Неточные совпадения
Но
люди —
большие, взрослые
люди — не переставали обманывать и мучать себя и друг друга.
Председательствующий был высокий, полный
человек с
большими седеющими бакенбардами.
И наконец третий член суда, тот самый Матвей Никитич, который всегда опаздывал, — этот член был бородатый
человек с
большими, вниз оттянутыми, добрыми глазами.
Тогда он был бодрый, свободный
человек, перед которым раскрывались бесконечные возмояжости, — теперь он чувствовал себя со всех сторон пойманным в тенетах глупой, пустой, бесцельной, ничтожной жизни, из которых он не видел никакого выхода, да даже
большей частью и не хотел выходить.
Воспитаем так не одного, а миллионы
людей, и потом поймаем одного и воображаем себе, что мы что-то сделали, оградили себя, и что
больше уже и требовать от нас нечего, мы его препроводили из Московской в Иркутскую губернию, — с необыкновенной живостью и ясностью думал Нехлюдов, сидя на своем стуле рядом с полковником и слушая различные интонации голосов защитника, прокурора и председателя и глядя на их самоуверенные жесты.
Большинство же арестантов, за исключением немногих из них, ясно видевших весь обман, который производился над
людьми этой веры, и в душе смеявшихся над нею, большинство верило, что в этих золоченых иконах, свечах, чашах, ризах, крестах, повторениях непонятных слов: «Иисусе сладчайший»и «помилось» заключается таинственная сила, посредством которой можно приобресть
большие удобства в этой и в будущей жизни.
Несколько
человек мужчин и женщин,
большей частью с узелками, стояли тут на этом повороте к тюрьме, шагах в ста от нее. Справа были невысокие деревянные строения, слева двухэтажный дом с какой-то вывеской. Само огромное каменное здание тюрьмы было впереди, и к нему не подпускали посетителей. Часовой солдат с ружьем ходил взад и вперед, строго окрикивая тех, которые хотели обойти его.
Посетители были
большей частью
люди худо одетые, даже оборванные, но были и приличные по внешнему виду и мужчины и женщины.
Мы не видим в этих
людях извращения понятия о жизни, о добре и зле для оправдания своего положения только потому, что круг
людей с такими извращенными понятиями
больше, и мы сами принадлежим к нему.
И Маслова дорожила таким пониманием жизни
больше всего на свете, не могла не дорожить им, потому что, изменив такое понимание жизни, она теряла то значение, которое такое понимание давало ей среди
людей.
Нехлюдов слушал и почти не понимал того, что говорил старый благообразный
человек, потому что всё внимание его было поглощено
большой темно-серой многоногой вошью, которая ползла между волос по щеке благообразного каменщика.
— Дюфар-француз, может слыхали. Он в
большом театре на ахтерок парики делает. Дело хорошее, ну и нажился. У нашей барышни купил всё имение. Теперь он нами владеет. Как хочет, так и ездит на нас. Спасибо, сам
человек хороший. Только жена у него из русских, — такая-то собака, что не приведи Бог. Грабит народ. Беда. Ну, вот и тюрьма. Вам куда, к подъезду? Не пущают, я чай.
Войдя в кабинет, Нехлюдов очутился перед среднего роста коренастым, коротко остриженным
человеком в сюртуке, который сидел в кресле у
большого письменного стола и весело смотрел перед собой. Особенно заметное своим красным румянцем среди белых усов и бороды добродушное лицо сложилось в ласковую улыбку при виде Нехлюдова.
Когда Нехлюдов знал Селенина студентом, это был прекрасный сын, верный товарищ и по своим годам хорошо образованный светский
человек, с
большим тактом, всегда элегантный и красивый и вместе с тем необыкновенно правдивый и честный. Он учился прекрасно без особенного труда и без малейшего педантизма, получая золотые медали зa сочинения.
И он еще
больше, чем на службе, чувствовал, что это было «не то», а между тем, с одной стороны, не мог отказаться от этого назначения, чтобы не огорчить тех, которые были уверены, что они делают ему этим
большое удовольствие, а с другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть себя в зеркале в шитом золотом мундире и пользоваться тем уважением, которое вызывало это назначение в некоторых
людях.
Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими
людьми, надо было еще изменить всё свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой
людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще
больше приносить в будущем.
Но под давлением жизненных условий он, правдивый
человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное — неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это была маленькая ложь, но она-то завела его в ту
большую ложь, в которой он завяз теперь.
В ложе была Mariette и незнакомая дама в красной накидке и
большой, грузной прическе и двое мужчин: генерал, муж Mariette, красивый, высокий
человек с строгим, непроницаемым горбоносым лицом и военной, ватой и крашениной подделанной высокой грудью, и белокурый плешивый
человек с пробритым с фосеткой подбородком между двумя торжественными бакенбардами.
И как не было успокаивающей, дающей отдых темноты на земле в эту ночь, а был неясный, невеселый, неестественный свет без своего источника, так и в душе Нехлюдова не было
больше дающей отдых темноты незнания. Всё было ясно. Ясно было, что всё то, что считается важным и хорошим, всё это ничтожно или гадко, и что весь этот блеск, вся эта роскошь прикрывают преступления старые, всем привычные, не только не наказуемые, но торжествующие и изукрашенные всею тою прелестью, которую только могут придумать
люди.
Он испытал чувство подобное тому, которое испытывают
люди при известии о неожиданном
большом несчастье.
Третий разряд составляли
люди, наказанные за то, что они совершали, по их понятиям, самые обыкновенные и даже хорошие поступки, но такие, которые, по понятиям чуждых им
людей, писавших законы, считались преступлениями. К этому разряду принадлежали
люди, тайно торгующие вином, перевозящие контрабанду, рвущие траву, собирающие дрова в
больших владельческих и казенных лесах. К этим же
людям принадлежали ворующие горцы и еще неверующие
люди, обворовывающие церкви.
Четвертый разряд составляли
люди, потому только зачисленные в преступники, что они стояли нравственно выше среднего уровня общества. Таковы были сектанты, таковы были поляки, черкесы, бунтовавшие за свою независимость, таковы были и политические преступники — социалисты и стачечники, осужденные за сопротивление властям. Процент таких
людей, самых лучших обществ, по наблюдению Нехлюдова, был очень
большой.
Пятый разряд, наконец, составляли
люди, перед которыми общество было гораздо
больше виновато, чем они перед обществом.
— А я так убедился в противном, — заговорил Нехлюдов с недобрым чувством к зятю, — я убедился, что
большая половина
людей, присужденных судами, невинна.
«Да, о чем, бишь, я думал? — спросил себя Нехлюдов, когда все эти перемены в природе кончились, и поезд спустился в выемку с высокими откосами. — Да, я думал о том, что все эти
люди: смотритель, конвойные, все эти служащие,
большей частью кроткие, добрые
люди, сделались злыми только потому, что они служат».
— Oh! il est du vrai grand monde, du vrai grand monde, [О, он
человек подлинно
большого света, подлинно
большого света,] — про кого-то сказал князь своим громким, самоуверенным голосом и вместе с свояченицей, сопутствуемый почтительными кондукторами и носильщиками, прошел в дверь станции.
Рабочие же, испытывая радость и успокоение
людей, миновавших
большую опасность, остановились и стали размещаться, скидывая движениями плеча тяжелые мешки с спин и засовывая их под лавки.
Подойдя к месту шума, Марья Павловна и Катюша увидали следующее: офицер, плотный
человек с
большими белокурыми усами, хмурясь, потирал левою рукой ладонь правой, которую он зашиб о лицо арестанта, и не переставая произносил неприличные, грубые ругательства. Перед ним, отирая одной рукой разбитое в кровь лицо, а другой держа обмотанную платком пронзительно визжавшую девчонку, стоял в коротком халате и еще более коротких штанах длинный, худой арестант с бритой половиной головы.
Но незнакомые
люди часто приставали к ней, и от них, как она рассказывала, спасала ее ее
большая физическая сила, которой она особенно гордилась.
Религиозное учение это состояло в том, что всё в мире живое, что мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только части огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача
человека, как частицы
большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и всех живых частей его.
— Я думаю, что вы можете облегчить положение таких
людей, пока они в вашей власти. И, поступая так, я уверен, что вы нашли бы
большую радость, — говорил Нехлюдов, стараясь произносить как можно внятнее, так, как говорят с иностранцами или детьми.
Один из вошедших был невысокий сухощавый молодой
человек в крытом полушубке и высоких сапогах. Он шел легкой и быстрой походкой, неся два дымящихся
больших чайника с горячей водой и придерживая под мышкой завернутый в платок хлеб.
Он был по привычкам аскет, довольствовался самым малым и, как всякий с детства приученный к работе, с развитыми мускулами
человек, легко и много и ловко мог работать всякую физическую работу, но
больше всего дорожил досугом, чтобы в тюрьмах и на этапах продолжать учиться.
Он, нравственный и твердый
человек, друг ее мужа, старался обращаться с ней как с сестрой, но в отношениях его к ней проскальзывало нечто
большее, и это нечто
большее пугало их обоих и вместе с тем украшало теперь их трудную жизнь.
Несмотря на то, что Новодворов был очень уважаем всеми революционерами, несмотря на то, что он был очень учен и считался очень умным, Нехлюдов причислял его к тем революционерам, которые, будучи по нравственным своим качествам ниже среднего уровня, были гораздо ниже его. Умственные силы этого
человека — его числитель — были
большие; но мнение его о себе — его знаменатель — было несоизмеримо огромное и давно уже переросло его умственные силы.
А так как деятельность его происходила среди очень молодых
людей, принимавших его безграничную самоуверенность за глубокомыслие и мудрость, то большинство подчинялось ему, и он имел
большой успех в революционных кругах.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели
люди, получающие
большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки
людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи, и по этим статьям отправляли
людей куда-то в такое место, где они уже не видали их, и где
люди эти в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.
Но, как
человек от природы умный и добрый, он очень скоро почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё
больше и
больше отдавался столь распространенной среди военных привычке пить много вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной службы сделался тем, что врачи называют алкоголиком.
Оказалось, что грамотных было
больше 20
человек. Англичанин вынул из ручного мешка несколько переплетенных Новых Заветов, и мускулистые руки с крепкими черными ногтями из-за посконных рукавов потянулись к нему, отталкивая друг друга. Он роздал в этой камере два Евангелия и пошел в следующую.
Первый труп в посконной рубахе и портках был
большого роста
человек с маленькой острой бородкой и с бритой половиной головы.
Но мало того, что он сознавал и верил, что, исполняя эти заповеди,
люди достигнут наивысшего доступного им блага, он сознавал и верил теперь, что всякому
человеку больше нечего делать, как исполнять эти заповеди, что в этом — единственный разумный смысл человеческой жизни, что всякое отступление от этого есть ошибка, тотчас же влекущая за собою наказание.