Перечитываю последнюю страницу: смешно! Я думал умереть; это
было невозможно: я еще не осушил
чаши страданий и теперь чувствую, что мне еще долго жить.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе:
будет у меня и повар, и дом, как полная
чаша, но
будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год
будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
И я, в закон себе вменяя // Страстей единый произвол, // С толпою чувства разделяя, // Я музу резвую привел // На шум пиров и буйных споров, // Грозы полуночных дозоров; // И к ним в безумные пиры // Она несла свои дары // И как вакханочка резвилась, // За
чашей пела для гостей, // И молодежь минувших дней // За нею буйно волочилась, // А я гордился меж друзей // Подругой ветреной моей.