Неточные совпадения
— А обо мне что́ говорить? — сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. — Что́ я такое? Je suis un bâtard! [Незаконный сын!] — И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он
сделал большое усилие, чтобы сказать это. — Sans nom, sans fortune… [
Без имени,
без состояния…] И что ж, право… — Но он не сказал, что право. — Я свободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что́ мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Вы командуете только моим авангардом и не имеете права
делать перемирие
без моего приказания.
Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее — тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой двадцать лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником-графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один,
без помощи и руководства,
делает там какое-то свое мужское дело.
Огромные силы,
без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность
сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и
без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог
сделать этого на другой день после приезда Ростова.
— Только не поздно, граф, ежели смею просить, так
без 10-ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так
сделайте одолжение.
То он легко и смело
делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется
без его согласия, то он удивлялся, как на что-то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится
без согласия отца, и что он может то же
сделать, но что никогда она не признает эту интриганку своею дочерью.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями — одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии —
сделал третье распоряжение о причислении бросившегося
без нужды в реку польского полковника к когорте чести (légion d’honneur), которой Наполеон был сам главою.
Дайте ему настоящую власть, потому что война не может итти успешно
без единства начальствования, и он покажет то, чтò он может
сделать, как он показал себя в Финляндии.
И
без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что-то
делает для себя), он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, не человеческую роль, которая ему была предназначена.
Измученным,
без пищи и
без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите,
делайте, что́ хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что́ они
делали, бросить всё и побежать куда попало.
Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы
без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, и решительно не знал, чтò ему
делать.
— Извольте итти, я
без вас знаю, что̀
делать, — сердито крикнул Растопчин.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех
без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто же это
делает наконец? Они все страдают, так же, как и я. Кто же? Кто же?» на секунду блеснуло в душе Пьера.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию
без начальников, то и эта армия не могла бы
сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
И об этом-то периоде кампании, когда войска
без сапог и шуб, с неполным провиантом,
без водки, по месяцам ночуют в снегу при 15-ти градусах мороза; когда дня только 7 и 8 часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженьи, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, — об этом-то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был
сделать фланговый марш туда-то, а Тормасов туда-то, и как Чичагов должен был передвинуться туда-то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д. и т. д.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche», [рыцарь
без страха и упрека,] как он сам называл себя, и охотник до разговора c французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, терял время и
делал не то, чтò ему приказывали.
«Ну чтò же
делать; уж если нельзя
без этого? Чтò же
делать?! Значит так надо», — сказал он себе и поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но
без сомнений и нерешительностей.
— Ну, вот, — продолжал он, видимо
сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. — Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что
без нее не могу себе представить жизнь. Просить руки ее теперь, я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне
делать? Милая княжна, — сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
Если допустить, как то
делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории
без понятий о случае и о гении.
Случайность
делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая очевидно погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются
без сражения.
Графиня не могла понять возможности жизни
без привычных ей с детства условий роскоши, и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы
сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было
сделать какое-нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме: только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он
делал это
без малейшего колебания.
Возможно понять, что Наполеон имел власть, и потому совершилось событие; с некоторою уступчивостью можно еще понять, что Наполеон, вместе с другими влияниями, был причиной события; но каким образом книга Contrat Social [Общественный договор]
сделала то, что французы стали топить друг друга, — не может быть понято
без объяснения причинной связи этой новой силы с событием.
Отрешившись от прежнего воззрения на божественное подчинение воли народа одному избранному и на подчинение этой воли Божеству, история не может
сделать ни одного шага
без противоречия, не выбрав одного из двух: или возвратиться к прежнему верованию в непосредственное участие Божества в делах человечества, или определенно объяснить значение той силы, производящей исторические события, которая называется властью.