Неточные совпадения
И, заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к
тому месту,
где в спальне у него висел халат.
— Ах, оставьте, оставьте меня! — сказала она и, вернувшись в спальню, села опять на
то же место,
где она говорила с мужем, сжав исхудавшие руки с кольцами, спускавшимися с костлявых пальцев, и принялась перебирать в воспоминании весь бывший разговор.
Уж который раз он видел его приезжавшим в Москву из деревни,
где он что-то делал, но что именно,
того Степан Аркадьич никогда не мог понять хорошенько, да и не интересовался.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера. Прежде всего, для
того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить
то дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких, поехал туда,
где ему сказали, что он может застать Кити.
Ему хотелось, чтобы Левин был весел. Но Левин не
то что был не весел, он был стеснен. С
тем, что было у него в душе, ему жутко и неловко было в трактире, между кабинетами,
где обедали с дамами, среди этой беготни и суетни; эта обстановка бронз, зеркал, газа, Татар — всё это было ему оскорбительно. Он боялся запачкать
то, что переполняло его душу.
Матери не нравились в Левине и его странные и резкие суждения, и его неловкость в свете, основанная, как она полагала, на гордости, и его, по ее понятиям, дикая какая-то жизнь в деревне, с занятиями скотиной и мужиками; не нравилось очень и
то, что он, влюбленный в ее дочь, ездил в дом полтора месяца, чего-то как будто ждал, высматривал, как будто боялся, не велика ли будет честь, если он сделает предложение, и не понимал, что, ездя в дом,
где девушка невеста, надо было объясниться.
— Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов,
где весело, — сказала Анна, и Кити увидела в ее глазах
тот особенный мир, который ей не был открыт. — Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно….
Она знала это так же верно, как если б он сказал ей, что он тут для
того, чтобы быть там,
где она.
— Зачем я еду? — повторил он, глядя ей прямо в глаза. — Вы знаете, я еду для
того, чтобы быть там,
где вы, — сказал он, — я не могу иначе.
Он знал только, что сказал ей правду, что он ехал туда,
где была она, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в
том, чтобы видеть и слышать ее.
Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее не только не было
того оживления, которое в бытность ее в Москве так и брызгало из ее глаз и улыбки: напротив, теперь огонь казался потушенным в ней или где-то далеко припрятанным.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с
тем, чтоб начать ездить в
тот свет,
где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал из дома с
тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.
Третий круг наконец,
где она имела связи, был собственно свет, — свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но с которым вкусы у него были не только сходные, но одни и
те же.
Первое время Анна искренно верила, что она недовольна им за
то, что он позволяет себе преследовать ее; но скоро по возвращении своем из Москвы, приехав на вечер,
где она думала встретить его, a его не было, она по овладевшей ею грусти ясно поняла, что она обманывала себя, что это преследование не только не неприятно ей, но что оно составляет весь интерес ее жизни.
Вронский поехал во Французский театр,
где ему действительно нужно было видеть полкового командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском театре, с
тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут были замешаны интересы полка.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в
том, что она говорила хотя и не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе,
где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Ее взгляд, прикосновение руки прожгли его. Он поцеловал свою ладонь в
том месте,
где она тронула его, и поехал домой, счастливый сознанием
того, что в нынешний вечер он приблизился к достижению своей цели более, чем в два последние месяца.
Левин сел на лошадь и поехал на поле,
где был прошлогодний клевер, и на
то, которое плугом было приготовлено под яровую пшеницу.
Она летела прямо на него: близкие звуки хорканья, похожие на равномерное наддирание тугой ткани, раздались над самым ухом; уже виден был длинный нос и шея птицы, и в
ту минуту, как Левин приложился, из-за куста,
где стоял Облонский, блеснула красная молния; птица, как стрела, спустилась и взмыла опять кверху.
Но в последнее время она узнала, что сын отказался от предложенного ему, важного для карьеры, положения, только с
тем, чтоб оставаться в полку,
где он мог видеться с Карениной, узнала, что им недовольны за это высокопоставленные лица, и она переменила свое мнение.
Алексей Александрович думал и говорил, что ни в какой год у него не было столько служебного дела, как в нынешний; но он не сознавал
того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать
того ящика,
где лежали чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались
тем страшнее, чем дольше они там лежали.
Он не хотел видеть и не видел, что в свете уже многие косо смотрят на его жену, не хотел понимать и не понимал, почему жена его особенно настаивала на
том, чтобы переехать в Царское,
где жила Бетси, откуда недалеко было до лагеря полка Вронского.
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже сидела в беседке рядом с Бетси, в
той беседке,
где собиралось всё высшее общество.
Анна, не отвечая мужу, подняла бинокль и смотрела на
то место,
где упал Вронский; но было так далеко, и там столпилось столько народа, что ничего нельзя было разобрать. Она опустила бинокль и хотела итти; но в это время подскакал офицер и что-то докладывал Государю. Анна высунулась вперед, слушая.
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с
тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме,
где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
Но быть гласным, рассуждать о
том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе,
где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
Она переехала в свою приданую деревню Ергушово,
ту самую,
где весной был продан лес и которая была в пятидесяти верстах от Покровского Левина.
Перебирая в воспоминании все известные случаи разводов (их было очень много в самом высшем, ему хорошо известном обществе), Алексей Александрович не нашел ни одного,
где бы цель развода была
та, которую он имел в виду.
Ей хотелось спросить,
где его барин. Ей хотелось вернуться назад и послать ему письмо, чтобы он приехал к ней, или самой ехать к нему. Но ни
того, ни другого, ни третьего нельзя было сделать: уже впереди слышались объявляющие о ее приезде звонки, и лакей княгини Тверской уже стал в полуоборот у отворенной двери, ожидая ее прохода во внутренние комнаты.
И в самом приятном расположении духа Свияжский встал и отошел, видимо, предполагая, что разговор окончен на
том самом месте,
где Левину казалось, что он только начинается.
Левину невыносимо скучно было в этот вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о
том, что
то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих,
где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Как бы
то ни было, когда он простился с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты,
где всю ночь у них было представление русского молодечества.
— Если хорошенько разобрать историю этой девушки,
то вы найдете, что эта девушка бросила семью, или свою, или сестрину,
где бы она могла иметь женское дело, — неожиданно вступая в разговор, сказала с раздражительностью Дарья Александровна, вероятно догадываясь, какую девушку имел в виду Степан Аркадьич.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было
то же, и доктора сказали, что есть надежда. В этот день Алексей Александрович вышел в кабинет,
где сидел Вронский, и, заперев дверь, сел против него.
Не позаботясь даже о
том, чтобы проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно,
где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая
того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Это соображение было
тем более удобно, что молодые ехали тотчас после свадьбы в деревню,
где вещи большого приданого не будут нужны.
— Однако послушай, — сказал раз Степан Аркадьич Левину, возвратившись из деревни,
где он всё устроил для приезда молодых, — есть у тебя свидетельство о
том, что ты был на духу?
Левин не хотел его разочаровывать в
том, что где-нибудь может быть что-нибудь хорошее без нее, и потому ничего не сказал.
Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не глядя на нее, спросил у старшей девочки,
где та бумага, которую он дал им.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с
той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей,
где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
— Нет, — перебила его графиня Лидия Ивановна. — Есть предел всему. Я понимаю безнравственность, — не совсем искренно сказала она, так как она никогда не могла понять
того, что приводит женщин к безнравственности, — но я не понимаю жестокости, к кому же? к вам! Как оставаться в
том городе,
где вы? Нет, век живи, век учись. И я учусь понимать вашу высоту и ее низость.
Анна никак не ожидала, чтобы
та, совершенно не изменившаяся, обстановка передней
того дома,
где она жила девять лет, так сильно подействовала на нее. Одно за другим, воспоминания, радостные и мучительные, поднялись в ее душе, и она на мгновенье забыла, зачем она здесь.
— А! — сказал Левин, более слушая звук ее голоса, чем слова, которые она говорила, всё время думая о дороге, которая шла теперь лесом, и обходя
те места,
где бы она могла неверно ступить.
— Пойду теперь независимо от всех собирать грибы, а
то мои приобретения незаметны, — сказал он и пошел один с опушки леса,
где они ходили по шелковистой низкой траве между редкими старыми березами, в середину леса,
где между белыми березовыми стволами серели стволы осины и темнели кусты орешника.
Отсюда оно идет направо,
где лошади ходят; там кочки, дупеля бывают; и кругом этой осоки вон до
того ольшанника и до самой мельницы.
Пройдя большую половину болота, Левин с Весловским добрались до
того места, по которому длинными полосками, упирающимися в осоку, был разделен мужицкий покос, отмеченный
где протоптанными полосками,
где прокошенным рядком. Половина из этих полос была уже скошена.
Там,
где дело идет о десятках тысяч, он не считает, — говорила она с
тою радостно-хитрою улыбкой, с которою часто говорят женщины о тайных, ими одними открытых свойствах любимого человека.
Анна теперь уж не смущалась. Она была совершенно свободна и спокойна. Долли видела, что она теперь вполне уже оправилась от
того впечатления, которое произвел на нее приезд, и взяла на себя
тот поверхностный, равнодушный тон, при котором как будто дверь в
тот отдел,
где находились ее чувства и задушевные мысли, была заперта.
— С его сиятельством работать хорошо, — сказал с улыбкой архитектор (он был с сознанием своего достоинства, почтительный и спокойный человек). — Не
то что иметь дело с губернскими властями.
Где бы стопу бумаги исписали, я графу доложу, потолкуем, и в трех словах.
Разговор между обедавшими, за исключением погруженных в мрачное молчание доктора, архитектора и управляющего, не умолкал,
где скользя,
где цепляясь и задевая кого-нибудь за живое. Один раз Дарья Александровна была задета за живое и так разгорячилась, что даже покраснела, и потом уже вспомнила, не сказано ли ею чего-нибудь лишнего и неприятного. Свияжский заговорил о Левине, рассказывая его странные суждения о
том, что машины только вредны в русском хозяйстве.