Неточные совпадения
То, чего он не чувствует, то только и имеет те свойства, которые он один желал бы иметь. И это не то — что так представляется
человеку в дурные минуты его унылого настроения — это не представление, которое можно не иметь, а это напротив такая очевидная, несомненная истина, что если мысль эта сама хоть раз придет
человеку, или другие хоть раз растолкуют ему ее, то он никогда уж не отделается от нее, ничем не выжжет ее из своего
сознания.
А так как положение в мире всех
людей одинаково, и потому одинаково для всякого
человека противоречие его стремления к своему личному благу и
сознания невозможности его, то одинаковы, по существу, и все определения истинного блага и потому истинной жизни, открытые
людям величайшими умами человечества.
Жизнь мы не можем определить в своем
сознании, говорит это учение. Мы заблуждаемся, рассматривая ее в себе. То понятие о благе, стремление к которому в нашем
сознании составляет нашу жизнь, есть обманчивый призрак, и жизнь нельзя понимать в этом
сознании. Чтобы понять жизнь, надо только наблюдать ее проявления, как движение вещества. Только из этих наблюдений и выведенных из них законов мы найдем и закон самой жизни, и закон жизни
человека.
И вот ложное учение, подставив под понятие всей жизни
человека, известной ему в его
сознании, видимую часть ее — животное существование, — начинает изучать эти видимые явления сначала в животном
человеке, потом в животных вообще, потом в растениях, потом в веществе, постоянно утверждая при этом, что изучаются не некоторые проявления, а сама жизнь.
Наблюдения так сложны, так многообразны, так запутанны, так много времени и усилия тратится на них, что
люди понемногу забывают о первоначальной ошибке признания части предмета за весь предмет и под конец вполне убеждаются, что изучение видимых свойств вещества, растений и животных и есть изучение самой жизни, той жизни, которая, познается
человеком только в его
сознании.
Приходит время, когда разумное
сознание перерастает ложные учения, и
человек останавливается посреди жизни и требует объяснения.
Чаще и чаще просыпаются
люди к разумному
сознанию, оживают в гробах своих, — и основное противоречие человеческой жизни, несмотря на все усилия
людей скрыть его от себя, со страшной силой и ясностью становится перед большинством
людей.
И вдруг в
человеке это высшее свойство его природы производит в нем такое мучительное состояние, что часто, — всё чаще и чаще в последнее время, —
человек разрубает Гордиев узел своей жизни, убивает себя, только бы избавиться от доведенного в наше время до последней степени напряжения мучительного внутреннего противоречия, производимого разумным
сознанием.
Человеку кажется, что пробудившееся в нем разумное
сознание разрывает и останавливает его жизнь только потому, что он признает своей жизнью то, что не было, не есть и не могло быть его жизнью.
Жизнь человеческая начинается только с проявления разумного
сознания, — того самого, которое открывает
человеку одновременно и свою жизнь, и в настоящем и в прошедшем, и жизнь других личностей, и всё, неизбежно вытекающее из отношений этих личностей, страдания и смерть, — то самое, что производит в нем отрицание блага личной жизни и противоречие, которое, ему кажется, останавливает его жизнь.
Спрашивая себя о происхождении своего разумного
сознания,
человек никогда не представляет себе, чтобы он, как разумное существо, был сын своего отца, матери и внук своих дедов и бабок, родившихся в таком-то году, а он сознает себя всегда не то, что сыном, но слитым в одно с
сознанием самых чуждых ему по времени и месту разумных существ, живших иногда за тысячи лет и на другом конце света.
В разумном
сознании своем
человек не видит даже никакого происхождения себя, а сознает свое вневременное и внепространственное слияние с другими разумными
сознаниями, так что они входят в него и он в них.
Это-то пробудившееся в
человеке разумное
сознание и останавливает как будто то подобие жизни, которое заблудшие
люди считают жизнью: заблудшим
людям кажется, что жизнь их останавливается именно тогда, когда она пробуждается.
Только ложное учение о человеческой жизни, как о существовании животного от рождения до смерти, в котором воспитываются и поддерживаются
люди, производит то мучительное состояние раздвоения, в которое вступают
люди при обнаружении в них их разумного
сознания.
Такому
человеку кажется, что отрицание разумным
сознанием блага личного существования и требование другого блага есть нечто болезненное и неестественное.
Но для
человека, как разумного существа, отрицание возможности личного блага и жизни есть неизбежное последствие условий личной жизни и свойства разумного
сознания, соединенного с нею.
Если мы вне себя видим
людей с непробудившимся
сознанием, полагающих свою жизнь в благе личности, то это не доказывает того, чтобы
человеку было несвойственно жить разумною жизнью.
Человек, в котором проснулось разумное
сознание, но который вместе с тем понимает свою жизнь только как личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое, признав своей жизнью движение вещества, не признавало бы своего закона личности, а только видело бы свою жизнь в подчинении себя законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное противоречие и раздвоение. То же происходит и с
человеком, наученным признавать низший закон своей жизни, животную личность, законом своей жизни. Высший закон жизни, закон его разумного
сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом
сознании, и он чувствует противоречие и раздвоение.
Но как животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим законом не низший закон вещества, а закон своей личности и, исполняя его, пользоваться законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и
человеку стоит признать свою жизнь не в низшем законе личности, а в высшем законе, включающем первый закон, — в законе, открытом ему в его разумном
сознании, — и уничтожится противоречие, и личность будет свободно подчиняться разумному
сознанию и будет служить ему.
Обнаружение истинной жизни состоит в том, что животная личность влечет
человека к своему благу, разумное же
сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает какое-то другое благо.
Человек вглядывается в это, в отдалении указываемое ему, благо и не в силах видеть его, сначала не верит этому благу и возвращается назад к личному благу; но разумное
сознание, которое указывает так неопределенно свое благо, так несомненно и убедительно показывает невозможность личного блага, что
человек опять отказывается от личного блага и опять вглядывается в это новое, указываемое ему благо.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное существование невозможно, и в
человеке начинает устанавливаться новое отношение его животного к разумному
сознанию.
Точно так же и в
человеке с проснувшимся разумным
сознанием нет никакого противоречия, а есть только рождение нового существа, нового отношения разумного
сознания к животному.
Если же
человек увидал, что другие личности — такие же, как и он, что страдания угрожают ему, что существование его есть медленная смерть: если его разумное
сознание стало разлагать существование его личности, он уже не может ставить свою жизнь в этой разлагающейся личности, а неизбежно должен полагать ее в той новой жизни, которая открывается ему. И опять нет противоречия, как нет противоречия в зерне, пустившем уже росток и потому разлагающемся.
Истинная жизнь
человека, проявляющаяся в отношении его разумного
сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности. Отрицание же блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается разумное
сознание.
Если же для
человека возможно знание того разумного закона, которому должна быть подчинена его жизнь, то очевидно, что познание этого закона разума он нигде не может почерпнуть, кроме как там, где он и открыт ему: в своем разумном
сознании.
При предположении же о том, что жизнь
человека есть только его животное существование, и что благо, указываемое разумным
сознанием, невозможно, и что закон разума есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от
человека его единственный предмет познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Человеку с ложным знанием представляется, что он знает всё то, что является ему в пространстве и времени, и что он не знает того, что известно ему в его разумном
сознании.
Такому
человеку представляется, что благо вообще и его благо есть самый непознаваемый для него предмет. Почти столь же непознаваемым предметом представляется ему его разум, его разумное
сознание; несколько более познаваемым предметом представляется ему он сам как животное; еще более познаваемыми предметами представляются ему животныя и растения, и наиболее познаваемым представляется ему мертвое, бесконечно-распространенное вещество.
Разве не то же самое и с ложным познанием
человека? То, что несомненно известно ему, — его разумное
сознание — кажется ему непознаваемым, потому что оно не просто, а то, что несомненно непостижимо для него — безграничное и вечное вещество, — то и кажется ему самым познаваемым, потому что оно по отдалению своему от него кажется ему просто.
Существа эти были бы совершенно непонятны для него, если бы он не имел знания о
человеке вообще; но имея это знание и отвлекая от понятия
человека его разумное
сознание, он получает и о животных некоторое представление, но представление это еще менее для него похоже на знание, чем его представление о
людях вообще.
Всё, что знает
человек о внешнем мире, он знает только потому, что знает себя и в себе находит три различные отношения к миру: одно отношение своего разумного
сознания, другое отношение своего животного и третье отношение вещества, входящего в тело его животного. Он знает в себе эти три различные отношения и потому всё, что он видит в мире, располагается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга планов: 1) разумные существа; 2) животныя и растения и 3) неживое вещество.
Человек всегда видит эти три разряда предметов в мире, потому что он сам в себе заключает эти три предмета познания. Он знает себя: 1) как разумное
сознание, подчиняющее животное; 2) как животное, подчиненное разумному
сознанию, и 3) как вещество, подчиненное животному.
Сколько бы ни изучал
человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им в себе и других, жизнь, совершающуюся без его усилий, — жизнь эта всегда останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений не поймет эту несознаваемую им жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся от него в бесконечность пространства и времени, жизнью никак не осветит свою истинную жизнь, открытую ему в его
сознании и состоящую в подчинении его совершенно особенной от всех и самой известной ему животной личности совершенно особенному и самому известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого известного ему блага.
Точно так же и подобных нам
людей и самих себя мы тогда только признаем живыми, когда наша животная личность, кроме подчинения своему закону организма, подчинена еще высшему закону разумного
сознания.
Временные и пространственные условия, в которых находится животная личность
человека, не могут влиять на жизнь истинную, состоящую в подчинении животной личности разумному
сознанию.
Человеку представляется, что жизнь его останавливается и раздваивается, но эти задержки и колебания суть только обман
сознания (подобный обману внешних чувств). Задержек и колебаний истинной жизни нет и не может быть: они только нам кажутся при ложном взгляде на жизнь.
Только
человеку, понимающему свою жизнь в животном существовании, определяемом пространством и временем, кажется, что разумное
сознание проявлялось временами в животном существовании.
И глядя так на проявление в себе разумного
сознания,
человек спрашивает себя, когда и при каких условиях проявлялось в нем его разумное
сознание.
Но сколько бы ни исследовал
человек свое прошедшее, он никогда не найдет этих времен проявления разумного
сознания: ему всегда представляется, что его или никогда не было, или оно всегда было.
Понимая свою жизнь только как животное существование, определяемое пространственными и временными условиями,
человек и пробуждение и деятельность разумного
сознания хочет измерять тою же меркой: он спрашивает себя — когда, сколько времени, в каких условиях я находился в обладании разумным
сознанием?
Для
человека же, понимающего свою жизнь в том, в чем она и есть, — в деятельности разумного
сознания, не может быть этих промежутков.
В том и другом случае заблуждение происходит от смешения личности, индивидуальности, как называет наука, с разумным
сознанием. Разумное
сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя разумное
сознание. Личность есть свойство животного и
человека, как животного. Разумное
сознание есть свойство одного
человека.
Если бы
человек стремился только к благу своей личности, любил только себя, свою личность, то он не знал бы, что другие существа любят также себя, как не знают этого животныя; но если
человек знает, что он личность, стремящаяся к тому же, к чему стремятся и все окружающие его личности, он не может уж стремиться к тому благу, которое видно, как зло, его разумному
сознанию, и жизнь его не может уже быть в стремлении к благу личности.
Обман этот происходит вследствие того, что
человек принимает то, что он видит происходящим в своем животном, за цель деятельности своего разумного
сознания.
И тогда-то, если этот обман поддерживается ложными учениями, и происходит в
человеке смешение личности с разумным
сознанием.
Но разумное
сознание всегда показывает
человеку, что удовлетворение требований его животной личности не может быть его благом, а потому и его жизнью, и неудержимо влечет его к тому благу и потому к той жизни, которая свойственна ему и не умещается в его животной личности.
Обыкновенно думают и говорят, что отречение от блага личности есть подвиг, достоинство
человека. Отречение от блага личности — не достоинство, не подвиг, а неизбежное условие жизни
человека. В то же время, как
человек сознает себя личностью, отделенной от всего мира, он познает и другие личности отделенными от всего мира, и их связь между собою, и призрачность блага своей личности, и одну действительность блага только такого, которое могло бы удовлетворять его разумное
сознание.
Для животного, не имеющего разумного
сознания, показывающего ему бедственность и конечность его существования, благо личности и вытекающее из него продолжение рода личности есть высшая цель жизни. Для
человека же личность есть только та ступень существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом его личности.