Неточные совпадения
И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что
мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… —
говорил Пьер, торопясь и шепелявя.
— Ты
говоришь школы, — продолжал он, загибая палец, — поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, — сказал он, указывая на
мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, — из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье — есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его.
Я полагаю, —
говорил он воодушевляясь, — что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев
мужиков, которых мы отдаем ему и бр… chair à canon, [мясо для пушек,] которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований, ни деньгами, ни
мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог
говорить.
— Так-то и я сужу, Яков Алпатыч. Я
говорю, приказ есть, что не пустят его, значит верно. Да и
мужики по три рубля с подводы просят — креста на них нет! — Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Всё ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до 100 четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как
говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен — войсками.
Мужики разорены, некоторые ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
— Я
говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, — сказала m-lle Bourienne. — Потому что, согласитесь, chère Marie попасть в руки солдат или бунтующих
мужиков на дороге — было бы ужасно. M-lle Bourienne достала из ридикюля объявление (не на русской обыкновенной бумаге) французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала его княжне.
— А!.. Алпатыч… А! Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. —
говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных
мужиков и улыбнулся.
Он
говорил, что
мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые
мужики стали
говорить, что эти приехавшие были русские, и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие
мужики напали на бывшего старосту.
— Ты ее так дурно не клади, —
говорил один из
мужиков, высокий человек с круглым, улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. — Она ведь тоже денег стòит. Что же ты ее так-то вот бросишь или под веревку — а она и потрется. Я так не люблю. А чтобы всё честно, по закону было. Вот так-то, под рогожку, да сенцом прикрои, вот и важно.
Если бы нам только приходилось воевать с
мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, —
говорил он, стыдясь чего-то и стараясь переменить разговор.
— Ах Боже мой! Боже мой! Что ж это?… Живот! Это конец! Ах Боже мой! — слышались голоса между офицерами. — На волосок мимо уха прожужжала, —
говорил адъютант.
Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
— Подлаживай что ль, Хведор, а Хведор, —
говорил передний
мужик.
Кто
говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто
говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто
говорил напротив, что всё русское войско уничтожено; кто
говорил о Московском ополчении, которое пойдет, с духовенством впереди, на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не велено выезжать, что пойманы изменники, что
мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п. и т. п.
— Народу-то! Эка народу!.. И на пушках-то навалили! Смотри: меха… —
говорили они. — Вишь, стервецы, награбили… Вон у того-то сзади, на телеге… Ведь это — с иконы, ей Богу!.. Это немцы должно быть. И наш
мужик, ей Богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь навьючился-то, насилу идет! Вот-те на, дрожки и те захватили!.. Вишь уселся на сундуках-то. Батюшки!.. Подрались!..
— Ведь то мудрено, братцы мои, — продолжал тот, который удивился их белизне, — сказывали
мужики под Можайским как стали убирать битых, где страженья-то была, так ведь чтò,
говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние-то. Чтò ж,
говорит, лежит,
говорит, ихний-то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
— Сказывал мужик-то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, 20 дён возили, не свозили всех, мертвых-то. Волкòв этих чтò,
говорит…
И только тогда, когда понял вкусы и стремления
мужика, когда научился
говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, т. е. исполнять по отношению к
мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все
говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое-нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме: только когда возможно было отдать в солдаты вместо
мужика дворового, он делал это без малейшего колебания.
Он часто
говаривал с досадой о какой-нибудь неудаче или беспорядке: «с нашим русским народом», и воображал себе, что он терпеть не может
мужика.
Неточные совпадения
Николай Левин продолжал
говорить: — Ты знаешь, что капитал давит работника, — работники у нас,
мужики, несут всю тягость труда и поставлены так, что сколько бы они ни трудились, они не могут выйти из своего скотского положения.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они
говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что
мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Для Константина народ был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к
мужику, всосанную им, как он сам
говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
— Нет, позволь, — продолжал Левин. — Ты
говоришь, что несправедливо, что я получу пять тысяч, а
мужик пятьдесят рублей: это правда. Это несправедливо, и я чувствую это, но…
Сергей Иванович
говорил, что он любит и знает народ и часто беседовал с
мужиками, что̀ он умел делать хорошо, не притворяясь и не ломаясь, и из каждой такой беседы выводил общие данные в пользу народа и в доказательство, что знал этот народ.