Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Так поди же вытащи
его, коли добром
не дозовешься.
Простаков. По крайней мере я люблю
его, как надлежит родителю, то-то умное дитя, то-то разумное, забавник, затейник; иногда я от
него вне себя и от радости сам истинно
не верю, что
он мой сын.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет
не было о
нем ни слуху, ни вести, то мы и считаем
его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Простаков. Ну как, матушка,
ему это подумать? Ведь Софьюшкино недвижимое имение нам к себе придвинуть
не можно.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я
не челобитчик. Хлопотать я
не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, я ни на кого
не бил челом, а всякий убыток, чем за
ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Скотинин. Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные свиньи, что нет из
них ни одной, котора, став на задни ноги,
не была бы выше каждого из нас целой головою.
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего
не знали, которого я люблю и почитаю, как отца моего, на сих днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от
него теперь получила.
Софья. Да
он никогда
не умирал.
Г-жа Простакова.
Не умирал! А разве
ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный;
он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить. Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй,
не очень веселись: дядюшка твой, конечно,
не воскресал.
Скотинин. Сестра, ну да коли
он не умирал?
Простаков. Избави Боже, коли
он не умирал!
Разве ты
не знаешь, что уж несколько лет от меня
его и в памятцах за упокой поминали?
Софья. Прочтите
его сами, сударыня. Вы увидите, что ничего невиннее быть
не может.
Г-жа Простакова. Прочтите
его сами! Нет, сударыня, я, благодаря Бога,
не так воспитана. Я могу письма получать, а читать
их всегда велю другому. (К мужу.) Читай.
Г-жа Простакова. О матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих
не очень тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет.
Ему велю…
Правдин. Извините меня, сударыня. Я никогда
не читаю писем без позволения тех, к кому
они писаны.
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать Софью). Поздравляю, Софьюшка! Поздравляю, душа моя! Я вне себя от радости! Теперь тебе надобен жених. Я, я лучшей невесты и Митрофанушке
не желаю. То — то дядюшка! То-то отец родной! Я и сама все-таки думала, что Бог
его хранит, что
он еще здравствует.
Простаков. Ах, отец родной! Мы уж видали виды. Я к
ним и появиться
не смею.
Правдин.
Не бойтесь.
Их, конечно, ведет офицер, который
не допустит ни до какой наглости. Пойдем к
нему со мной. Я уверен, что вы робеете напрасно.
Правдин. Подобное бесчеловечие вижу и в здешнем доме. Ласкаюсь, однако, положить скоро границы злобе жены и глупости мужа. Я уведомил уже о всех здешних варварствах нашего начальника и
не сумневаюсь, что унять
их возьмутся меры.
Милон. А! теперь я вижу мою погибель. Соперник мой счастлив! Я
не отрицаю в
нем всех достоинств.
Он, может быть, разумен, просвещен, любезен; но чтоб мог со мною сравниться в моей к тебе любви, чтоб…
Софья. Всех и вообразить
не можешь.
Он хотя и шестнадцати лет, а достиг уже до последней степени своего совершенства и дале
не пойдет.
Правдин. Как дале
не пойдет, сударыня?
Он доучивает Часослов; а там, думать надобно, примутся и за Псалтырь.
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я
не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от
их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена была я скрыть мое чувство.
Здесь Скотинин идет по театру, задумавшись, и никто
его не видит.
Софья. Я сказала, что судьба моя зависит от воли дядюшкиной, что
он сам сюда приехать обещал в письме своем, которого (к Правдину)
не позволил вам дочитать господин Скотинин.
Скотинин. Суженого конем
не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и
не видывал; да я на
них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Скотинин. Как! Племяннику перебивать у дяди! Да я
его на первой встрече, как черта, изломаю. Ну, будь я свиной сын, если я
не буду ее мужем или Митрофан уродом.
Еремеевна. Да
не гневи дядюшку. Вон, изволь посмотреть, батюшка, как
он глазки-то вытаращил, и ты свои изволь так же вытаращить.
Г-жа Простакова. На
него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с
ним не делала; чего только
он у меня
не вытерпел! Ничем
не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Правдин. По крайней мере, сударыня, вы
не можете жаловаться на злой
его нрав.
Он смирен…
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у
него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук
не покладываю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Правдин. А кого
он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об
нем то, что вселило в душу мою истинное к
нему почтение. Что называют в
нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие
его прямодушия. Отроду язык
его не говорил да, когда душа
его чувствовала нет.
Г-жа Простакова. Милость Божия к нам, что удалось. Ничего так
не желаю, как отеческой
его милости к Митрофанушке. Софьюшка, душа моя!
не изволишь ли посмотреть дядюшкиной комнаты?
Г-жа Простакова (
не видя
их, продолжает). Авось-либо Господь милостив, и счастье на роду
ему написано.
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел.
Не всякому открыл Господь науку: так кто сам
не смыслит, меня нанимает то счетец поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить
не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у
их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда, человек на человека
не приходит.
Цыфиркин. Так. Я
его благородию докладывал, что в иного пня в десять лет
не вдолбишь того, что другой ловит на полете.
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут
его ногами».
Правдин. Я поведу
его в мою комнату. Друзья, давно
не видавшись, о многом говорить имеют.
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски
ему не вцепился. А ни за что… ни про что…
Еремеевна. Дитя
не потаил, уж давно-де, дядюшка, охота берет. Как
он остервенится, моя матушка, как вскинется!..
Г-жа Простакова (дрожа). Ну… а ты, бестия, остолбенела, а ты
не впилась братцу в харю, а ты
не раздернула
ему рыла по уши…
Еремеевна. Ах, Создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти
не изволил, то б я с
ним поломалась. Вот что б Бог
не поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б и клыков беречь
не стала.
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми
их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь
не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится.
Не век тебе, моему другу,
не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь
не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Стародум.
Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я
не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил
он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а
не вы. Тогда
не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие
не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Я ни от кого
их не таю для того, чтоб другие в подобном положении нашлись меня умнее.
Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться тому, что в наше воспитание еще и
не входило.
Стародум. Оставя
его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи имел я отличать себя. Раны мои доказывают, что я
их и
не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Стародум. В одном только: когда
он внутренне удостоверен, что служба
его отечеству прямой пользы
не приносит! А! тогда поди.