Неточные совпадения
Хотя, действительно, Пьер был несколько больше
других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
Не успели еще Анна Павловна и
другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна,
хотя и предчувствовавшая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
Тем анекдот и кончился.
Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по-русски, однако Анна Павловна и
другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Два лакея, один княгинин,
другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что́ говорится, но не
хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
— Всё равно одна, без моих
друзей… И
хочет, чтоб я не боялась.
Один из присутствующих, постарше
других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и
хотел схватить Долохова за рубашку.
— Да, ma chère, — сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. — Вот его
друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не
хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chère. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба-то? — сказал граф вопросительно.
— Бог знает, chère amie! [мой
друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё-таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, чтó
хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. — Княгиня поднялась. — Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
— Имениннице дорогой с детками, — сказала она своим громким, густым, подавляющим все
другие звуки голосом. — Ты что, старый греховодник, — обратилась она к графу; целовавшему ее руку, — чай, скучаешь в Москве? собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подростут… — она указывала на девиц, —
хочешь — не
хочешь, надо женихов искать.
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня
хотела поднять голову,
хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая
друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
Пьер
хотел сначала сесть на
другое место, чтобы не стеснять даму,
хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой-то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги.
— Courage, courage, mon ami. Il a demandé à vous voir. C’est bien… [Не унывать, не унывать, мой
друг. Он велел вас позвать. Это хорошо.] — и он
хотел итти.
— На
другой бочок перевернуться
хотят, — прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он
хотел.
Другой раз он остановился, спросил...
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку,
хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак,
другого за неправильность ряда, он подошел к 3-й роте.
— Если вы, милостивый государь, — заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, —
хотите быть шутом, то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь
другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! [ — И да здравствует весь свет!]
Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели
друг на
друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись — немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он
хотел объехать
других, и плеть попадала по фартуку экипажа.
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин,
хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим
другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
— Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и
хотел обнять своего
друга, но Николай отсторонился от него.
С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог,
хочет, не подражая
другим, по новому, по-своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай
хотел что-нибудь особенное сделать при свидании с
другом: он
хотел как-нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли
друг в
друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба
хотели поскорее выказать
друг другу происшедшие в них перемены.
Ну, а потом? говорит опять
другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что́ ж? — «Ну, а потом… — отвечает сам себе князь Андрей, — я не знаю, что́ будет потом, не
хочу и не могу знать; но ежели
хочу этого,
хочу славы,
хочу быть известным людям,
хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я
хочу этого, что одного этого я
хочу, для одного этого я живу.
— Р…аз! Два! Три!… — сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая
друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто
захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на
другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и,
хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
— Ma bonne amie, [Милый
друг] — сказала маленькая княгиня утром 19-го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению,
хотя и не знавшей его причины, — была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
— Allez, mon ami, [ — Иди, мой
друг,] — сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая-то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно-животные стоны слышались из-за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и
хотел отворить ее. Дверь держал кто-то.
— Sophie, — сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, — ежели вы
хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой
друг…
— Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться,
хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Maman не
хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, — сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего
друга.
— Оставь, — сказал Долохов,
хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, — скорее отыграешься.
Другим даю, а тебе бью. Иль ты меня боишься? — повторил он.
— Нет, да что́ же, мой
друг?
Хочешь, я пойду скажу ему, — сказала графиня, улыбаясь.
На
другой день Ростов проводил Денисова, который не
хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
Государь
хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтоб это не заставило одну половину войска расстреливать
другую.]
Пьера поразила скромность маленького,
хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего
друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и
хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
— Несправедливо то, что́ есть зло для
другого человека, — сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и
хотел высказать всё то, что́ сделало его таким, каким он был теперь.
— Да это всё тот же я, это не
другие, — сказал князь Андрей, а
другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochain [Ближние.] это те, твои киевские мужики, которым ты
хочешь сделать добро.
— Да, ежели так поставить вопрос, то это
другое дело, сказал князь Андрей. — Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и
другое может служить препровождением времени. А что́ справедливо, что́ добро — предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты
хочешь спорить, — прибавил он, — ну давай. — Они вышли из-за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
— Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить десять лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть.
Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал — как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его
хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом, что́ за воображение, что медицина кого-нибудь и когда-нибудь вылечивала! Убивать — так! — сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера.
Ростов не смел уговаривать Денисова,
хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и
другими офицерами, был самый верный, и
хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и
хотел, не мог сделать этого на
другой день после приезда Ростова.
— И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный — очень хороший. Вот
другая ее сестра — одной фамилии, а совсем
другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… — продолжал Берг, он
хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
— Ну, душа моя, — сказал он, — я вчера
хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой
друг.
И чтó ж, мой
друг? вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого,
хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению.
«Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он
хочет связать свое счастие с
другою женщиной.
— Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие
других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге — с этими вы в своем праве, они знают, чего вы
хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!..
— Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisées de monsieur. [по следам этого господина.] — Ежели ты
хочешь быть моим
другом, не говори со мной никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь?..
Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не
захотел итти на службу и не
захотел бы
другой и третий и тысячный капрал и солдат, на столько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или
другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица, или от государя истекает такое-то приказание в форме совета, и нужно или не нужно исполнять его.
Хотя этим образом действий не достигалась ни та ни
другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском, генеральском, дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым,
хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много
других немецких теоретиков-генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805-м году; но он был типичнее всех их. Такого немца-теоретика, соединявшего в себе всё, чтò было в тех немцах, еще не видал никогда князь Андрей.