Неточные совпадения
«Подал бы я, — думалось мне, — доверчиво мудрецу руку, как дитя взрослому, стал бы внимательно слушать, и, если понял бы настолько, насколько ребенок понимает толкования дядьки, я был бы богат и этим скудным разумением». Но и эта мечта улеглась в воображении вслед за многим
другим. Дни мелькали, жизнь грозила пустотой, сумерками, вечными буднями: дни,
хотя порознь разнообразные, сливались в одну утомительно-однообразную массу годов.
Хотя я и беспечно отвечал на все, частию трогательные, частию смешные, предостережения
друзей, но страх нередко и днем и ночью рисовал мне призраки бед.
Когда
захотят похвастаться
другом, как хвастаются китайским сервизом или дорогою собольей шубой, то говорят: «Это истинный
друг», даже выставляют цифру XV, XX, XXX-летний
друг и таким образом жалуют
друг другу знак отличия и составляют ему очень аккуратный формуляр.
Один — невозмутимо покоен в душе и со всеми всегда одинаков; ни во что не мешается, ни весел, ни печален; ни от чего ему ни больно, ни холодно; на все согласен, что предложат
другие; со всеми ласков до дружества,
хотя нет у него
друзей, но и врагов нет.
Когда же
хотят выразиться нежно, то называют
друг друга — братишкой.
Поговорив немного с хозяином и помолчав с хозяйкой, мы объявили, что
хотим гулять. Сейчас явилась опять толпа проводников и
другая с верховыми лошадьми. На одной площадке, под большим деревом, мы видели много этих лошадей. Трое или четверо наших сели на лошадей и скрылись с проводниками.
Другую я едва заметил,
хотя она беспрестанно болтала и смеялась.
Она из
другой корзинки выбрала еще несколько самых лучших апельсинов и
хотела мне подарить.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь
другое?
Друг на
друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или
другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Они посредством его, как
другие посредством военных или административных мер, достигли чего
хотели, то есть заняли земли, взяли в невольничество, сколько им нужно было, черных, привили земледелие, добились умеренного сбыта продуктов и зажили, как живут в Голландии, тою жизнью, которою жили столетия тому назад, не задерживая и не подвигая успеха вперед.
Голландцы многочисленны, сказано выше: действительно так,
хотя они уступили первенствующую роль англичанам, то есть почти всю внешнюю торговлю, навигацию, самый Капштат, который из Капштата превратился в Кэптоун, но большая часть местечек заселена ими, и фермы почти все принадлежат им, за исключением только тех, которые находятся в некоторых восточных провинциях — Альбани, Каледон, присоединенных к колонии в позднейшие времена и заселенных английскими, шотландскими и
другими выходцами.
Это род тайного совета губернатора, который, впрочем, сам не только не подчинен ни тому, ни
другому советам, но он может даже пустить предложенный им закон в ход,
хотя бы Законодательный совет и не одобрил его, и применять до утверждения английского колониального министра.
Может быть, к этому присоединились и
другие причины, но дело в том, что племя было вытеснено
хотя и без кровопролития, но не без сопротивления.
У этих племен лицо большею частью круглое, с правильными чертами, с выпуклым лбом и щеками, с толстыми губами; волосы, сравнительно с
другими, длинны,
хотя и курчавы.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а
другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не
хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Но это было нелегко, при качке, без Фаддеева, который где-нибудь стоял на брасах или присутствовал вверху, на ноках рей: он один знал, где что у меня лежит. Я отворял то тот, то
другой ящик, а ящики лезли вон и толкали меня прочь.
Хочешь сесть на стул — качнет, и сядешь мимо. Я лег и заснул. Ветер смягчился и задул попутный; судно понеслось быстро.
Я заглянул за борт: там целая флотилия лодок, нагруженных всякой всячиной, всего более фруктами. Ананасы лежали грудами, как у нас репа и картофель, — и какие! Я не думал, чтоб они достигали такой величины и красоты. Сейчас разрезал один и начал есть: сок тек по рукам, по тарелке, капал на пол.
Хотел писать письмо к вам, но меня тянуло на палубу. Я покупал то раковину, то
другую безделку, а более вглядывался в эти новые для меня лица. Что за живописный народ индийцы и что за неживописный — китайцы!
Луна светила им прямо в лицо: одна была старуха,
другая лет пятнадцати, бледная, с черными,
хотя узенькими, но прекрасными глазами; волосы прикреплены на затылке серебряной булавкой.
Одни занимались уборкою парусов,
другие прилежно изучали карту, и в том числе дед, который от карты бегал на ют, с юта к карте; и
хотя ворчал на неверность ее, на неизвестность места, но был доволен, что труды его кончались.
На
другой день, а может быть и дня через два после посещения переводчиков, приехали три или четыре лодки, украшенные флагами, флажками, значками, гербами и пиками — все атрибуты военных лодок,
хотя на лодках были те же голые гребцы и ни одного солдата.
И те и
другие подозрительны, недоверчивы: спасаются от опасностей за системой замкнутости, как за каменной стеной; у обоих одна и та же цивилизация, под влиянием которой оба народа, как два брата в семье, росли, развивались, созревали и состарелись. Если бы эта цивилизация была заимствована японцами от китайцев только по соседству, как от чужого племени, то отчего же манчжуры и
другие народы кругом остаются до сих пор чуждыми этой цивилизации,
хотя они еще ближе к Китаю, чем Япония?
Японцы тихо, с улыбкой удовольствия и удивления, сообщали
друг другу замечания на своем звучном языке. Некоторые из них, и особенно один из переводчиков, Нарабайоси 2-й (их два брата, двоюродные, иначе гейстра), молодой человек лет 25-ти, говорящий немного по-английски, со вздохом сознался, что все виденное у нас приводит его в восторг, что он
хотел бы быть европейцем, русским, путешествовать и заглянуть куда-нибудь, хоть бы на Бонинсима…
Со вздохом перешли они потом к
другим вопросам, например к тому, в чьих шлюпках мы поедем, и опять начали усердно предлагать свои, говоря, что они этим
хотят выразить нам уважение.
«А что, если б у японцев взять Нагасаки?» — сказал я вслух, увлеченный мечтами. Некоторые засмеялись. «Они пользоваться не умеют, — продолжал я, — что бы было здесь, если б этим портом владели
другие? Посмотрите, какие места! Весь Восточный океан оживился бы торговлей…» Я
хотел развивать свою мысль о том, как Япония связалась бы торговыми путями, через Китай и Корею, с Европой и Сибирью; но мы подъезжали к берегу. «Где же город?» — «Да вот он», — говорят. «Весь тут? за мысом ничего нет? так только-то?»
Он смотрит всякий раз очень ласково на меня своим довольно тупым, простым взглядом и напоминает какую-нибудь безусловно добрую тетку, няньку или
другую женщину-баловницу, от которой ума и наставлений не жди, зато варенья, конфект и потворства — сколько
хочешь.
Рождество у нас прошло, как будто мы были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили
друг друга, потом обедали у адмирала. После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме, спросил, какой праздник.
Хотя с ними избегали говорить о христианской религии, но я сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
Японские лодки непременно
хотели пристать все вместе с нашими: можете себе представить, что из этого вышло. Одна лодка становилась поперек
другой, и все стеснились так, что если б им поручили не пустить нас на берег, то они лучше бы сделать не могли того, как сделали теперь, чтоб пустить.
Он смотрел так ласково и доброжелательно на нас, как будто
хотел сказать что-нибудь
другое, искреннее.
В
другой раз к этому же консулу пристал губернатор, зачем он снаряжает судно, да еще, кажется, с опиумом, в какой-то шестой порт, чуть ли не в самый Пекин, когда открыто только пять? «А зачем, — возразил тот опять, — у острова Чусана, который не открыт для европейцев, давно стоят английские корабли? Выгоните их, и я не пошлю судно в Пекин». Губернатор знал, конечно, зачем стоят английские корабли у Чусана, и не выгнал их. Так судно американское и пошло, куда
хотело.
На
другой день, 5-го января, рано утром, приехали переводчики спросить о числе гостей, и когда сказали, что будет немного, они просили пригласить побольше, по крайней мере хоть всех старших офицеров. Они сказали, что настоящий, торжественный прием назначен именно в этот день и что будет большой обед. Как нейти на большой обед? Многие, кто не
хотел ехать, поехали.
Накамура знаками спросил, не
хочу ли я
другую?
Кавадзи этот всем нам понравился, если не больше, так по крайней мере столько же, сколько и старик Тсутсуй,
хотя иначе, в
другом смысле.
Мимо леса красного дерева и
других, которые толпой жмутся к самому берегу, как будто
хотят столкнуть
друг друга в воду, пошли мы по тропинке к
другому большому лесу или саду, манившему издали к себе.
Мы
хотели отворить ворота — заперты; зашли с
другой стороны к калитке — тоже заперта.
Да у кого они переняли? —
хотел было я спросить, но вспомнил, что есть у кого перенять: они просвещение заимствуют из Китая, а там, на базаре, я видел непроходимую кучу народа, толпившегося около
другой кучи сидевших на полу игроков, которые кидали, помнится, кости.
Ему на
другой же день адмирал послал дюжину вина и по дюжине или по две рюмок и стаканов — пей не
хочу!
Он
хотел быть на
другой день, но шел проливной дождь.
Сегодня мы ушли и вот качаемся теперь в Тихом океане; но если б и остались здесь, едва ли бы я собрался на берег. Одна природа да животная,
хотя и своеобразная, жизнь, не наполнят человека, не поглотят внимания: остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже новое, не похожее ни на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была параллель
другой, развитой жизни.
Француженка, в виде украшения, прибавила к этим практическим сведениям, что в Маниле всего человек шесть французов да очень мало американских и английских негоциантов, а то все испанцы; что они все спят да едят; что сама она католичка, но терпит и
другие религии, даже лютеранскую, и что
хотела бы очень побывать в испанских монастырях, но туда женщин не пускают, — и при этом вздохнула из глубины души.
Хотя все кушанья разом поставлены на стол, но собеседники
друг друга не беспокоили просьбою отрезать того,
другого, как принято у англичан.
На
другой день прихода нашего
хотел было я перебраться в город, но к нам приехали с визитом испанцы.
Молодые мои спутники не очень, однако ж, смущались шумом; они останавливались перед некоторыми работницами и ухитрялись как-то не только говорить между собою, но и слышать
друг друга. Я
хотел было что-то спросить у Кармена, но не слыхал и сам, что сказал. К этому еще вдобавок в зале разливался запах какого-то масла, конечно табачного, довольно неприятный.
В самом деле, мы в Сингапуре, в Китае
других сигар, кроме чирут, не видали. Альфорадор обещал постараться приготовить сигары ранее двух недель и дал нам записку для предъявления при входе, когда
захотим его видеть. Мы ушли, поблагодарив его, потом г-д Абелло и Кармена, и поехали домой, очень довольные осмотром фабрики, любезными испанцами, но без сигар.
Вдруг послышались пушечные выстрелы. Это суда на рейде салютуют в честь новорожденной принцессы. Мы поблагодарили епископа и простились с ним. Он проводил нас на крыльцо и сказал, что непременно побывает на рейде. «Не
хотите ли к испанскому епископу?» — спросил миссионер; но был уже час утра, и мы отложили до
другого дня.
Один из них воспользовался первой минутой свободы, хлопнул раза три крыльями и пропел, как будто
хотел душу отвести;
другие, менее терпеливые, поют, сидя у хозяев под мышками.
Хотел ли он подарка себе или кому
другому — не похоже, кажется; но он говорил о злоупотреблениях да тут же кстати и о строгости. Между прочим, смысл одной фразы был тот, что официально, обыкновенным путем, через начальство, трудно сделать что-нибудь, что надо «просто прийти», так все и получишь за ту же самую цену. «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — заключил он.
Одна волна встает, образует правильную пирамиду и только
хочет рассыпаться на все стороны, как ей и следует,
другая вдруг представляет ей преграду, привскакивает выше сеток судна, потом отливается прочь, образуя глубокий овраг, куда стремительно падает корабль, не поддерживаемый на ходу ветром.
Все это странно,
хотя не совсем ново, если вспомнить браминскую Индию и языческий Египет: они одряхлели, и надо было занять им сил и жизни у
других, как истощенному полю нужно переменить посев.
Снялись на
другой день, 7-го апреля, в 3 часа пополудни, а 9-го, во втором часу, бросили якорь на нагасакском рейде. Переход был отличный, тихо, как в реке. Японцы верить не
хотели, что мы так скоро пришли; а тут всего 180 миль расстояния.
Сказали еще, что если я не
хочу ехать верхом (а я не
хочу), то можно ехать в качке (сокращенное качалке), которую повезут две лошади, одна спереди,
другая сзади. «Это-де очень удобно: там можно читать, спать». Чего же лучше? Я обрадовался и просил устроить качку. Мы с казаком, который взялся делать ее, сходили в пакгауз, купили кожи, ситцу, и казак принялся за работу.