Неточные совпадения
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий
людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны,
хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не
хочет, не может и не находит нужным исправляться.
— Князь Василий не отвечал,
хотя с свойственною светским
людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
— Свобода и равенство, — презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, — всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедовал свободу и равенство. Разве после революции
люди стали счастливее? Напротив. Мы
хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
— Как вы
хотите, чтоб он всем отвечал вдруг? — сказал князь Андрей. — Притом надо в поступках государственного
человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
— Нет, не был, но вот что́ мне пришло в голову, и я
хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего
человека в мире… это нехорошо…
— Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой
человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что́
хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
— А я именно
хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих
людей. Мы очень бедны, но, я по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом,
человек, уже приближавшийся к старости,
хотя и одетый, как самый модный молодой
человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего
человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился.
Княжна
хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид
человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m-lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу,
хотя по своему положению незначительный
человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились
люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m-lle Bourienne, княжна Марья и княгиня. Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с-глазу-на-глаз
хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы
люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен.
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! [ — И да здравствует весь свет!]
Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба
человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись — немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
— Вот
хочу молодого
человека научить, как ковать лошадь, — сказал Телянин.
Все офицеры и
люди эскадрона Денисова,
хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что̀ было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска.
Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что,
хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины
людей.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова
хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может
человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
Он
хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех
людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им овладело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
Пьер снял очки, и глаза его сверх общей странности глаз
людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно-вопросительно. Он
хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движением головы перехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно-растерянным выражением.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые
люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба
хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие
люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не
хотели, но и не могли признать его существование.
Но вот что́ мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал-адъютант и прекрасный
человек, князь Долгоруков; и
хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте-ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где-нибудь там, поближе к солнцу.
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых
людей русской армии в то время были влюблены,
хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что́ ж? — «Ну, а потом… — отвечает сам себе князь Андрей, — я не знаю, что́ будет потом, не
хочу и не могу знать; но ежели
хочу этого,
хочу славы,
хочу быть известным
людям,
хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я
хочу этого, что одного этого я
хочу, для одного этого я живу.
— Sophie, — сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, — ежели вы
хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный
человек… он мой друг…
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого
человека», — — думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь
хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
«Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не
хотел этого, думал Пьер, — а этот
человек знает истину, и ежели бы он
захотел, он мог бы открыть мне её».
Пьер поспешно
хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтоб избавить от этого труда незнакомого ему
человека, но масон сказал ему, что этого не нужно, — и подал ему туфлю на левую ногу.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе
людей, более счастливых, и что Бог знает, что́ ожидало их на воле; но Пьер,
хотя и неохотно, настаивал на том, что́ он считал справедливым.
— Несправедливо то, что́ есть зло для другого
человека, — сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и
хотел высказать всё то, что́ сделало его таким, каким он был теперь.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по-двое, по-трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания
людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много,
хотя провианта не было), кто невинными играми — в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов повернулся и
хотел выйти, но
человек в помочах остановил его.
— Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях, — сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он
хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого
человека.
Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот
человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, чтó разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так
хотел быть.
— И вот и всё, за чтó государство заплатило миллионы! — сказал он. — Мы
хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому-то таким
людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой
человек с блестящею карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
— Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что́ за глупости! — говорила Наташа тоном
человека, у которого
хотят отнять его собственность. — Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. — Наташа улыбаясь поглядела на мать.
— Le duc d’Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractère et une résignation admirable, [ — Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с удивительною силой характера и спокойствием,] — сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого
человека так, как будто он
хотел бы ему сказать кое-что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
— Если он благородный
человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не
хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, — решительно сказала Соня.
— Мерзавка, бесстыдница, — сказала она ей. — Слышать ничего не
хочу! — Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех
людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих
людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
— Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других
людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге — с этими вы в своем праве, они знают, чего вы
хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!..
— Этого я не знаю. А? — сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. — Этого я не знаю и знать не
хочу, — сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, — но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d’honneur [как честный
человек.] никому не позволю.
Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не
захотел итти на службу и не
захотел бы другой и третий и тысячный капрал и солдат, на столько менее
людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Борис Друбецкой, en garçon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и,
хотя не генерал-адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый
человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, но на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
На каждую из фраз Наполеона Балашев
хотел и имел что̀ возражать; беспрестанно он делал движение
человека, желавшего сказать что-то, но Наполеон перебивал его.
Хотя этим образом действий не достигалась ни та ни другая цель, но
людям этой партии казалось так лучше.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые
люди, лошади; и главное, распространилось то возбужденно-веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы,
хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но напротив имел вид
человека, который стыдится того, чтò ему рассказывают,
хотя и не намерен возражать.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке, он
хотел представить из себя старого
человека.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова
человек десять солдат, с громким говором, насыпали мешки и ранцы пшеничною мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он
хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.