Неточные совпадения
Одни слишком громко повторяли
слова, как будто с задором и выражением, говорящим: «а я всё-таки
буду и
буду говорить», другие же только шептали, отставали от священника и потом, как бы испугавшись, не во-время догоняли его; одни крепко-крепко, как бы боясь, что выпустят что-то, вызывающими жестами держали свои щепотки, а другие распускали их и опять собирали.
Что-то
было такое необыкновенное в выражении лица и страшное и жалкое в значении сказанных ею
слов, в этой улыбке и в том быстром взгляде, которым она окинула при этом залу, что председатель потупился, и в зале на минуту установилась совершенная тишина. Тишина
была прервана чьим-то смехом из публики. Кто-то зашикал. Председатель поднял голову и продолжал вопросы...
— Как
было? — вдруг быстро начала Маслова. — Приехала в гостиницу, провели меня в номер, там он
был, и очень уже пьяный. — Она с особенным выражением ужаса, расширяя глаза, произносила
слово он. — Я хотела уехать, он не пустил.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это
слово: он, — он всё
поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
В его речи
было всё самое последнее, что
было тогда в ходу в его круге и что принималось тогда и принимается еще и теперь за последнее
слово научной мудрости.
После последнего
слова обвиняемых и переговоров сторон о форме постановки вопросов, продолжавшихся еще довольно долго, вопросы
были поставлены, и председатель начал свое резюме.
Казалось, всё
было сказано. Но председатель никак не мог расстаться с своим правом говорить — так ему приятно
было слушать внушительные интонации своего голоса — и нашел нужным еще сказать несколько
слов о важности того права, которое дано присяжным, и о том, как они должны с вниманием и осторожностью пользоваться этим правом и не злоупотреблять им, о том, что они принимали присягу, что они — совесть общества, и что тайна совещательной комнаты должна
быть священна, и т. д., и т. д.
— Положение, изволите видеть, странное, — продолжал председатель, возвышая голос, — тем, что ей, этой Масловой, предстояло одно из двух: или почти оправдание, тюремное заключение, в которое могло
быть зачислено и то, что она уже сидела, даже только арест, или каторга, — середины нет. Если бы вы прибавили
слова: «но без намерения причинить смерть», то она
была бы оправдана.
Убедившись, что Нехлюдов не в духе, и нельзя его вовлечь в приятный и умный разговор, Софья Васильевна обратилась к Колосову с вопросом об его мнении о новой драме таким тоном, как будто это мнение Колосова должно
было решить всякие сомнения, и каждое
слово этого мнения должно
быть увековечено.
— Филипп, вы не ту гардину, — у большого окна, — страдальчески проговорила Софья Васильевна, очевидно жалевшая себя за те усилия, которые ей нужно
было сделать, чтобы выговорить эти
слова, и тотчас же для успокоения поднося ко рту рукой, покрытой перстнями, пахучую дымящуюся пахитоску.
Если бы Мисси должна
была объяснить, что она разумеет под
словами: «после всего, что
было», она не могла бы ничего сказать определенного, а между тем она несомненно знала, что он не только вызвал в ней надежду, но почти обещал ей. Всё это
были не определенные
слова, но взгляды, улыбки, намеки, умолчания. Но она всё-таки считала его своим, и лишиться его
было для нее очень тяжело.
Все жили только для себя, для своего удовольствия, и все
слова о Боге и добре
были обман. Если же когда поднимались вопросы о том, зачем на свете всё устроено так дурно, что все делают друг другу зло и все страдают, надо
было не думать об этом. Станет скучно — покурила или
выпила или, что лучше всего, полюбилась с мужчиной, и пройдет.
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом и черными руками) того самого Бога, которого он
ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то
петь, не то говорить следующие
слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
Далее: «Во-вторых, защитник Масловой, — продолжал он читать, —
был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он коснулся внутренних причин ее падения, на том основании, что
слова защитника якобы не относятся прямо к делу, а между тем в делах уголовных, как то
было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение, хотя бы для правильного решения вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
«В-третьих, в заключительном
слове своем председатель, вопреки категорического требования 1 пункта 801 статьи Устава уголовного судопроизводства, не разъяснил присяжным заседателям, из каких юридических элементов слагается понятие о виновности и не сказал им, что они имеют право, признав доказанным факт дачи Масловою яду Смелькову, не вменить ей это деяние в вину за отсутствием у нее умысла на убийство и таким образом признать ее виновною не в уголовном преступлении, а лишь в проступке — неосторожности, последствием коей, неожиданным для Масловой,
была смерть купца», Это вот главное.
Маслова обвинялась в умышленном отравлении Смелькова с исключительно корыстною целью, каковая являлась единственным мотивом убийства, присяжные же в ответе своем отвергли цель ограбления и участие Масловой в похищении ценностей, из чего очевидно
было, что они имели в виду отвергнуть и умысел подсудимой на убийство и лишь по недоразумению, вызванному неполнотою заключительного
слова председателя, не выразили этого надлежащим образом в своем ответе, а потому такой ответ присяжных безусловно требовал применения 816 и 808 статей Устава уголовного судопроизводства, т. е. разъяснения присяжным со стороны председателя сделанной ими ошибки и возвращения к новому совещанию и новому ответу на вопрос о виновности подсудимой», — прочел Фанарин.
Кораблиха налила ей полчашки. Маслова
выпила, утерлась и в самом веселом расположении духа, повторяя сказанные ею
слова: «для смелости», покачивая головой и улыбаясь, пошла зa надзирательницей по коридору.
— В остроге
есть одно лицо, которым я очень интересуюсь (при
слове острог лицо Масленникова сделалось еще более строго), и мне хотелось бы иметь свидание не в общей, а в конторе, и не только в определенные дни, но и чаще. Мне сказали, что это от тебя зависит.
Нехлюдов стал спрашивать ее о том, как она попала в это положение. Отвечая ему, она с большим оживлением стала рассказывать о своем деле. Речь ее
была пересыпана иностранными
словами о пропагандировании, о дезорганизации, о группах и секциях и подсекциях, о которых она
была, очевидно, вполне уверена, что все знали, а о которых Нехлюдов никогда не слыхивал.
Такими
словами, предполагавшими интимность между нею и Нехлюдовым, которой никогда не
было, встретила Анна Игнатьевна входящего.
— Так ты ничего не можешь сделать? — мрачно сказал Нехлюдов, вспоминая
слова адвоката о том, что губернатор
будет сваливать на прокурора.
Он видел, что крестьяне, несмотря на то, что некоторые из них говорили ему благодарственные
слова были недовольны и ожидали чего-то большего.
Нехлюдов продолжал говорить о том, как доход земли должен
быть распределен между всеми, и потому он предлагает им взять землю и платить зa нее цену, какую они назначат, в общественный капитал, которым они же
будут пользоваться. Продолжали слышаться
слова одобрения и согласия, но серьезные лица крестьян становились всё серьезнее и серьезнее, и глаза, смотревшие прежде на барина, опускались вниз, как бы не желая стыдить его в том, что хитрость его понята всеми, и он никого не обманет.
Слова товарки напомнили ей то, что она
была теперь, и то, что она
была там, — напомнили ей весь ужас той жизни, который она тогда смутно чувствовала, но не позволяла себе сознавать.
И она не сдержала бы
слова и
выпила бы вина, если бы
была в остроге.
— Каково? — сказал Нехлюдов адвокату. — Ведь это ужасно. Женщина, которую они держат 7 месяцев в одиночном заключении, оказывается ни в чем не виновата, и, чтобы ее выпустить, надо
было сказать только
слово.
Душа Иоанны д’Арк уже сказала по буквам
слова: «
будут признавать друг друга», и это
было записано.
Она вдруг стала серьезной, недовольной своею жизнью и, чего-то ищущая, к чему-то стремящаяся, не то что притворилась, а действительно усвоила себе точно то самое душевное настроение, — хотя она
словами никак не могла бы выразить, в чем оно состояло, — в каком
был Нехлюдов в эту минуту.
Она как будто готова
была заплакать, говоря последние
слова. И хотя, если разобрать их,
слова эти или не имели никакого или имели очень неопределенный смысл, они Нехлюдову показались необыкновенной глубины, искренности и доброты: так привлекал его к себе тот взгляд блестящих глаз, который сопровождал эти
слова молодой, красивой и хорошо одетой женщины.
— Вполне. Я вам обещаю это, — сказал он с особенным ударением на
слове «я», очевидно вполне уверенный, что егочестность, его
слово были самое лучшее ручательство. — Да лучше всего я сейчас напишу. Потрудитесь присесть.
Такое объяснение всего того, что происходило, казалось Нехлюдову очень просто и ясно, но именно эта простота и ясность и заставляли Нехлюдова колебаться в признании его. Не может же
быть, чтобы такое сложное явление имело такое простое и ужасное объяснение, не могло же
быть, чтобы все те
слова о справедливости, добре, законе, вере, Боге и т. п.
были только
слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость.
Нехлюдов уехал бы в тот же день вечером, но он обещал Mariette
быть у нее в театре, и хотя он знал, что этого не надо
было делать, он всё-таки, кривя перед самим собой душой, поехал, считая себя обязанным данным
словом.
— Если вы меня не хотите видеть, то увидите удивительную актрису, — отвечая на смысл его
слов, сказала Mariette. — Не правда ли, как она хороша
была в последней сцене? — обратилась она к мужу.
Он вспоминал
слова американского писателя Торо, который, в то время как в Америке
было рабство, говорил, что единственное место, приличествующее честному гражданину в том государстве, в котором узаконивается и покровительствуется рабство,
есть тюрьма.
Все эти
слова ее о нежелании принять его жертву и упреки и слезы — всё это
были, подумал он, только хитрости извращенной женщины, желающей как можно лучше воспользоваться им.
Маслова
была одета опять попрежнему в белой кофте, юбке и косынке. Подойдя к Нехлюдову и увидав его холодное, злое лицо, она багрово покраснела и, перебирая рукою край кофты, опустила глаза. Смущение ее
было для Нехлюдова подтверждением
слов больничного швейцара.
Это
была привлекательная, страстная натура, человек, желавший во что бы то ни стало наслаждаться, никогда не видавший людей, которые бы для чего-либо воздерживались от своего наслаждения и никогда не слыхавший
слова о том, чтобы
была какая-нибудь другая цель в жизни, кроме наслаждения.
Совершился тот таинственный, невыразимый
словами, многозначительный обмен взглядов, в котором всё
было правда, и начался обмен
слов, в котором уже не
было той правды.
— Невинны просто в прямом смысле
слова, как невинна эта женщина в отравлении, как невинен крестьянин, которого я узнал теперь, в убийстве, которого он не совершал; как невинны сын и мать в поджоге, сделанном самим хозяином, которые чуть
было не
были обвинены.
И слезы выступили у ней на глаза, и она коснулась его руки. Фраза эта
была неясна, но он понял ее вполне и
был тронут тем, чтò она означала.
Слова ее означали то, что, кроме ее любви, владеющей всею ею, — любви к своему мужу, для нее важна и дорога ее любовь к нему, к брату, и что всякая размолвка с ним — для нее тяжелое страдание.
Тарас говорил про себя, что когда он не
выпьет, у него
слов нет, а что у него от вина находятся
слова хорошие, и он всё сказать может. И действительно, в трезвом состоянии Тарас больше молчал; когда же
выпивал, что случалось с ним редко и и только в особенных случаях, то делался особенно приятно разговорчив. Он говорил тогда и много и хорошо, с большой простотою, правдивостью и, главное, ласковостью, которая так и светилась из его добрых голубых глаз и не сходящей с губ приветливой улыбки.
— Ну, вот таким манером, братец ты мой, узналось дело. Взяла матушка лепешку эту самую, «иду, — говорит, — к уряднику». Батюшка у меня старик правильный. «Погоди, — говорит, — старуха, бабенка — робенок вовсе, сама не знала, что делала, пожалеть надо. Она, може, опамятуется». Куды тебе, не приняла
слов никаких. «Пока мы ее держать
будем, она, — говорит, — нас, как тараканов, изведет». Убралась, братец ты мой, к уряднику. Тот сейчас взбулгачился к нам… Сейчас понятых.
И несмотря на то, что между ними не
было сказано ни одного
слова, во взгляде, которым они обменялись,
было признание того, что они помнят и важны друг для друга.
Наружно Нехлюдов выказал равнодушие, но в душе он далеко не
был равнодушен к Новодворову. Эти
слова Новодворова, его очевидное желание сказать и сделать неприятное нарушили то благодушное настроение, в котором находился Нехлюдов. И ему стало уныло и грустно.
Нехлюдов переводил
слова англичанина и смотрителя, не вникая в смысл их, совершенно неожиданно для себя смущенный предстоящим свиданием. Когда среди фразы, переводимой им англичанину, он услыхал приближающиеся шаги, и дверь конторы отворилась, и, как это
было много раз, вошел надзиратель и за ним повязанная платком, в арестантской кофте Катюша, он, увидав ее, испытал тяжелое чувство.
Англичанин неодобрительно покачал головой и сказал, что он желал бы сказать этим людям несколько
слов, и попросил Нехлюдова перевести то, что
будет говорить.