Неточные совпадения
То же самое думал ее сын. Он
провожал ее глазами до тех пор, пока не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату, положила ему руку на руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего
с ним,
с Вронским, и ему ото показалось досадным.
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он
с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту
проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
Весь день этот Анна
провела дома, то есть у Облонских, и не принимала никого, так как уж некоторые из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро
провела с Долли и
с детьми. Она только послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. «Приезжай, Бог милостив», писала она.
И
с тем неуменьем,
с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого: как его выгнали из университета зa то, что он
завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные школы, и как потом он поступил в народную школу учителем, и как его оттуда также выгнали, и как потом судили за что-то.
После обеда он
провел полчаса
с гостями и, опять
с улыбкой пожав руку жене, вышел и уехал в совет.
Чтобы совершенно успокоиться, она пошла в детскую и весь вечер
провела с сыном, сама уложила его спать, перекрестила и покрыла его одеялом.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая
с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите,
возите к себе этих шарлатанов.
Старый, толстый Татарин, кучер Карениной, в глянцовом кожане,
с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа наружную дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала
с восхищением, что говорил,
провожая ее, Вронский.
Яшвин
с фуражкой догнал его,
проводил его до дома, и через полчаса Вронский пришел в себя. Но воспоминание об этой скачке надолго осталось в его душе самым тяжелым и мучительным воспоминанием в его жизни.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал, другой раз
провел вечер
с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Кити видела, что Варенька
с трудом удерживала улыбку при словах, что ее нужно
провожать.
Брат сел под кустом, разобрав удочки, а Левин
отвел лошадь, привязал ее и вошел в недвижимое ветром огромное серо-зеленое море луга. Шелковистая
с выспевающими семенами трава была почти по пояс на заливном месте.
В то время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности, без которой нет возможности служить, — напомнить о себе в министерстве, — и при исполнении этой обязанности, взяв почти все деньги из дому, весело и приятно
проводил время и на скачках и на дачах, Долли
с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
Кити писала
с вод, что ничто ей так не улыбается, как
провести лето
с Долли в Ергушове, полном детских воспоминаний для них обеих.
— За погодку убрать! Сено же будет! — сказал старик, присевший подле Левина. — Чай, не сено! Ровно утятам зерна рассыпь, как подбирают! — прибавил он, указывая на навиваемые копны. —
С обеда половину добрую
свезли.
Стремов был человек лет пятидесяти, полуседой, еще свежий, очень некрасивый, но
с характерным и умным лицом. Лиза Меркалова была племянница его жены, и он
проводил все свои свободные часы
с нею. Встретив Анну Каренину, он, по службе враг Алексея Александровича, как светский и умный человек, постарался быть
с нею, женой своего врага, особенно любезным.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права на труд, но жил
с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей
с мужем заботы, как получше и повеселее
провести время.
Левин видел, что так и не найдет он связи жизни этого человека
с его мыслями. Очевидно, ему совершенно было всё равно, к чему приведет его рассуждение; ему нужен был только процесс рассуждения. И ему неприятно было, когда процесс рассуждения
заводил его в тупой переулок. Этого только он не любил и избегал, переводя разговор на что-нибудь приятно-веселое.
Что же касалось до предложения, сделанного Левиным, — принять участие, как пайщику, вместе
с работниками во всем хозяйственном предприятии, — то приказчик на это выразил только большое уныние и никакого определенного мнения, а тотчас заговорил о необходимости на завтра
свезти остальные снопы ржи и послать двоить, так что Левин почувствовал, что теперь не до этого.
Николай сказал, что он приехал теперь получить эти деньги и, главное, побывать в своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную
с его ростом худобу, движения его, как обыкновенно, были быстры и порывисты. Левин
провел его в кабинет.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании,
сводила в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности)
с ним, каким он был.
Эти два обстоятельства были: первое то, что вчера он, встретив на улице Алексея Александровича, заметил, что он сух и строг
с ним, и,
сведя это выражение лица Алексея Александровича и то, что он не приехал к ним и не дал энать о себе,
с теми толками, которые он слышал об Анне и Вронском, Степан Аркадьич догадывался, что что-то не ладно между мужем и женою.
Войдя в гостиную, Степан Аркадьич извинился, объяснил, что был задержан тем князем, который был всегдашним козлом-искупителем всех его опаздываний и отлучек, и в одну минуту всех перезнакомили,
сведя Алексея Александровича
с Сергеем Кознышевым, подпустил им тему об обрусении Польши, за которую они тотчас уцепились вместе
с Песцовым.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что на беду нынче каждую минуту разговор нападал на больное место Алексея Александровича. Он хотел опять
отвести зятя, но сам Алексей Александрович
с любопытством спросил.
Когда Кити уехала и Левин остался один, он почувствовал такое беспокойство без нее и такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее дожить до завтрашнего утра, когда он опять увидит ее и навсегда соединится
с ней, что он испугался, как смерти, этих четырнадцати часов, которые ему предстояло
провести без нее.
Левин вернулся в гостиницу и испугался мысли о том, как он один теперь
с своим нетерпением
проведет остающиеся ему еще десять часов.
Проводя этот вечер
с невестой у Долли, Левин был особенно весел и, объясняя Степану Аркадьичу то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
Вронский в эти три месяца, которые он
провел с Анной за границей, сходясь
с новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они были бы в большом затруднении.
Проводив княжну Сорокину до матери, Варя подала руку деверю и тотчас же начала говорить
с ним о том, что интересовало его. Она была взволнована так, как он редко видал ее.
Дарья Александровна
проводила лето
с детьми в Покровском, у сестры своей Кити Левиной.
В ее именьи дом совсем развалился, и Левин
с женой уговорили ее
провести лето у них.
Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему
провести с семейством лето в деревне, что для него было бы высшим счастием, и, оставаясь в Москве, приезжал изредка в деревню на день и два.
— Я сделаю, — сказала Долли и, встав, осторожно стала
водить ложкой по пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от ложки приставшее к ней, постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми,
с подтекающим кровяным сиропом, пенками. «Как они будут это лизать
с чаем!» думала она о своих детях, вспоминая, как она сама, бывши ребенком, удивлялась, что большие не едят самого лучшего — пенок.
Обратный путь был так же весел, как и путь туда. Весловский то пел, то вспоминал
с наслаждением свои похождения у мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то свои ночные похождения
с орешками и дворовою девушкой и мужиком, который спрашивал его, женат ли он, и, узнав, что он не женат, сказал ему: «А ты на чужих жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы свою
завести». Эти слова особенно смешили Весловского.
Княгиня, сидевшая
с другой стороны стола
с Марьей Власьевной и Степаном Аркадьичем, подозвала к себе Левина и
завела с ним разговор о переезде в Москву для родов Кити и приготовлении квартиры.
Проводив жену наверх, Левин пошел на половину Долли. Дарья Александровна
с своей стороны была в этот день в большом огорчении. Она ходила по комнате и сердито говорила стоявшей в углу и ревущей девочке...
— А, они уже приехали! — сказала Анна, глядя на верховых лошадей, которых только что
отводили от крыльца. — Не правда ли, хороша эта лошадь? Это коб. Моя любимая. Подведи сюда, и дайте сахару. Граф где? — спросила она у выскочивших двух парадных лакеев. — А, вот и он! — сказала она, увидев выходившего навстречу ей Вронского
с Весловским.
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и
с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще оставалось много времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько различных способов
провести эти остающиеся два часа. Способов
проводить время было очень много в Воздвиженском, и все были не те, какие употреблялись в Покровском.
Во время же игры Дарье Александровне было невесело. Ей не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они одни, без детей, играют в детскую игру. Но, чтобы не расстроить других и как-нибудь
провести время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она играет на театре
с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит всё дело.
Нет дня и часа, когда бы я не думала и не упрекала себя за то, что думаю… потому что мысли об этом могут
с ума
свести.
С ума
свести, — повторила она.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его
провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда
с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету пару сильных лошадей,
провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
Решено было, что Левин поедет
с Натали в концерт и на публичное заседание, а оттуда карету пришлют в контору за Арсением, и он заедет за ней и
свезет ее к Кити; или же, если он не кончит дел, то пришлет карету, и Левин поедет
с нею.
― Ах, Кити мне поручила что-то переговорить
с вами об Облонском, ― сказал он, когда Львов остановился на лестнице,
провожая жену и его.
― Ты знаешь, что он не знаком
с Анной? ― сказал Степан Аркадьич Вронскому. ― И я непременно хочу
свозить его к ней. Поедем, Левин!
— Ну, а ты что делал? — спросила она, глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и
с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о том, как он
провел вечер.
— Да, пожалеть ее. Если бы ты ее видел, как я, — я
провел всю зиму
с нею, — ты бы сжалился над нею. Положение ее ужасно, именно ужасно.
Но когда вышедший вслед за ним Степан Аркадьич, увидав его на лестнице, подозвал к себе и спросил, как он в школе
проводит время между классами, Сережа, вне присутствия отца, разговорился
с ним.
Жена?.. Нынче только он говорил
с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он
возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?