— Он предобрый, этот monsieur Ротье, — как бы угадывая мои мысли, тихо шепнула Нина и, встав со скамьи, звучно ответила, что было приготовлено
на урок. — Зато немец — злюка, — так же тихо прибавила она, сев на место.
Неточные совпадения
Мы вошли в младший класс, где у маленьких воспитанниц царило оживление. Несколько девочек рассматривали большую куклу в нарядном платье, другие рисовали что-то у доски, третьи, окружив пожилую даму в синем платье, отвечали ей
урок на следующий день.
Следующие два
урока были рисование и немецкий язык. Учитель рисования роздал нам карточки с изображением ушей, носов, губ. Нина показала мне, что надо делать, как надо срисовывать. Учитель — добродушнейшее, седенькое существо — после первой же моей черточки нашел меня очень слабой художницей и переменил карточку
на менее сложный рисунок.
Насколько учитель-француз был «душка», настолько немец — «аспид». Класс дрожал
на его
уроке. Он вызывал воспитанниц резким, крикливым голосом, прослушивал заданное, поминутно сбивая и прерывая замечаниями, и немилосердно сыпал единицами. Класс вздохнул свободно, заслыша желанный звонок.
Батюшка никогда не сидел
на кафедре. Перед его
уроком к первой скамейке среднего ряда придвигался маленький столик, куда клались учебники, журнал и ставилась чернильница с пером для отметок. Но батюшка и за столом никогда не сидел, а ходил по всему классу, останавливаясь в промежутках между скамейками. Особенно любил он Нину и называл ее «чужестраночкой».
Выйдет ленивая, не знающая
урока ученица, вроде Ренн, он ее самыми немудреными и легко понятными вопросами наведет
на ответ так, что
урок она хотя слабо, а все-таки ответит и получит 11 в классном журнале.
После класса мы все окружали батюшку, который, благословив теснившихся вокруг него девочек, садился
на приготовленное ему за столиком место, мы же располагались тесной толпой у его ног
на полу и беседовали с ним вплоть до следующего
урока.
— Ну-с, так решено: Нины не выдавать и у батюшки просить всем классом прощения, что это случилось
на его
уроке, — проповедовала Бельская.
Весь остаток дня мы всеми способами старались развлечь нашу любимицу. Мы не отходили от нее ни
на шаг, рано выучили все
уроки и безошибочно, за некоторым разве исключением, ответили их дежурной пепиньерке и, наконец, тесно обступив кафедру, старались своими незатейливыми детскими разговорами занять и рассмешить нашу любимую немочку. Краснушка, самая талантливая в подражании, изобразила в лицах, как каждая из нас выходит отвечать
уроки, и добилась того, что фрейлейн смеялась вместе с нами.
М-lle Арно кое-как успокоила нас, усадила
на места, и прерванный
урок возобновился. Мы видели, как менялась поминутно в лице наша классная дама, старавшаяся во что бы то ни стало сохранить присутствие духа; видели, как дрожала в руках учителя книга грамматики, и их волнение невольно заражало нас.
— А ну-ка, я проверю, как вы
уроки учите, — шутливо кивнул нам головою Государь и, обведя класс глазами, поманил сидевшую
на первой скамейке Киру Дергунову.
Он задал ей несколько вопросов из прошлого
урока,
на которые Кира отвечала бойко и умело.
Мне ясно припоминается субботний ясный полдень вербной недели. У нас был последний до Пасхи
урок — география. Географию преподавал старик учитель, седой и добродушный
на вид, говоривший маленьким «ты» и называвший нас «внучками», что не мешало ему, впрочем, быть крайне взыскательным, а нам бояться его как огня.
Урок уже приходил к концу, когда Алексей Иванович (так звали учителя) вызвал Нину.
Размышления его были самые сложные и разнообразные. Он соображал о том, как отец его получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче
на уроке будет гораздо добрее, и как он сам, когда будет большой, получит все ордена и то, что выдумают выше Андрея. Только что выдумают, а он заслужит. Они еще выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
«Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было работы просить, чтоб он мне или уроки достал, или что-нибудь… — додумывался Раскольников, — но чем теперь-то он мне может помочь? Положим, уроки достанет, положим, даже последнею копейкой поделится, если есть у него копейка, так что можно даже и сапоги купить, и костюм поправить, чтобы
на уроки ходить… гм… Ну, а дальше? На пятаки-то что ж я сделаю? Мне разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину…»
— Бориса исключили из военной школы за то, что он отказался выдать товарищей, сделавших какую-то шалость. Нет, не за то, — торопливо поправила она, оглядываясь. — За это его посадили в карцер, а один учитель все-таки сказал, что Боря ябедник и донес; тогда, когда его выпустили из карцера, мальчики ночью высекли его, а он,
на уроке, воткнул учителю циркуль в живот, и его исключили.
Бедный! Ответа не было. Он начал понемногу посещать гимназию, но
на уроках впадал в уныние, был рассеян, не замечал шуток, шалостей своих учеников, не знавших жалости и пощады к его горю и видевших в нем только «смешного».
Через два дня учитель пришел
на урок. Подали самовар, — это всегда приходилось во время урока. Марья Алексевна вышла в комнату, где учитель занимался с Федею; прежде звала Федю Матрена: учитель хотел остаться на своем месте, потому что ведь он не пьет чаю, и просмотрит в это время федину тетрадь, но Марья Алексевна просила его пожаловать посидеть с ними, ей нужно поговорить с ним. Он пошел, сел за чайный стол.
Неточные совпадения
Сережа рассказал хорошо самые события, но, когда надо было отвечать
на вопросы о том, что прообразовали некоторые события, он ничего не знал, несмотря
на то, что был уже наказан за этот
урок.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся
на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха
на одинаковом слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это раздражило его.
Он думал это и вместе с тем глядел
на часы, чтобы расчесть, сколько обмолотят в час. Ему нужно было это знать, чтобы, судя по этому, задать
урок на день.
— Он? — нет. Но надо иметь ту простоту, ясность, доброту, как твой отец, а у меня есть ли это? Я не делаю и мучаюсь. Всё это ты наделала. Когда тебя не было и не было еще этого, — сказал он со взглядом
на ее живот, который она поняла, — я все свои силы клал
на дело; а теперь не могу, и мне совестно; я делаю именно как заданный
урок, я притворяюсь…
Когда Анна вошла в комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим
на отца, и слушала его
урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.