Неточные совпадения
Когда же Левин внезапно уехал, княгиня была рада и
с торжеством
говорила мужу: «видишь, я была права».
Она, счастливая, довольная после разговора
с дочерью, пришла к князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была
говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула
мужу на то, что ей кажется дело
с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
— Не правда ли, очень мила? — сказала графиня про Каренину. — Ее
муж со мною посадил, и я очень рада была. Всю дорогу мы
с ней проговорили. Ну, а ты,
говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux. [у тебя всё еще тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше.]
Облонский обедал дома; разговор был общий, и жена
говорила с ним, называя его «ты», чего прежде не было. В отношениях
мужа с женой оставалась та же отчужденность, но уже не было речи о разлуке, и Степан Аркадьич видел возможность объяснения и примирения.
— Да, как видишь, нежный
муж, нежный, как на другой год женитьбы, сгорал желанием увидеть тебя, — сказал он своим медлительным тонким голосом и тем тоном, который он всегда почти употреблял
с ней, тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так
говорил.
— Были, ma chère. Они нас звали
с мужем обедать, и мне сказывали, что соус на этом обеде стоил тысячу рублей, — громко
говорила княгиня Мягкая, чувствуя, что все ее слушают, — и очень гадкий соус, что-то зеленое. Надо было их позвать, и я сделала соус на восемьдесят пять копеек, и все были очень довольны. Я не могу делать тысячерублевых соусов.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни
с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых
мужей,
говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться
муж, встречая жену,
с которою он только что виделся, и поздоровался
с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив
с дамами и перекинувшись приветствиями
с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зa
говорил с ним.
На выходе из беседки Алексей Александрович, так же как всегда,
говорил со встречавшимися, и Анна должна была, как и всегда, отвечать и
говорить; но она была сама не своя и как во сне шла под-руку
с мужем.
— Ну, на что ты накупил эту бездну? —
говорила княгиня, улыбаясь и подавая
мужу чашку
с кофеем.
И, не
говоря об исторических примерах, начиная
с освеженного в памяти всех Прекрасною Еленою Менелая, целый ряд случаев современных неверностей жен
мужьям высшего света возник в воображении Алексея Александровича.
Хотя Анна упорно и
с озлоблением противоречила Вронскому, когда он
говорил ей, что положение ее невозможно, и уговаривал ее открыть всё
мужу, в глубине души она считала свое положение ложным, нечестным и всею душой желала изменить его.
Княгиня подошла к
мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь
с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог
говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя
мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого
говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить
с ним лечь.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на
мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и
с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала
говорить с ним.
— Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на
мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она
с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее лице всегда бывало, когда она
говорила о религии.
— Анна, ради Бога! что
с вами? — сказал он, будя ее, точно так же, как
говорил ей когда-то ее
муж.
— Мне
муж рассказал… Она оскорбила Каренину.
Муж ее через ложу стал
говорить с ней, а Картасова сделала ему сцену. Она,
говорят, громко сказала что-то оскорбительное и вышла.
— Что за охота про это
говорить, —
с досадой сказала Кити, — я об этом не думаю и не хочу думать… И не хочу думать, — повторила она, прислушиваясь к знакомым шагам
мужа по лестнице террасы.
— Оно и лучше, Агафья Михайловна, не прокиснет, а то у нас лед теперь уж растаял, а беречь негде, — сказала Кити, тотчас же поняв намерение
мужа и
с тем же чувством обращаясь к старухе. — Зато ваше соленье такое, что мама
говорит, нигде такого не едала, — прибавила она, улыбаясь и поправляя на ней косынку.
Кити была в особенности рада случаю побыть
с глазу на глаз
с мужем, потому что она заметила, как тень огорчения пробежала на его так живо всё отражающем лице в ту минуту, как он вошел на террасу и спросил, о чем
говорили, и ему не ответили.
Кити видела, что
с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку
поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя».
Еще отец, нарочно громко заговоривший
с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского,
говорить с ним, если нужно, точно так же, как она
говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено
мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я поеду
с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера
говорили с мама и
с Арсением (так она звала
мужа сестры Львовой) и решили тебя
с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно.
С папа нельзя
говорить об этом… Но если бы ты и он…
Она знала, что̀ мучало ее
мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете душу своего
мужа,
с улыбкой думала о его неверии и
говорила сама себе, что он смешной.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити
мужу, после того как она
с ребенком у груди спокойно уселась на привычном месте. — Я очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты
говорил, что ничего к нему не чувствуешь.