Неточные совпадения
— Mais, ma pauvre Catiche, c’est clair, comme le jour. [Но, милая Катишь, это ясно, как
день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы
не получите ни вот этого. Ты должна
знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему-нибудь они забыты, то ты должна
знать, где они, и найти их, потому что…
— Peut-être plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n’avais pas été là, Dieu sait ce qui serait arrivé. Vous savez, mon oncle avant-hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n’a pas eu le temps. J’espère, mon cher ami, que vous remplirez le désir de votre père. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я
не была там, то Бог
знает, чтó бы случилось. Вы
знаете, что дядюшка третьего
дня обещал мне
не забыть Бориса, но
не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Я
не знаю, как вы посмотрите на это
дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас.
Я
не могу
разделять вашего мнения о Пьере, которого
знала еще ребенком.
Тихон
знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события
не должны были нарушать порядка
дня.
— Я другое
дело. Чтó обо мне говорить! Я
не желаю другой жизни, да и
не могу желать, потому что
не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, André, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня
знаешь… как я бедна en ressources, [
не весела] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M-lle Bourienne одна…
И солдаты, после тридцативерстного перехода,
не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2000 людей, из которых каждый
знал свое место, свое
дело, из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой.
— И напиться-то времени
не дадут! — отвечал Васька Денисов. — Целый
день то туда, то сюда таскают полк. Драться — так драться. А то чорт
знает что̀ такое!
— Ах, какое несчастие!
Дело, вы говорите, решительное? Мортье
не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но
не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам
знать.
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте,
не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4000-ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех
дней кашу, и никто из людей отряда
не знал и
не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону. Адъютант Бонапарте еще
не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще
не начиналось. В отряде Багратиона ничего
не знали об общем ходе
дел, говорили о мире, но
не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже
не верили и в близость сражения.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего
дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и,
узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что́ он видел.
Он желал одного:
узнать, в чем
дело, и помочь и исправить во что́ бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и
не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем
не замеченному, примерному офицеру.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что́ он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего
дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо
знали, что то, что́ говорил Жерков, была ложь, ни на чем
не основанная. Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.
— Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? — спросил он, ища кого-то глазами. (Князь Багратион
не спрашивал про орудия левого фланга; он
знал уже, что там в самом начале
дела были брошены все пушки.) — Я вас, кажется, просил, — обратился он к дежурному штаб-офицеру.
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что
не было у него в этом случае той решимости, которую он
знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того
дня, как им овладело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
— Отчего вы никогда
не бывали у Annette? — спросила маленькая княгиня у Анатоля. — А! я
знаю,
знаю, — сказала она, подмигнув, — ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши
дела. — О! — Она погрозила ему пальчиком. — Еще в Париже ваши проказы
знаю!
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь
знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его
дело (желание
не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
Княжна Марья подходила в тот
день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что
не только все
знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и
знают то, чтò она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячею водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Впрочем, — сказал он, вставая, — вы
знаете мою фамилию и
знаете, где найти меня; но
не забудьте, — прибавил он, — что я
не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это
дело без последствий.
Но вот что́ мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал-адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете
не знать, но
дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего
не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте-ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим;
не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где-нибудь там, поближе к солнцу.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову
узнать о подробностях
дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем-то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что-то такое, чего другие
не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
В низах, где началось
дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё
не видно было ничего из того, что́ происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, — никто
не знал до девятого часа.
На правом фланге у Багратиона в 9 часов
дело еще
не начиналось.
Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать
дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион
знал, что, по расстоянию почти 10-ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели
не убьют того, кого пошлют (чтó было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, чтó было весьма трудно, посланный
не успеет вернуться раньше вечера.
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск,
узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в
дело. Ростов,
не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
Он шел,
не зная куда
девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его
знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний
день какая-то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось,
не видел и
не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем-то одном, тяжелом и неразрешенном.
— Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, — сказал Несвицкий (так же как и другие участники
дела и как и все в подобных
делах,
не веря еще, чтобы
дело дошло до действительной дуэли). — Вы
знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести
дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны
не было. Позвольте мне переговорить…
— Скверно! но
не в том
дело. Друг мой, — сказал Долохов прерывающимся голосом, — где мы? Мы в Москве, я
знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она
не перенесет этого. Она
не перенесет…
— Как я рада, что ты приехал! —
не отвечая, сказала Наташа, — нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще
день, ты
знаешь?
«В наших храмах мы
не знаем других степеней, — читал «великий мастер, — кроме тех, которые находятся между до«бродетелью и пороком. Берегись делать какое-нибудь разли«чие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, «кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упа«дающего и
не питай никогда злобы или вражды на брата. «Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь «добродетели.
Дели счастие с ближним твоим, и да
не возмутит «никогда зависть чистого сего наслаждения.
Пьер, со слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя,
не зная, что́ отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он
не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за
дело.
Продолжая
дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи,
не пышно-торжественные, которые, он
знал,
не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно-благодарственные, с образами и хлебом-солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Пьер только
не знал того, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров
день, что придел уже строился давно богачами мужиками, села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении.
— Да, ежели так поставить вопрос, то это другое
дело, сказал князь Андрей. — Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что́ справедливо, что́ добро — предоставь судить тому, кто всё
знает, а
не нам. Ну ты хочешь спорить, — прибавил он, — ну давай. — Они вышли из-за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по-двое, по-трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта
не было), кто невинными играми — в свайку и городки. Об общем ходе
дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного
не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее
дело войны шло плохо.
На другой
день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего
не знаю и
дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это
дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько-то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк:
дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом
деле; но Ростов
знал его слишком хорошо, чтобы
не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим
делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего
не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть
дня, рассказывая про то, что́ он
знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
— Я слыхал про такого рода
дела и
знаю, что государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы
не доводить до его величества. По-моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
Князю Андрею вдруг стало от чего-то больно.
День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка
не знала и
не хотела
знать про его существование и была довольна, и счастлива какою-то своею отдельной, — верно глупою — но веселою и счастливою жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает?
Не об уставе военном,
не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
— Я вас
знаю давно: во-первых, по
делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во-вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые
не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
Притом же
дела Ростовых были очень расстроены, чего
не мог
не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей
не сделал предложения.
Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него,
не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый
день он уезжал в тумане,
не сказав того, что́ намерен был сказать, сам
не зная, что́ он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится.
— Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimité mène quelquefois à l’amour: le cousinage est un dangereux voisinage. N’est ce pas? [Вы
знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость очень часто приводит к любви. Двоюродные — опасное
дело.
Не правда ли?]
На другой
день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый
день Болконского, но он
не приехал. На другой, на третий
день было то же самое. Пьер также
не приезжал, и Наташа,
не зная того, что князь Андрей уехал к отцу,
не могла объяснить его отсутствия.
Как вы
знаете, я совершенно равнодушна к политическим
делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я
знаю всё, что́ делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре
не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором.
Новое в них было какое-то беспокойство и иногда несогласие, которого
не бывало прежде и которое, как скоро
узнал Николай, происходило от дурного положения
дел.
— Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми, но
не знал, как поправить это). — Нет, я прошу тебя заняться
делами, я стар, я…
— Ты едешь? — сказала Наташа, — я так и
знала! Соня говорила, что
не поедете. Я
знала, что нынче такой
день, что нельзя
не ехать.