Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет
пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Конечно, мы
не тронули
Его
не только розгами —
И
пальцем.
Иной угодья меряет,
Иной в селенье жителей
По
пальцам перечтет,
А вот
не сосчитали же,
По скольку в лето каждое
Пожар пускает на ветер
Крестьянского труда?..
Школ нет, и грамотности
не полагается; наука числ преподается по
пальцам.
Искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах
не заблудилися, да, спасибо, случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять
пальцев знал. Он вывел их на торную дорогу и привел прямо к князю на двор.
Но словам этим
не поверили и решили: сечь аманатов до тех пор, пока
не укажут, где слобода. Но странное дело! Чем больше секли, тем слабее становилась уверенность отыскать желанную слободу! Это было до того неожиданно, что Бородавкин растерзал на себе мундир и, подняв правую руку к небесам, погрозил
пальцем и сказал...
— Все вы так на досуге говорите, — настаивал на своем начальник, — а дойди до дела, так никто и
пальцем для меня
не пожертвует.
Но этим дело
не ограничилось.
Не прошло часа, как на той же площади появилась юродивая Анисьюшка. Она несла в руках крошечный узелок и, севши посередь базара, начала ковырять
пальцем ямку. И ее обступили старики.
Никто, однако ж, на клич
не спешил; одни
не выходили вперед, потому что были изнежены и знали, что порубление
пальца сопряжено с болью; другие
не выходили по недоразумению:
не разобрав вопроса, думали, что начальник опрашивает, всем ли довольны, и, опасаясь, чтоб их
не сочли за бунтовщиков, по обычаю, во весь рот зевали:"Рады стараться, ваше-е-е-ество-о!"
— Случилось, что я жду гостей, — сказал Левин, быстрее и быстрее обламывая сильными
пальцами концы расщепившейся палки. — И
не жду гостей, и ничего
не случилось, но я прошу вас уехать. Вы можете объяснить как хотите мою неучтивость.
— Ну, Агафья Михайловна, — сказал ей Степан Аркадьич, целуя кончики своих пухлых
пальцев, — какой полоток у вас, какой травничок!… А что,
не пора ли, Костя? — прибавил он.
Подразделения следующие (он продолжал загибать свои толстые
пальцы, хотя случаи и подразделения, очевидно,
не могли быть классифицированы вместе): физические недостатки мужа или жены, затем прелюбодеяние мужа или жены.
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися
пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она
не ожидала.
На лестницу всходили женские шаги. Алексей Александрович, готовый к своей речи, стоял, пожимая свои скрещенные
пальцы и ожидая,
не треснет ли еще где. Один сустав треснул.
―
Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими белыми волосами
пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
— Пожалуй, рейнвейну, — сказал молодой офицер, робко косясь на Вронского и стараясь поймать
пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский
не оборачивается, молодой офицер встал.
Ясно он никогда
не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он
не верен ей, и смотрит на это сквозь
пальцы.
—
Не натягивайте струны и попробуйте перервать — очень трудно; но натяните до последней возможности и наляжьте тяжестью
пальца на натянутую струну — она лопнет.
Степан Аркадьич
не мог говорить, так как цирюльник занят был верхнею губой, и поднял один
палец. Матвей в зеркало кивнул головой.
Кости ее ног ниже колен казались
не толще
пальца, глядя спереди, но зa то были необыкновенно широки, глядя с боку.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными
пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и
не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
—
Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив
палец на карте. И лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты смотри.
— Я думаю, что нельзя будет
не ехать. Вот это возьми, — сказала она Тане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого в конце
пальца.
Никто
не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки, так нежно длинными
пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и на его с выражением усталости на бок склоненную голову, что сейчас из его уст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюдения порядка.
— Этот сыр
не дурен. Прикажете? — говорил хозяин. — Неужели ты опять был на гимнастике? — обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу. Левин улыбнулся, напружил руку, и под
пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.
— Успокой руки, Гриша, — сказала она и опять взялась за свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые минуты, и теперь вязала нервно, закидывая
пальцем и считая петли. Хотя она и велела вчера сказать мужу, что ей дела нет до того, приедет или
не приедет его сестра, она всё приготовила к ее приезду и с волнением ждала золовку.
Маленькими ловкими руками, которые нынче особенно напряженно двигались своими белыми тонкими
пальцами, она несколько раз задевала за уголок карточки, но карточка срывалась, и она
не могла достать ее.
— Здесь лошадь Ma-к… Мак… никогда
не могу выговорить это имя, — сказал Англичанин через плечо, указывая большим, с грязным ногтем
пальцем на денник Гладиатора.
Нельзя было
не улыбнуться,
не поцеловать девочку, нельзя было
не подставить ей
палец, за который она ухватилась, взвизгивая и подпрыгивая всем телом; нельзя было
не подставить ей губу, которую она, в виде поцелуя, забрала в ротик.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым движением
пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась жизнь человеческого существа, которого никогда прежде
не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного стола, на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть свечей, потрещал
пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти на стол, он склонил на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды
не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы»,
не имеющее того характера холодности, который оно имеет на русском языке.
Но только что он двинулся, дверь его нумера отворилась, и Кити выглянула. Левин покраснел и от стыда и от досады на свою жену, поставившую себя и его в это тяжелое положение; но Марья Николаевна покраснела еще больше. Она вся сжалась и покраснела до слез и, ухватив обеими руками концы платка, свертывала их красными
пальцами,
не зная, что говорить и что делать.
Он схватил мел напряженными, дрожащими
пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я
не переставал любить вас».
— Как жаль, что она так подурнела, — говорила графиня Нордстон Львовой. — А всё-таки он
не сто̀ит ее
пальца.
Не правда ли?
Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» — закричал я, крепко сжав ее маленькие руки;
пальцы ее хрустели, но она
не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.
— Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или
не довольно крепко прижмешь
пальцем; признаюсь,
не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький — того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них — просто мое почтение!
— Завтра будет славная погода! — сказал я. Штабс-капитан
не отвечал ни слова и указал мне
пальцем на высокую гору, поднимавшуюся прямо против нас.
Явно было, что она
не знала, с чего начать; лицо ее побагровело, пухлые ее
пальцы стучали по столу; наконец она начала так, прерывистым голосом...
Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов,
не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных
пальцев.
— Вот на этом поле, — сказал Ноздрев, указывая
пальцем на поле, — русаков такая гибель, что земли
не видно; я сам своими руками поймал одного за задние ноги.
Стоит, то позабываясь, то обращая вновь какое-то притупленное внимание на все, что перед ним движется и
не движется, и душит с досады какую-нибудь муху, которая в это время жужжит и бьется об стекло под его
пальцем.
— Вон запустил как все! — говорил Костанжогло, указывая
пальцем. — Довел мужика до какой бедности! Когда случился падеж, так уж тут нечего глядеть на свое добро. Тут все свое продай, да снабди мужика скотиной, чтобы он
не оставался и одного дни без средств производить работу. А ведь теперь и годами
не поправишь: и мужик уже изленился, и загулял, и стал пьяница.
Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда
не называвшийся по фамилии, носивший на указательном
пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел.
Он послал Селифана отыскивать ворота, что, без сомнения, продолжалось бы долго, если бы на Руси
не было вместо швейцаров лихих собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес
пальцы к ушам своим.
— Ну вот уж здесь, — сказал Чичиков, — ни вот на столько
не солгал, — и показал большим
пальцем на своем мизинце самую маленькую часть.
Подошед к окну, постучал он
пальцами в стекло и закричал: «Эй, Прошка!» Чрез минуту было слышно, что кто-то вбежал впопыхах в сени, долго возился там и стучал сапогами, наконец дверь отворилась и вошел Прошка, мальчик лет тринадцати, в таких больших сапогах, что, ступая, едва
не вынул из них ноги.
Чиновники на это ничего
не отвечали, один из них только тыкнул
пальцем в угол комнаты, где сидел за столом какой-то старик, перемечавший какие-то бумаги. Чичиков и Манилов прошли промеж столами прямо к нему. Старик занимался очень внимательно.
Чичиков открыл рот, еще
не зная сам, как благодарить, как вдруг Манилов вынул из-под шубы бумагу, свернутую в трубочку и связанную розовою ленточкой, и подал очень ловко двумя
пальцами.
В то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой,
не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух
пальцев левой руки, оборачивал ее быстро
пальцем правой, в подобье того как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке
пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
Маленькая горенка с маленькими окнами,
не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на
пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «
не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади
пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.