Неточные совпадения
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак
того, что
ни она,
ни кто
другой не могут судить про
то, что́ угодно или нравится императрице.
— Можете себе представить, я всё еще не знаю.
Ни то,
ни другое мне не нравится.
Друзья молчали.
Ни тот,
ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою ручкой.
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал
той красно-желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на
то, что он видел и
другие лица,
ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
Так как говорить было нечего, и
ни тому,
ни другому не хотелось подать повод
другому сказать, что он первый выехал из-под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за
то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь
ни на бок,
ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда-нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в
другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанною косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что-то приговаривая.
— Ах, Наташа! — сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойною слышать
то, что̀ она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому-то
другому, с кем нельзя шутить. — Я полюбила раз твоего брата, и, что̀ бы
ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Князь Андрей не сделал
ни того,
ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
«В наших храмах мы не знаем
других степеней, — читал «великий мастер, — кроме
тех, которые находятся между до«бродетелью и пороком. Берегись делать какое-нибудь разли«чие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, «кто бы он
ни был, настави заблуждающегося, подними упа«дающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. «Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь «добродетели. Дели счастие с ближним твоим, и да не возмутит «никогда зависть чистого сего наслаждения.
Лица его свиты, догадавшись в
ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что-то один
другому, и паж,
тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутою рукой и не заставив ее дожидаться
ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все
те предприятия по имениям, которые затеял у себя Пьер и не довел
ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к
другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы
то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Пишу всё это вам, мой
друг, только для
того, чтоб убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом:
ни один волос с головы не упадет без Его воли.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали
ни та,
ни другая, графиня упрекала племянницу в заманиваньи сына и в неблагодарности.
Он не был в состоянии обдумать
ни того, как его поступки могут отозваться на
других,
ни того, что́ может выйти из такого или такого его поступка.
Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие, обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых, и вместе с
тем, незаметно для самого себя и для
других,
ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в
той же зале.
На
другой день Даву выехал рано утром, и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажом, ежели они будут иметь на
то приказания, и не разговаривать
ни с кем кроме господина де-Кастре.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к
другим, как 99 к 1-му, состояла из людей, не желавших
ни мира,
ни войны,
ни наступательных движений,
ни оборонительного лагеря
ни при Дриссе,
ни где бы
то ни было,
ни Барклая,
ни государя,
ни Пфуля,
ни Бенигсена, но желающих только одного и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий.
Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один
другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но
ни одному из них не приходила в голову
та простая мысль, что им не может быть известна
та болезнь, которою страдала Наташа, как не может быть известна
ни одна болезнь, которою одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанную в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов.
Как
ни счастлив был Петя, но ему всё-таки грустно было итти домой и знать, что всё наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят,
то он убежит. И на
другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда-нибудь побезопаснее.
— Спасибо отскочил, а
то бы она тебя смазала. — Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядро попало в дом. Между
тем другие снаряды,
то с быстрым, мрачным свистом — ядра,
то с приятным посвистыванием — гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но
ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
— Allez donc, il у voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте,] — сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием,
тем голосом и с
тем покашливанием, которым он разрешал все трудности. — Allez, il у voit assez, — повторил он. — И чему я рад, — продолжал он, — это
тому, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем — власть, которой никогда не было
ни у какого главнокомандующего. Это
другой самодержец, — заключил он с победоносною улыбкой.
24-го было сражение при Шевардинском редуте, 25-го не было пущено
ни одного выстрела
ни с
той,
ни с
другой стороны, 26-го произошло Бородинское сражение.
— Да, да, — рассеянно сказал князь Андрей. — Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, — начал он опять, — я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои,
то не могут быть
друзьями, как бы они там
ни разговаривали в Тильзите.
И не на один только этот час и день были помрачены ум. и совесть этого человека, тяжеле всех
других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни своей, не мог понимать он
ни добра,
ни красоты,
ни истины,
ни значения своих поступков, которые были слишком противуположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для
того чтобы он мог понимать их значение.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает всё меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как
ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от
другой, допущение начала какого-нибудь явления и допущение
того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Деятельность полководца не имеет
ни малейшего подобия с
тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую-нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с
той и с
другой стороны, и в известной местности и начиная наши соображения с какого-нибудь известного момента.
То, что̀ показалось бы трудным и даже невозможным для
другой женщины,
ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, не даром видно пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины.
Одни говорили, что надо было, во чтò бы
то ни стало, собрать хоть какую-нибудь депутацию,
другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
С
тех пор как существует мир и люди убивают
друг друга, никогда
ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этою самою мыслью.
На
другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать
ни в чем от них, ходил за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал что
то, что̀ ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая имя свое, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его, чтоб или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Очевидно было, что l’amour, [любовь,] которую так любил француз, была не
та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда-то к своей жене,
ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал — одна была l’amour des charretiers,
другая l’amour des nigauds); [любовь извощиков,
другая любовь дурней,] l’amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинации уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
С этим письмом на
другой день Николай поехал к княжне Марье.
Ни Николай,
ни княжна Марья
ни слова не сказали о
том, чтò могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но, благодаря этому письму, Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение — выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему
тому, чтò было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за
других и страстного желанья отдать себя всю для
того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту
ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему, не было в душе Наташи.
«Птицы небесные
ни сеют,
ни жнут, но Отец ваш питает их», сказал он сам себе и хотел
то же сказать княжне; «но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они — не нужны. Мы не можем понимать
друг друга!» и он замолчал.
Другой подвернувшийся капитан Брозин,
ни в чем не виноватый, потерпел
ту же участь.
Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в
том, чтобы погубить свою армию, придумают
другой ряд действий, который бы с такою же несомненностью и независимостью от всего
того, чтò бы
ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как
то, чтò сделал Наполеон.
Как
ни странны исторические описания
того, как какой-нибудь король или император, поссорившись с
другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек, и, вследствие
того, покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как
ни непонятно, почему поражение одной армии, одною сотой всех сил народа, заставило покориться народ, — все факты истории (насколько она нам известна), подтверждают справедливость
того, что бòльшие или меньшие успехи войска одного народа, против войска
другого народа, суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов.
Напев разростался, переходил из одного инструмента в
другой, Происходило
то, чтó называется фугой, хотя Петя не имел
ни малейшего понятия о
том, чтó такое фуга.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как
ни к одному растению нельзя придумать
других, более соответственных ему, цвета и семени, чем
те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать
других двух людей, со всем их прошедшим, которые соответствовали бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей
тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Но конечная цель пчелы не исчерпывается
ни тою,
ни другою,
ни третьею целью, которые в состоянии открыть ум человеческий.
Взбивать локоны, надевать роброны и петь романсы, для
того чтобы привлечь к себе своего мужа, показалось бы ей так же странным, как украшать себя, для
того чтобы быть самой собою довольною. Украшать же себя, для
того чтобы нравиться
другим, может быть, это и было бы приятно ей — она не знала — но было совершенно некогда. Главная причина, по которой она не занималась
ни пением,
ни туалетом,
ни обдумыванием своих слов, состояла в
том, что ей было совершенно некогда заниматься этим.
— Благодарствуй, мой
друг, ты утешил меня, — сказала она, как всегда говорила. — Но лучше всего, что сам себя привез. А
то это
ни на чтò не похоже; хоть бы ты побранил свою жену. Чтò это? Как сумашедшая без тебя. Ничего не видит, не помнит, — говорила она привычные слова. — Посмотри, Анна Тимофеевна, прибавила она, — какой сынок футляр нам привез.
Ответы, даваемые этою теорией на исторические вопросы, подобны ответам человека, который, глядя на двигающееся стадо и не принимая во внимание
ни различной доброты пастбища в разных местах поля,
ни погони пастуха, судил бы о причинах
того или
другого направления стада по
тому, какое животное идет впереди стада.
Так что рассматривая во времени отношение приказаний к событиям, мы найдем, что приказание
ни в каком случае не может быть причиною события, а что между
тем и
другим существует известная определенная зависимость.
Несомненным доказательством этого вывода служит
то, что сколько бы
ни было приказаний, событие не совершится, если на это нет
других причин; но как скоро совершится событие — какое бы
то ни было, —
то из числа всех беспрерывно выражаемых воль различных лиц найдутся такие, которые по смыслу и по времени можно отнести к событию как приказания.
В нравственном отношении причиною события представляется власть; в физическом отношении, —
те, которые подчиняются власти. Но так как нравственная деятельность немыслима без физической,
то причина события не находится
ни в
той,
ни в
другой, а находится только в соединении обеих.
Ибо
то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и
то, что человек, следуя общему закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия
тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о
том, что с точки зрения разума человек подлежит законам необходимости, но
ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего
другую, противоположную сторону, основанную на сознании свободы.
Но
ни в
том,
ни в
другом случае, как бы мы
ни изменяли нашу точку зрения, как бы
ни уясняли себе
ту связь, в которой находится человек с внешним миром, или как бы
ни доступна она нам казалась, как бы
ни удлиняли или укорачивали период времени, как бы понятны или непостижимы
ни были для нас причины, мы никогда не можем себе представить
ни полной свободы,
ни полной необходимости.