Неточные совпадения
— Он бы не мог этого сделать.
Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что
народ видел в нем великого человека. Революция была великое
дело, — продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё поскорее высказать.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда-нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих
народов] (как в последнем письме писал ему Александр) никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по произволу) делать для общего
дела, для истории то, что̀ должно было совершиться.
В то самое время как князь Андрей жил без
дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе
дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне
народ в столице, предлагал государю оставить войско.
— Ехать просилась.
Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми;
народ, говорит, весь уехал, чтó, говорит, мы-то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты
народа, с которым имел
дело, и потому он был превосходным управляющим.
Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда негодное оружие пьяному сброду, то поднимал образà, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал
народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это
народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева; то сбирал
народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтоб отделаться от этого
народа, отдавал ему на убийство человека, и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом
деле, [Je suis né Tartare. Je voulus être Romain. Les Français m’appelèrent barbare. Les Russes — Georges Dandin.
— Это другое
дело. Для
народа это нужно, — сказал первый.
Он говорил, что нынче
народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет
дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь
народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Извозчик рассказал ему, что нынешний
день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний
народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации, и самый пожар Москвы, не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага
народов России, ни управления
делами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.
В отношении поднятия духа войска и
народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными
делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении увеселений
народа и войска театрами,
дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому, что актрисы и актеры были ограблены.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его — все без малейшего отступления, все направлены к одной и той же цели, состоящей в трех
делах: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, на сколько возможно, бедствия
народа и войска.
Общие историки, имеющие
дело со всеми
народами, как будто признают несправедливость воззрения частных историков на силу, производящую события. Они не признают этой силы за власть, присущую героям и владыкам, а считают ее результатом разнообразно направленных многих сил. Описывая войну или покорение
народа, общий историк отыскивает причину события не во власти одного лица, но во взаимодействии друг на друга многих лиц, связанных с событием.
Отрешившись от прежнего воззрения на божественное подчинение воли
народа одному избранному и на подчинение этой воли Божеству, история не может сделать ни одного шага без противоречия, не выбрав одного из двух: или возвратиться к прежнему верованию в непосредственное участие Божества в
делах человечества, или определенно объяснить значение той силы, производящей исторические события, которая называется властью.
Когда
дело идет о переселении
народов, никому уже в наше время не приходит в голову, чтобы от произвола Аттилы зависело обновить европейский мир.
Неточные совпадения
Глядеть весь город съехался, // Как в
день базарный, пятницу, // Через неделю времени // Ермил на той же площади // Рассчитывал
народ.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних
дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
А
день сегодня праздничный, // Куда пропал
народ?..» // Идут селом — на улице // Одни ребята малые, // В домах — старухи старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на замок.
И русскую
деву влекли на позор, // Свирепствовал бич без боязни, // И ужас
народа при слове «набор» // Подобен был ужасу казни?
«А ты ударь-ка в ложечки, — // Сказал солдату староста, — //
Народу подгулявшего // Покуда тут достаточно. // Авось
дела поправятся. // Орудуй живо, Клим!» // (Влас Клима недолюбливал, // А чуть делишко трудное, // Тотчас к нему: «Орудуй, Клим!» — // А Клим тому и рад.)