Неточные совпадения
Катюша, сияя улыбкой и черными, как
мокрая смородина,
глазами, летела ему навстречу. Они сбежались и схватились руками.
Так же, как и прежде, он не мог без волнения видеть теперь белый фартук Катюши, не мог без радости слышать ее походку, ее голос, ее смех, не мог без умиления смотреть в ее черные, как
мокрая смородина,
глаза, особенно когда она улыбалась, не мог, главное, без смущения видеть, как она краснела при встрече с ним.
— Да я не об этом… — сказала она, жалостно
мокрыми и косящими
глазами глядя на него.
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув головой, но, очевидно, для порядка, раскрыл
мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул головой и потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися
глазами.
Она вышла на середину комнаты и остановилась пред Долли, сжимая руками грудь. В белом пенюаре фигура ее казалась особенно велика и широка. Она нагнула голову и исподлобья смотрела сияющими
мокрыми глазами на маленькую, худенькую и жалкую в своей штопанной кофточке и ночном чепчике, всю дрожавшую от волнения Долли.
Только один подпоручик Михин долго и крепко, с
мокрыми глазами, жал ему руку, но ничего не сказал, покраснел, торопливо и неловко оделся и ушел.
Неточные совпадения
Анна посмотрела на нее
мокрыми от слез
глазами.
— Ну, выдерется как-нибудь!» Зато Петр расчувствовался до того, что плакал у него на плече, пока Базаров не охладил его вопросом: «Не на
мокром ли месте у него
глаза?», а Дуняша принуждена была убежать в рощу, чтобы скрыть свое волнение.
— Ах, Василий Иваныч, — пролепетала старушка, — в кои-то веки батюшку-то моего, голубчика-то, Енюшень-ку… — И, не разжимая рук, она отодвинула от Базарова свое
мокрое от слез, смятое и умиленное лицо, посмотрела на него какими-то блаженными и смешными
глазами и опять к нему припала.
— Домой, это…? Нет, — решительно ответил Дмитрий, опустив
глаза и вытирая ладонью
мокрые усы, — усы у него загибались в рот, и это очень усиливало добродушное выражение его лица. — Я, знаешь, недолюбливаю Варавку. Тут еще этот его «Наш край», — прескверная газетка! И — черт его знает! — он как-то садится на все, на дома, леса, на людей…
Четыре дня лежал он, задыхаясь, синий, разбухший, и, глядя в потолок
мокрыми щелочками
глаз, молчал.