Неточные совпадения
Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком
побежал за
солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились.
Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы
солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него,
побегут дальше.
Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для
солдат полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой,
солдаты всё
бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды.
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки.
Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l’empereur! [да здравствует!]
бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий...
Тронулся один, другой
солдат, и весь батальон с криком «ура!»
побежал вперед и обогнал его.
Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и
бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных
солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки.
По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Растопчина про то, что французских
солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее
бежать, чем итти вперед; но что русских
солдат надо только удерживать и просить: потише!
— Сам едет, — крикнул казак, стоявший у ворот, — едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка
солдат (почетный караул) и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров
бежала за ними и вокруг них и кричала: «ура!»
— Вот они!.. Несут, идут… Вот она… сейчас войдут… — послышались вдруг голоса, и офицеры,
солдаты и ополченцы
побежали вперед по дороге.
Обгоняя Пьера, без шапок
бежали, навстречу идущим,
солдаты и ополченцы.
Ополченцы и те, которые были в деревне, и те, котóрые работали на батарее, побросав лопаты,
побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчими. За ними
солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли,
бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в
солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура»
бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
— Разбойники, чтò делают! — закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. —
Беги к резервам, приводи ящики! — крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему
солдату.
Пьер
побежал за
солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских
солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно
бежали на батарею.
В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкающей стрельбы ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские
солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и
бежали назад.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным и куда
бежать пешим
солдатам.
Солдаты, которым велено было итти вперед, попав под картечный выстрел,
бежали назад;
солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда
бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие
солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро-меньших усилий, неприятель
бежал) испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв ПОЛОВИНУ войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько
солдат бросилось
бежать толпой. Купец с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно-непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
— Laissez cette femme! [ — Оставьте эту женщину!] — бешеным голосом прохрипел Пьер схватывая длинного сутуловатого
солдата за плечи и отбрасывая его.
Солдат упал, приподнялся и
побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский
солдат, притворявшийся больным от живота —
бежал.
Пьер видел, как француз избил русского
солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер-офицеру за
побег русского
солдата и угрожал ему судом.
Люди этой бывшей армии
бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый
солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и
солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и
бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Кутузов знал не умом, или наукой, а всем русским существом своим, знал и чувствовал то, чтò чувствовал каждый русский
солдат, что французы побеждены, что враги
бегут, и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, за одно с
солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Когда мосты были прорваны, безоружные
солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, всё под влиянием силы инерции не сдавалось, а
бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Неточные совпадения
Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец,
солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились
бежать. С воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.
Солдат упал вниз лицом, повернулся на бок и стал судорожно щупать свой живот. Напротив, наискось, стоял у ворот такой же маленький зеленоватый солдатик, размешивал штыком воздух, щелкая затвором, но ружье его не стреляло. Николай, замахнувшись ружьем, как палкой,
побежал на него;
солдат, выставив вперед левую ногу, вытянул ружье, стал еще меньше и крикнул:
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились, шли как-то боком, грозили
солдатам кулаками, в руках некоторых все еще трепетали белые платки; тело толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее,
бежали прочь, падали на землю и корчились, ползли, а многие ложились на снег в позах безнадежно неподвижных.
— Обнажаю, обнажаю, — пробормотал поручик, считая деньги. — Шашку и Сашку, и Машку, да, да! И не иду, а —
бегу. И — кричу. И размахиваю шашкой. Главное: надобно размахивать, двигаться надо! Я, знаете, замечательные слова поймал в окопе,
солдат солдату эдак зверски крикнул: «Что ты, дурак, шевелишься, как живой?»
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка
бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором сидели и лежали
солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.