Неточные совпадения
Ясно он никогда
не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он
не верен ей, и смотрит на это сквозь
пальцы.
Степан Аркадьич
не мог говорить, так как цирюльник занят был верхнею губой, и поднял один
палец. Матвей в зеркало кивнул головой.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными
пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и
не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
—
Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив
палец на карте. И лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты смотри.
— Успокой руки, Гриша, — сказала она и опять взялась за свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые минуты, и теперь вязала нервно, закидывая
пальцем и считая петли. Хотя она и велела вчера сказать мужу, что ей дела нет до того, приедет или
не приедет его сестра, она всё приготовила к ее приезду и с волнением ждала золовку.
— Я думаю, что нельзя будет
не ехать. Вот это возьми, — сказала она Тане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого в конце
пальца.
На лестницу всходили женские шаги. Алексей Александрович, готовый к своей речи, стоял, пожимая свои скрещенные
пальцы и ожидая,
не треснет ли еще где. Один сустав треснул.
— Ну, Агафья Михайловна, — сказал ей Степан Аркадьич, целуя кончики своих пухлых
пальцев, — какой полоток у вас, какой травничок!… А что,
не пора ли, Костя? — прибавил он.
— Пожалуй, рейнвейну, — сказал молодой офицер, робко косясь на Вронского и стараясь поймать
пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский
не оборачивается, молодой офицер встал.
— Здесь лошадь Ma-к… Мак… никогда
не могу выговорить это имя, — сказал Англичанин через плечо, указывая большим, с грязным ногтем
пальцем на денник Гладиатора.
Кости ее ног ниже колен казались
не толще
пальца, глядя спереди, но зa то были необыкновенно широки, глядя с боку.
—
Не натягивайте струны и попробуйте перервать — очень трудно; но натяните до последней возможности и наляжьте тяжестью
пальца на натянутую струну — она лопнет.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал
пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды
не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы»,
не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися
пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она
не ожидала.
Никто
не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки, так нежно длинными
пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и на его с выражением усталости на бок склоненную голову, что сейчас из его уст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюдения порядка.
―
Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими белыми волосами
пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Подразделения следующие (он продолжал загибать свои толстые
пальцы, хотя случаи и подразделения, очевидно,
не могли быть классифицированы вместе): физические недостатки мужа или жены, затем прелюбодеяние мужа или жены.
— Этот сыр
не дурен. Прикажете? — говорил хозяин. — Неужели ты опять был на гимнастике? — обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу. Левин улыбнулся, напружил руку, и под
пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.
Он схватил мел напряженными, дрожащими
пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я
не переставал любить вас».
— Как жаль, что она так подурнела, — говорила графиня Нордстон Львовой. — А всё-таки он
не сто̀ит ее
пальца.
Не правда ли?
Но только что он двинулся, дверь его нумера отворилась, и Кити выглянула. Левин покраснел и от стыда и от досады на свою жену, поставившую себя и его в это тяжелое положение; но Марья Николаевна покраснела еще больше. Она вся сжалась и покраснела до слез и, ухватив обеими руками концы платка, свертывала их красными
пальцами,
не зная, что говорить и что делать.
Нельзя было
не улыбнуться,
не поцеловать девочку, нельзя было
не подставить ей
палец, за который она ухватилась, взвизгивая и подпрыгивая всем телом; нельзя было
не подставить ей губу, которую она, в виде поцелуя, забрала в ротик.
Маленькими ловкими руками, которые нынче особенно напряженно двигались своими белыми тонкими
пальцами, она несколько раз задевала за уголок карточки, но карточка срывалась, и она
не могла достать ее.
— Случилось, что я жду гостей, — сказал Левин, быстрее и быстрее обламывая сильными
пальцами концы расщепившейся палки. — И
не жду гостей, и ничего
не случилось, но я прошу вас уехать. Вы можете объяснить как хотите мою неучтивость.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением
пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде
не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.