Неточные совпадения
Вскоре после
маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой
человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке.
— Aucun, [Никакого,] — возразил виконт. — После убийства герцога даже самые пристрастные
люди перестали видеть в нем героя. Si même ça été un héros pour certaines gens, — сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, — depuis l’assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых
людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем
меньше на земле.]
Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном
маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные
люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает того, чтó делается теперь и имеет еще совершиться в спальне.
Он схватил его за руку своею костлявою
маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели
человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
— Но что̀ за необычайная гениальность! — вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою
маленькую руку и ударяя ею по столу. — И что̀ за счастие этому
человеку!
— Ну, что́ ж это, господа! — сказал штаб-офицер тоном упрека, как
человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. — Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс-капитан, — обратился он к
маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1-й нумер с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2-й нумер трясущеюся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый
человек, офицер Тушин, спотыкнушись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из-под
маленькой ручки.
В день именин Элен у князя Василья ужинало
маленькое общество
людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья.
Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо-веселыми
людьми и который состоит в том, что между
человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие-то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между
маленькою княгиней и князем Васильем.
— Я вам прямо скажу, — сказал князь Василий тоном хитрого
человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. — Вы ведь насквозь
людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый
малый, прекрасный сын и родной.
Как не верилось двадцать лет тому назад, чтобы то
маленькое существо, которое жило где-то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и
людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого
маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех
людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
Пржебышевский с почтительною, но достойною учтивостью пригнул рукою ухо к Вейротеру, имея вид
человека, поглощенного вниманием.
Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозицию и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким
маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными
людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади.
Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь
маленьким, ничтожным
человеком в сравнении с тем, чтò происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был
маленький, худой
человек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенною трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
Человек пять, больших и
малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой
маленькими,
люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большею частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в
малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина — почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты), потому что они удовлетворяли нравственной потребности больной и
людей, любящих больную.
Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько
людей под руки волокли
маленького старичка в мундире и орденах.
— Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, — показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. — Эх, нескладная, — укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу
человека. — Ну вы лисицы! — смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым. — Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! — кричали на ополченцев, замявшихся пред солдатом с оторванною ногой. — Тое кое,
малый, — передразнивали мужиков. — Страсть не любят!
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в
маленький круг трубы он видел дым и
людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Они вновь устраивали их, но
людей всё становилось
меньше.
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших
людей было
меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Только допустив бесконечно-малую единицу для наблюдения — дифференциал истории, т. е. однородные влечения
людей и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно-малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Русские — Жоржем Данденом.] — этот
человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что-то сделать сам, удивить кого-то, что-то совершить патриотически-геройское, и как мальчик резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы, и старался своею
маленькою рукой то поощрить, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Билибин, не утративший репутации умнейшего
человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей-мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comité [в «
малом комитете»] высказал своему другу Элен взгляд свой на всё это дело.
Действительно, хотя уже гораздо дальше чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или
человека необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутою головой и серьезным лицом, подле
маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31-го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого
малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
И крики задавленных
людей и тех, которые старались спасти высокого
малого, только возбуждали ярость толпы.
«О Господи, народ-то чтò зверь, где же живому быть!» слышалось в толпе. «И малый-то молодой… должно из купцов, то-то народ!., сказывают не тот… как же не тот… О Господи!.. Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится…», говорили теперь те же
люди, с болезненно-жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленною длинною, тонкою шеей.
Один из
людей в темноте ночи, из-за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели
Малые Мытищи, зажженные Мамоновскими казаками.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к
маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил зa любимым ею мальчиком на руках любимого
человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Два
человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет 45-ти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик очень красивый с окладистою, русою бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой
малый, лет 18-ти, в халате.
Естественно, что для
человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней.
Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та
маленькая, передаточная шестерня, которая не слышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
Из 330-ти
человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось
меньше ста.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу
людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на
маленькой квартире, на Сивцовом Вражке.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что нечем было упрекать ее. В ней было всё, за чтò ценят
людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем
меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто всё то, чтò было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
В ней в высшей степени было заметно то, чтò заметно в очень
маленьких детях и очень старых
людях.
Только совсем дурные и глупые
люди, да
маленькие дети, из всех домашних, не понимали этого и чуждались ее.
Итак, не разделяя искусственно всех сливающихся точек конуса, — всех чинов армии, или званий и положений какого бы то ни было управления, или общего дела, от низших до высших, мы видим закон, по которому
люди для совершения совокупных действий слагаются всегда между собой в таком отношении, что чем непосредственнее они участвуют в совершении действия, тем менее они могут приказывать и тем их большее число; и чем
меньше то прямое участие, которое они принимают в самом действии, тем они больше приказывают и тем число их
меньше; пока не дойдем таким образом, восходя от низших слоев, до одного последнего
человека, принимающего наименьшее прямое участие в событии и более всех направляющего свою деятельность на приказывание.
Тот, кто больше работал руками, мог
меньше обдумывать то, что он делал, и соображать то, чтò может выйти из общей деятельности, и приказывать. Тот, кто больше приказывал, вследствие своей деятельности словами, очевидно мог
меньше действовать руками. При большем сборище
людей, направляющих деятельность на одну цель, еще резче отделяется разряд
людей, которые тем менее принимают прямое участие в общей деятельности, чем более деятельность их направлена на приказывание.
Если же и самый
человек, действие которого мы рассматриваем, стоит на самой низкой степени развития ума, как ребенок, сумасшедший, дурачек, то мы, зная причины действия и несложность характера и ума, уже видим столь большую долю необходимости и столь
малую свободы, что как скоро нам известна причина, долженствующая произвести действие, мы можем предсказать поступок.
Но даже если бы, представив себе
человека совершенно исключенного от всех влияний, рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и предполагая, что он не вызван никакою причиною, мы допустили бесконечно
малый остаток необходимости равным нулю, мы бы и тогда не пришли к понятию о полной свободе
человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний внешнего мира, находящееся вне времени и не зависящее от причин, уже не есть
человек.
И если история имеет предметом изучение движения народов и человечества, а не описание эпизодов из жизни
людей, то она должна, отстранив понятие причин, отыскивать законы, общие всем равным и неразрывно связанным между собою бесконечно-малым элементам свободы.