Неточные совпадения
В
то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить
дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по-домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
Вы жалуетесь на разлуку, чтó же я должна была бы сказать, если бы смела, — я, лишенная всех
тех, кто мне
дорог?
Точно
ту же фразу о графине Зубовой и
тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены. Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от
дороги. Она ответила и продолжала
тот же разговор.
Расчистив
дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди, по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на
ту сторону.
— В чем дело? Дело в
том, что французы перешли мост, который защищает Ауэрсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по
дороге к Брюнну, и нынче-завтра они будут здесь.
В
ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал к армии, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по
дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
По краям
дороги видны были беспрестанно
то павшие ободранные и неободранные лошади,
то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего-то, сидели одинокие солдаты,
то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем-то наполненные.
Ежели бы Кутузов решился оставить
дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России,
то он должен был вступить без
дороги в неизвестные края Богемских гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом.
Ежели бы Кутузов решился отступать по
дороге из Кремса в Ольмюд на соединение с войсками из России,
то он рисковал быть предупрежденным на этой
дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско-цнаймской
дороги на венско-цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов,
то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по
дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы
те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места.
Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между
тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско-цнаймской
дороге.
Но, несмотря на
то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости — отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты!… закидать
дорогу!…» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Кроме
того он кланяется m-r Шелингу, и m-me Шосс и няне, и, кроме
того, просит поцеловать
дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает.
С
тем особенным чувством молодости, которая боится битых
дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по-своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что-нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как-нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все.
«Пошел за мной», проговорил он, пересек
дорогу и стал подниматься галопом на гору, к
тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
Ростов пустил лошадь во весь скок, для
того чтоб уехать с
дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё
тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час
тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой
дороге, и что государь опасно ранен.
Растопчин рассказывал про
то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе
дорогу сквозь беглецов.
Была одна из
тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянною злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца-доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую
дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Я никого знать не хочу кроме
тех, кого люблю; но кого я люблю,
того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на
дороге.
Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от
того, что́ он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней
дороге, или по
той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
— Всё
то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего
дороже, — прошептала со вздохом княжна Марья. — Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По
дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в
том, что́ сделано из
того, что́ им предписано и в каком положении находится теперь
тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
— Да, это учение Гердера, — сказал князь Андрей, — но не
то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что́ убеждает. Убеждает
то, что видишь
дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть… Вот что́ убеждает, вот что́ убедило меня, — сказал князь Андрей.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало,
дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен,
то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и
того находили мало.
Целый день был жаркий, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль
дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались
то близко,
то далеко.
— «Да где он», — подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону
дороги и сам
того не зная, не узнавая его, любовался
тем дубом, которого он искал.
До половины
дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади — в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о
том, чтó и как он найдет в Отрадном.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через
дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались
то подсвистыванье охотника,
то храп лошади,
то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
— Прощай, племянница
дорогая! — крикнул из темноты его голос, не
тот, который знала прежде Наташа, а
тот, который пел: «Как со вечера пороша».
— Нет, — отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с
тем думала и про князя Андрея, и про
то, как бы ему понравился дядюшка. — А еще я всё повторяю, всю
дорогу повторяю: как Анисьюшка хороша выступала, хорошо… — сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
Та же была, еще увеличенная Николаем, охота,
те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне;
те же
дорогие подарки в имянины, и торжественные на весь уезд обеды;
те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
— «А может быть и все
те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой-то новой, своей
дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы,
тою стихийною силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», — говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на
дорогу, вошел в
ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Сказав несколько слов с Пьером об ужасной
дороге от границ Польши, о
том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из-за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на
ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, которые, расчищая
дорогу по войскам. скакали впереди его.
Но несмотря на
то, что он твердо верил в
то, что он был Неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после
того как ему велено было опять поступить на службу и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «je vous ai fait Roi pour régner à ma manière, mais pas à la vôtre» [я вас сделал королем для
того, чтобы царствовать не по-своему, а по-моему] — он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и разрядившись как можно пестрее и
дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по
дорогам Польши.
Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о
том, на какие города идет отсюда прямая
дорога к Москве.
Разорванные сине-лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось всё светлее и светлее. Ясно виднелась
та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным
дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли в бок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной
дороги, между двойным рядом берез.
По
дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит
того неприятеля, которого он выбрал своею целью.
По
дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки не поразили его. Сильнее всего поразило его
то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие-то солдаты косили очевидно на корм и по которому стояли лагерем: это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
— Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что, согласитесь, chère Marie попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на
дороге — было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не на русской обыкновенной бумаге) французского генерала Рамо о
том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа.
Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они
то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам,
то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
В
ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по
дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
По
дороге дальше к Москве, несмотря на
то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему-то радостно и грустно улыбалась.
План основывался на
том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо
того или вместе с
тем, чтобы действовать с фронта, загораживая
дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения.
Пьер засопел носом, сморщился и быстро повернувшись пошел назад к дрожкам, не переставая что-то бормотать про себя в
то время, как он шел и садился. В продолжение
дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его...
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему всё знающему, всё умеющему, известному всей Москве, кучеру Евстафьевичу о
том, что он в ночь едет в Можайск к войску, и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Всё это не могло быть сделано в
тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с
тем чтобы дать время подставам выехать на
дорогу.
Русские, будто бы, укрепили вперед эту позицию, влево от
дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на
том самом месте, где произошло сражение.