Неточные совпадения
Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. «Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, — говорил он сам
себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. — И, может быть, девушки
слышали! Ужасно тривиально, ужасно». Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.
— Отчего же непременно в лиловом? — улыбаясь спросила Анна. — Ну, дети, идите, идите.
Слышите ли? Мис Гуль зовет чай пить, — сказала она, отрывая от
себя детей и отправляя их в столовую.
— Вы
слышали, и Мальтищева, — не дочь, а мать, — шьет
себе костюм diable rose. [розового чорта.]
— Разве вы не знаете, что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего
себя, любовь… да. Я не могу думать о вас и о
себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я не вижу впереди возможности спокойствия ни для
себя, ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья, какого счастья!.. Разве оно не возможно? — прибавил он одними губами; но она
слышала.
— Да, я
слышу, — отвечал Левин, с неудовольствием нарушая тишину леса своим неприятным самому
себе голосом. — Теперь скоро.
Вронский обошел Махотина, но он чувствовал его сейчас же зa
собой и не переставая
слышал за самою спиной ровный поскок и отрывистое, совсем еще свежее дыханье ноздрей Гладиатора.
Он ничего не думал, ничего не желал, кроме того, чтобы не отстать от мужиков и как можно лучше сработать. Он
слышал только лязг кос и видел пред
собой удалявшуюся прямую фигуру Тита, выгнутый полукруг прокоса, медленно и волнисто склоняющиеся травы и головки цветов около лезвия своей косы и впереди
себя конец ряда, у которого наступит отдых.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему
себя, и чувствовала враждебность к нему зa это. Ей казалось, что те слова, которые она сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении, что она их сказала всем и что все их
слышали. Она не могла решиться взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.
Но вдруг она остановилась. Выражение ее лица мгновенно изменилось. Ужас и волнение вдруг заменились выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он не мог понять значения этой перемены. Она
слышала в
себе движение новой жизни.
Эти два обстоятельства были: первое то, что вчера он, встретив на улице Алексея Александровича, заметил, что он сух и строг с ним, и, сведя это выражение лица Алексея Александровича и то, что он не приехал к ним и не дал энать о
себе, с теми толками, которые он
слышал об Анне и Вронском, Степан Аркадьич догадывался, что что-то не ладно между мужем и женою.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она
слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая
себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
«Вы можете затоптать в грязь»,
слышал он слова Алексея Александровича и видел его пред
собой, и видел с горячечным румянцем и блестящими глазами лицо Анны, с нежностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексея Александровича; он видел свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, го когда Алексей Александрович отнял ему от лица руки. Он опять вытянул ноги и бросился на диван в прежней позе и закрыл глаза.
В столовой он позвонил и велел вошедшему слуге послать опять за доктором. Ему досадно было на жену за то, что она не заботилась об этом прелестном ребенке, и в этом расположении досады на нее не хотелось итти к ней, не хотелось тоже и видеть княгиню Бетси; но жена могла удивиться, отчего он, по обыкновению, не зашел к ней, и потому он, сделав усилие над
собой, пошел в спальню. Подходя по мягкому ковру к дверям, он невольно услыхал разговор, которого не хотел
слышать.
Подвязанный чиновник, ходивший уже семь раз о чем-то просить Алексея Александровича, интересовал и Сережу и швейцара. Сережа застал его раз в сенях и
слышал, как он жалостно просил швейцара доложить о
себе, говоря, что ему с детьми умирать приходится.
Она никогда не чувствовала
себя столь униженною, как в ту минуту, когда, призвав комиссионера,
услышала от него подробный рассказ о том, как он дожидался и как потом ему сказали: «ответа никакого не будет».
Слышал тоже сзади недалеко какое-то шлепанье по воде, в котором он не мог дать
себе отчета.
— Разве я не вижу, как ты
себя поставил с женою? Я
слышал, как у вас вопрос первой важности — поедешь ли ты или нет на два дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но на целую жизнь этого не хватит. Мужчина должен быть независим, у него есть свои мужские интересы. Мужчина должен быть мужествен, — сказал Облонский, отворяя ворота.
«Ну, так если он хочет этого, я сделаю, но я за
себя уже не отвечаю теперь», подумала она и со всех ног рванулась вперед между кочек. Она ничего уже не чуяла теперь и только видела и
слышала, ничего не понимая.
Возвращаясь усталый и голодный с охоты, Левин так определенно мечтал о пирожках, что, подходя к квартире, он уже
слышал запах и вкус их во рту, как Ласка чуяла дичь, и тотчас велел Филиппу подать
себе.
Степан Аркадьич чувствовал
себя совершенно озадаченным теми новыми для него странными речами, которые он
слышал.
— Анна, за что так мучать
себя и меня? — говорил он, целуя ее руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она
слышала ухом звук слез в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки.
Она вечером
слышала остановившийся стук его коляски, его звонок, его шаги и разговор с девушкой: он поверил тому, что ему сказали, не хотел больше ничего узнавать и пошел к
себе. Стало быть, всё было кончено.
Вронский нахмурившись смотрел перед
собою, как будто не
слыша того, что говорит Степан Аркадьич.