Петер зажмурился и задрожал, воздух вокруг горла запах острой опасностью.

— Вот только не надо лгать снова, — пригрозила Аэлин. — Ты сказал, что кукольник покинул Прит. А теперь пришел к его дому и зовешь его. Почему ты хочешь помешать мне найти его?

Глаза Петера заблестели от слез.

— Прошу вас… отпустите, я ничего не знаю…

— Где кукольник?

— Клянусь, я не знаю!

За выкриком Петера Аэлин не услышала, что к ним кто-то приближается. Шаги донеслись до нее почти в тот же момент, что и голос:

— Сударыня, — незнакомец говорил мягко и спокойно, — прошу, уберите оружие от горла этого господина. Как я успел услышать, вы ищете меня. Я к вашим услугам, вам нет нужды прибегать к угрозам.

Аэлин не спешила оборачиваться.

— Вы Мальстен Ормонт? — спросила она, и голос ее предательски дрогнул.

— Посмотрите на меня и убедитесь в этом сами.

Аэлин сделала небольшой шаг назад, все еще держа паранг в опасной близости от горла Петера. Тот, в свою очередь, перепуганными глазами смотрел на кукольника, будто пытался предупредить его о чем-то.

— Пройди вперед. Медленно, — скомандовала Аэлин, обращаясь к своему пленнику. Петер, дрожа всем телом, выполнил указание, и охотница молниеносно скользнула ему за спину. Любой пленник с какой-никакой военной подготовкой успел бы улучить момент и освободиться, но Петер Адони был неотесанным деревенщиной и даже не понял, что упустил свой шанс. Аэлин мысленно возблагодарила Тарт.

— Подойдите ближе, чтобы я вас видела. Без резких движений! — строго обратилась она к Мальстену Ормонту.

— Хорошо.

Кукольник медленно приблизился, и Аэлин наконец сумела рассмотреть его. Он оказался моложе, чем тот «Мальстен О.», которого она представляла: на пару-тройку лет старше нее самой, ему нельзя было дать на вид больше тридцати с небольшим. Руки он держал приподнятыми, давая понять, что не собирается браться за оружие, притом на поясе была закреплена сабля. Дорожная сумка, болтающаяся за плечом, также не ускользнула от взгляда Аэлин.

— Собираетесь в путь, господин Ормонт? — с усмешкой спросила она.

Мальстен кивнул.

— Собираюсь, вы правы. — Он терпеливо вздохнул, сочувственно глядя на Петера. — Сударыня, я вынужден повторить свою просьбу. Мне было бы намного легче говорить с вами, если б вы не держали паранг у горла господина Адони.

Губы Петера испуганно дрогнули. Несколько мгновений он собирался с силами, после чего скороговоркой выкрикнул:

— Она охотница на иных!

Аэлин угрожающе надавила на клинок, заставив пленника прикусить язык. Лицо Мальстена осталось невозмутимым.

— В таком случае я не понимаю, что здесь происходит. Могу поклясться, что этот добрый господин — человек, и я не вижу ни одной причины для охотника на иных угрожать ему.

Аэлин молчала, испытующе глядя на кукольника. Тот, продолжая держать руки на виду, приблизился еще на шаг.

— Полагаю, всем нам было бы проще, если б вы представились. Вы пришли в мой дом и угрожаете моему односельчанину. При этом я совершенно уверен, что не дал вам на то никакого повода. Я вижу вас впервые.

Аэлин не удержалась от еще одной усмешки.

— Не очень-то вы похожи на селянина, господин Ормонт.

— Как и вы на головореза. Кто вы?

Время зазвенело молчанием.

Этот человек тревожил Аэлин. Если б она представляла себе казненного анкордского кукловода, то представила бы именно так. Он двигался, говорил и смотрел таким образом, словно всю жизнь искал баланс между привитым ему придворным этикетом и военной школой. Он серьезно отнесся к сложившейся ситуации, не позволил себе пренебрежительных высказываний в адрес женщины с парангом, говорил осторожно и миролюбиво, хотя цепкость взгляда намекала на готовность вступить в схватку в любой момент. Он был опасен, даже если не имел ничего общего с казненным анкордским кукловодом. А с каждым ударом сердца Аэлин все больше казалось, что это «общее» было. Либо слухи о казни лгали, либо в Прите разгуливала работа умелого некроманта. И одна, и другая версия звучали одинаково безумно, учитывая, что некромантов давно выжгли с лица Арреды, а сотней анкордских костров руководил Красный Культ.

— Сударыня? — окликнул Мальстен.

Аэлин вздохнула, и выдох получился рваным. Она боялась слишком многого: реакции этого человека на ее имя, его возможных действий, очередного провала в поисках, новой неизвестности. Пугал ее и вероятный успех, у которого могло быть еще больше плачевных последствий — особенно если хоть одна из безумных версий окажется правдой. Впрочем, даже если окажется… других нитей, ведущих к тайне «Путевых заметок Грэга Дэвери», у нее не было. Только эта.

— Мое имя Аэлин, — решилась она. — Аэлин Дэвери.

Она внимательно наблюдала за реакцией Мальстена.

Нет, он не переменился в лице и не издал ни звука. Однако что-то в его взгляде дрогнуло, когда последняя ударная «и» ее родового имени прогремела в воздухе. Мгновение спустя он прикрыл глаза.

— Грэг Дэвери — ваш отец?

Сердце Аэлин пропустило удар.

— Значит, это вы. Вы знали его!

— Да, знал, — подтвердил Мальстен.

Теперь, когда он услышал имя своей агрессивной гостьи, каждая его реплика наполнилась странной тяжеловесностью, будто к словам привязали тюремные гири. Это заставило Аэлин снова встревожиться.

— Где он сейчас?

Мальстен покачал головой.

— Сначала отпустите заложника, леди Аэлин. После этого я отвечу на все ваши вопросы, клянусь богами.

Горячее дыхание Аэлин обожгло Петеру затылок. Он задрожал сильнее, ожидая смертельного росчерка по горлу, однако лезвие перестало давить на шею. Аэлин убрала паранг в ножны и толкнула Петера в спину.

— Иди, — враждебно бросила она.

— Уходите, господин Адони. Прошу прощения за это недопонимание. Не держите зла, — вежливо попросил Мальстен. На Петера он не смотрел, потому что все это время не сводил серьезного мрачного взгляда с Аэлин Дэвери.

Петер заспешил прочь. Он рад был бы передвигаться бегом, но ноги от пережитого страха плохо слушались его. Собственная идея предупредить кукольника об опасности показалась ужасно глупой, и Петер не уставал ругать себя за нее. Каждая мысль оканчивалась негодующим «чтоб я еще хоть раз».

Резкий удар в грудь заставил Петера замереть и покачнуться. Страх и недовольство рассеялись и смолкли. Опущенный взгляд наткнулся на пернатое древко стрелы, наполовину торчащей из груди.

Несколько бесконечно долгих мгновений Петер недоверчиво смотрел на небольшое темное пятно, набухающее и расползающееся по грубому кафтану, затем пришла боль. Петер сдавленно вскрикнул, тут же закашлявшись кровью, и ноги его подкосились. Вторая волна боли накрыла его почти тут же и швырнула прямиком в объятия Рорх.

Глава 10

Мальстен обернулся на тихий вскрик Петера и выхватил саблю из ножен. Аэлин среагировала в тот же миг и вновь обнажила паранг. Воздух на долю мгновения наполнился едва слышным пением стали.

Со стороны леса к дому приближались пятеро. У одного из них в руках угадывался лук. Жрецами Красного Культа эти люди быть не могли — те, скорее, удавятся, чем пойдут на данталли без своих алых одежд. Мальстен предположил, что облаченные в черные кожаные доспехи агрессоры могли служить Рериху VII, но и эту мысль посчитал абсурдной: даже если они каким-то образом узнали местонахождение беглеца, им тоже не пришло бы в голову пренебрегать красными плащами.

Выяснять, кто это, не было времени.

Мальстен едва заметно шевельнул рукой, чувствуя, как нити тянутся к жертве из центра его ладони. Тело лучника сделалось предательски непослушным: стрела, готовая отправиться к цели, упала на землю.

— Берегитесь! — крикнул Мальстен, тут же отпуская марионетку.

Он ожидал, что Аэлин ринется искать укрытие, однако она мигом преодолела разделявшее их расстояние и потянула его за локоть, улучив спасительные мгновения.

— Бегом! За сарай! — крикнула она.

Мальстен последовал за ней и укрылся от лучника за стеной.

— К вашему сведению, это кукольная мастерская, леди Аэлин, — заметил он, когда они оказались в безопасности от стрел.

— А вы шутник! — Аэлин кривовато улыбнулась, но на лице Мальстена не нашла ни единого признака веселья. Более того: такого кислого выражения лица в столь неподходящей для этого обстановке она и вообразить не могла. — Ладно, если нас не убьют, принесу вам свои искренние извинения.

Мысль о причастности притского кукольника к сражениям при дэ’Вере теперь казалась ей по-настоящему абсурдной. Вряд ли закоренелый воин и мошенник, командир Кровавой Сотни, стал бы корчить из себя обиженного художника.

Тем лучше для нас обоих, — подумала Аэлин.

Мальстен постарался выдохнуть как можно тише. Расплата за выроненную лучником стрелу прошлась по нему огненной волной боли и быстро пошла на убыль. Аэлин, если и заметила что-то по его лицу, то трактовала неверно.

Тем лучше для нас обоих, — подумал Мальстен.

Будь он здесь один, драка не продлилась бы и минуты: под влиянием нитей агрессоры могли покончить с собой в тот же момент, как нити связались с ними. Однако демонстрировать такое при дочери Грэга Дэвери Мальстен не хотел.

— Бесы! — донесся до него шипящий голос Аэлин. Она сбросила заплечную сумку и приготовилась к атаке. Мальстен последовал ее примеру. — И как они меня вечно находят?

— Эти люди пришли за вами? — удивился Мальстен.

— А вы думали, они по вашу душу? — хмыкнула Аэлин, сжимая рукоять паранга. — Пока у них лучник, нам высовываться опасно. В ближнем бою шансов больше. — Она недоверчиво покосилась на саблю в его руке и добавила: — Надеюсь.

— Повезло, что этот лучник иногда роняет стрелы, — тихо заметил Мальстен.

— В Петера Адони он попал не меньше, чем с трехсот шагов, и убил его. — Аэлин осеклась. — Жаль вашего друга.

— Да, жаль. Но времени на траур нет. Скольких вы сумеете обезвредить? — спросил Мальстен.

Аэлин улыбнулась.

— А вы?

Враги постепенно окружали мастерскую с двух сторон. Аэлин посмотрела на Мальстена и подняла два пальца, указав на ближайшую к себе боковую стену. Он кивнул: с его стороны приближались трое. Они не выдвигали требований и ничего не говорили. С какой целью они напали, можно было только гадать. Притом кем бы они ни были, действия их были слаженными и отточенными.

Враги выскочили из-за стен почти одновременно. Нити Мальстена зацепились за них в то же мгновение — сначала за тех, кого он видел перед собой, затем за оставшихся двоих, которых видели глаза марионеток.

Иногда в моменты сцепки данталли могли уловить мысли людей, которыми они управляли, но сейчас Мальстен не услышал ничего. Задаваться вопросом, отчего же так, не было времени.

Бой должен был выглядеть настоящим.

За спиной Мальстена послышался звон стали о сталь.

Аэлин было явно не впервой сражаться, и паранг в ее руке оказался смертоносным оружием — к тому же не единственным. Выбросив левую руку вперед, Аэлин быстро извлекла из наручного тайника небольшой стилет. Тот скользнул ей в руку и отправился прямиком в горло одного из замешкавших нападавших. Захрипев, мужчина завалился на спину. К моменту, когда он коснулся земли и задергался в предсмертных судорогах, нити данталли перестали держать его.

Тем временем Мальстен сумел обойти двух атаковавших его мечников и нанести смертельный рубящий удар в грудь лучника. Нити отпустили умирающую марионетку и вернулись в ладонь. Кровь раненого брызнула в стороны, несколько капель угодило прямо Мальстену под нос и на губы, напомнив о горячем металлическом запахе войны. Поверженный лучник закричал и рухнул на колени, хватаясь за огромную кровоточащую рану.

Мальстен развернулся и отбил летящий на него меч; тут же ушел от атаки второго противника и начал отступать.

Аэлин продолжала бой с оставшимся врагом. Тот шел в атаку, нанося удары крест-накрест, будто хотел запугать, а не ранить. Аэлин отступала, пока не улучила момент, чтобы ударить сбоку. Нить успела отпустить очередную марионетку, когда заточенное лезвие паранга почти отрубило ей руку. Кровь брызнула на землю, раненый взвыл от боли, выкрикнув ругательство на чужом языке, от которого по спине Мальстена пробежал холодок. Он прекрасно помнил, где на этом языке когда-то говорили и кто до сих пор мог использовать его.

Кхалагари? Здесь, в Прите? Этого не может быть…

Крик воина, почти лишившегося руки, оборвал рассекающий удар паранга, вспоровший ему горло. Теперь Аэлин была вне опасности.

Тем временем Мальстен выбил меч у одного из противников и ушел от удара второго. Марионетка послушно подставилась под саблю, нить отпустила ее, только когда лезвие уже прочертило алую полосу на шее воина.

По последней нити пробежала тревожная вибрация, и Мальстен убрал ее, чувствуя неладное. Теперь расплата могла наступить в любой момент.

Мальстен обернулся и увидел, что из груди последнего оставшегося врага торчит рукоять стилета Аэлин, который она только что успела извлечь из горла одного из убитых воинов. Ее лицо выражало холодную ярость. Она решительно направилась к осевшему на колени противнику, грубо схватила его за волосы и приставила к горлу паранг. На губах мужчины выступила кровь.

— Кто твой господин? — строго спросила Аэлин. — Ответь, и умрешь быстро. Иначе я твои мучения продлю.

Глаза врага сделались злыми.

— Зверь… — прохрипел он на ломаном международном языке. На Аэлин он не смотрел, только на Мальстена. — Зверь внутри солнца…

Воин закашлялся и ухватился за рукоять стилета. Мальстен поспешно отстранил от него Аэлин, не зная, чего ожидать. Став позади нее, он постарался проконтролировать выражение лица, чтобы не выдать себя, если охотница вдруг повернется. Расплата вгрызлась в тело плотоядным чудищем и не собиралась отпускать данталли несколько минут.

Аэлин завороженно наблюдала, как поверженный враг резко дергает стилет в собственной груди. Мгновение спустя он рухнул замертво.

Звенящая тишина окутала все вокруг. Аэлин отерла лоб рукавом, тяжело дыша, и повернулась к Мальстену. Ему удалось выпрямиться и не выдавать себя ничем, кроме испарины и неровного дыхания, но и то, и другое было уместно после схватки. Особенно с кхалагари.

Впрочем, мало кто мог подтвердить это — обыкновенно после схватки с кхалагари выживших не оставалось. Мальстен порадовался бы своей удаче, если б имел склонность к оптимизму. Однако сейчас он не спешил благодарить Тарт, а чуял неладное. Эти воины не стали бы нападать так явно, даже если б не знали, что Мальстен скрывается здесь. А в то, что кхалагари не разведали обстановку, было еще сложнее поверить.

— Зверь внутри солнца? — недоверчиво переспросила Аэлин. — Что это значит?

— Откуда мне знать? — устало отмахнулся Мальстен.

— Он посмотрел на вас, когда говорил это.

— А приходил разве не за вами?

Мальстен отер лоб от испарины. Боль расплаты уже начала понемногу отступать, но рука все еще подрагивала. Аэлин недоуменно покачала головой.

— Вас ранили? — хмыкнула она. — Или вы просто перенервничали?

— Виноват. Живя мирной жизнью, отвыкаешь получать по носу, — ответил он первое, что пришло в голову, и ненавязчиво указал на чужую кровь у себя под носом.

Аэлин хихикнула, но тут же посерьезнела и внимательно присмотрелась к его лицу. В сгустившихся сумерках пришлось приглядываться, но можно было убедиться, что цвет у нее красный. Стало быть, притский кукольник — не данталли, а имя, идентичное имени анкордского кукловода, оказалось простым совпадением.

Забавные у Криппа шутки, — помянула про себя Аэлин бога-проказника.

Пока охотница беззастенчиво изучала цвет крови, так удачно обеспечившей Мальстену человеческую репутацию, боль расплаты почти стихла. Появились силы вернуться к разговору.

— Почему эти люди охотятся за вами, леди Аэлин? Чего они хотят?

— Вы думаете, я веду беседы с наемными убийцами? — спросила охотница, извлекая стилет из груди мертвеца и отирая лезвие о его же одежду.

— Как знать, — пожал плечами Мальстен. — Судя по вашей реакции, они нападают не в первый раз. Вы не выяснили, что им нужно?

— Нет, они не особенно разговорчивы, — ответила Аэлин. — И не особенно удачливы, раз им так и не удалось меня достать.

Мальстен отвел взгляд. Что-то в этом преследовании было не так. Проще поверить в то, что кхалагари дали приказ «запугивать, преследовать, но не убивать», чем в то, что у них не хватило мастерства убить одинокую охотницу на иных. Но зачем их господин стал бы отдавать такой приказ?

— Нужно уходить отсюда, — сменила тему Аэлин, указывая на брошенные сумки. — Ни к чему привлекать к себе внимание властей, которые будут разбираться с этой бойней. Будет лучше, если мы уйдем прямо сейчас. — Она краем глаза уловила удивление на лице Мальстена и серьезно посмотрела на него. — Вы ведь понимаете, что мне нужно о многом расспросить вас? Я ищу отца уже три года, и только последние полтора принесли мне зацепку в виде вашего имени. Поэтому теперь, хотите вы того или нет, мой путь лежит туда же, куда и ваш. Хотя бы временно, пока вы не расскажете мне о знакомстве с моим отцом.

— Разумеется, я это понимаю. Хотите, чтобы я рассказал по дороге?

Аэлин задумчиво закусила губу.

— Нет. Лучше во время привала. Когда будет поспокойнее, — сказала она, подняв заплечную сумку с земли.

Мальстен тоже поднял свои вещи и замер, будто ожидая, что Аэлин подскажет ему направление. Это удивило ее, она думала, что он уже наметил, куда собирается уходить.

— Есть идеи, куда направиться? — испытующе спросила она. — Вы, кажется, собирались покидать деревню.

— Лучше доверюсь вашим идеям. Я не мастер лесных путешествий, когда нужно уходить от возможных преследователей. Не имел такого опыта, — ответил Мальстен.

— Ладно, тогда идем за мной, — вздохнула Аэлин. Она сделала несколько шагов в сторону леса, затем обернулась к Мальстену и кривовато улыбнулась ему. — Кстати, господин Ормонт! Приношу вам свои искренние извинения. За сарай.

Мальстен оценил шутку доброй усмешкой, и они двинулись прочь из Прита.