«Шуми, Марыца, окровавленна…» — затягивает свою национальную песню Султана, когда мы, утомленные,
пускаемся в путь.
Вам не дадут ни упасть, ни утонуть, разве только сами непременно того захотите, как захотел в прошлом году какой-то чудак-мещанин, которому опытные якуты говорили, что нельзя
пускаться в путь после проливных дождей: горные ручьи раздуваются в стремительные потоки и уносят быстротой лошадей и всадников.
Книга заканчивается словами: «Господь, будь милостив к христианину, который сомневается, к маловеру, который хочет верить, к каторжнику жизни, который
пустился в путь один, в ночи, под небом, которое не освещается уже утешительными маяками древней надежды».
…Я дожидался все отъезда нашего бедного Ивана Дмитриевича, чтобы отвечать вам, но, как видно из хода его болезни, он еще не так скоро в состоянии будет
пуститься в путь, хотя бы ему и сделалось лучше, чего до сих пор, однако, незаметно.
Неточные совпадения
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал
в горы развеять мысли, толпившиеся
в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался
в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул
в себя раза два свежий воздух южной ночи и
пустился в обратный
путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать
в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Так, полдень мой настал, и нужно // Мне
в том сознаться, вижу я. // Но так и быть: простимся дружно, // О юность легкая моя! // Благодарю за наслажденья, // За грусть, за милые мученья, // За шум, за бури, за пиры, // За все, за все твои дары; // Благодарю тебя. Тобою, // Среди тревог и
в тишине, // Я насладился… и вполне; // Довольно! С ясною душою //
Пускаюсь ныне
в новый
путь // От жизни прошлой отдохнуть.
Татьяна долго
в келье модной // Как очарована стоит. // Но поздно. Ветер встал холодный. // Темно
в долине. Роща спит // Над отуманенной рекою; // Луна сокрылась за горою, // И пилигримке молодой // Пора, давно пора домой. // И Таня, скрыв свое волненье, // Не без того, чтоб не вздохнуть, //
Пускается в обратный
путь. // Но прежде просит позволенья // Пустынный замок навещать, // Чтоб книжки здесь одной читать.
Царь молвил — из конца
в конец, // По ближним улицам и дальным, //
В опасный
путь средь бурных вод // Его
пустились генералы // Спасать и страхом обуялый // И дома тонущий народ.
Ехать ближним
путем через Кистеневский лес я не осмелился, а
пустился в объезд…»