Неточные совпадения
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку
счастья, выступавшую невольно
на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это
счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
— Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как
счастья, которого не бывает
на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…
«Нет, неправду не может она сказать с этими глазами», подумала мать, улыбаясь
на ее волнение и
счастие. Княгиня улыбалась тому, как огромно и значительно кажется ей, бедняжке, то, что происходит теперь в ее душе.
Она тяжело дышала, не глядя
на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена
счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет
на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла
на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила любовь к себе того, кого она любила, и ей опять стало радостно
на душе, и она с улыбкой
счастия легла
на подушку.
Она знала это чувство и знала его признаки и видела их
на Анне — видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку
счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений.
Во-первых, с этого дня он решил, что не будет больше надеяться
на необыкновенное
счастье, какое ему должна была дать женитьба, и вследствие этого не будет так пренебрегать настоящим.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи
на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее
счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Вронский ничего и никого не видал. Он чувствовал себя царем, не потому, чтоб он верил, что произвел впечатление
на Анну, — он еще не верил этому, — но потому, что впечатление, которое она произвела
на него, давало ему
счастье и гордость.
Но она была всё та же, и вид ея всё так же, физически оживляя, возбуждая и наполняя
счастием его душу, подействовал
на него.
«Разумеется, я скажу, что Бетси прислала меня спросить, приедет ли она
на скачки. Разумеется, поеду», решил он сам с собой, поднимая голову от книги. И, живо представив себе
счастье увидать ее, он просиял лицом.
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь к нему и с восторженною улыбкой любви глядя
на него, — я — как голодный человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое
счастье…
«Ничего, ничего мне не нужно, кроме этого
счастия, — думал он, глядя
на костяную шишечку звонка в промежуток между окнами и воображая себе Анну такою, какою он видел ее в последний paз.
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как
на его
счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего
на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза.
На него нашло затмение от
счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих
счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
«Неужели будет приданое и всё это?—подумал Левин с ужасом. — А впрочем, разве может приданое, и благословенье, и всё это — разве это может испортить мое
счастье? Ничто не может испортить!» Он взглянул
на Кити и заметил, что ее нисколько, нисколько не оскорбила мысль о приданом. «Стало быть, это нужно», подумал он.
— А я? — сказала она. — Даже тогда… — Она остановилась и опять продолжала, решительно глядя
на него своими правдивыми глазами, — даже тогда, когда я оттолкнула от себя свое
счастье. Я любила всегда вас одного, но я была увлечена. Я должна сказать… Вы можете забыть это?
Он думал, что его сватовство не будет иметь ничего похожего
на другие, что обычные условия сватовства испортят его особенное
счастье; но кончилось тем, что он делал то же, что другие, и
счастье его от этого только увеличивалось и делалось более и более особенным, не имевшим и не имеющим ничего подобного.
Обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною и несколько комическою помехой его
счастью, вдруг ею же самой был вызван, вознесен
на внушающую подобострастие высоту, и этот муж явился
на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным.
—
Счастье можно различно понимать. Но положим, что я
на всё согласен, я ничего не хочу. Какой же выход из нашего положения?
— Плохо! Безнадежный субъект! — сказал Катавасов. — Ну, выпьем за его исцеление или пожелаем ему только, чтоб хоть одна сотая его мечтаний сбылась. И это уж будет такое
счастье, какое не бывало
на земле!
Кити смотрела
на всех такими же отсутствующими глазами, как и Левин.
На все обращенные к ней речи она могла отвечать только улыбкой
счастья, которая теперь была ей так естественна.
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул
на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием
счастия, которое было
на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Он был недоволен ею за то, что она не могла взять
на себя отпустить его, когда это было нужно (и как странно ему было думать, что он, так недавно еще не смевший верить тому
счастью, что она может полюбить его, теперь чувствовал себя несчастным оттого, что она слишком любит его!), и недоволен собой за то, что не выдержал характера.
Блестящие глаза строго и укоризненно взглянули
на входившего брата. И тотчас этим взглядом установилось живое отношение между живыми. Левин тотчас же почувствовал укоризну в устремленном
на него взгляде и раскаяние за свое
счастье.
— Тебе бы так мучительно было одному, — сказала она и, подняв высоко руки, которые закрывали ее покрасневшие от удовольствия щеки, свернула
на затылке косы и зашпилила их. — Нет, — продолжала она, — она не знала… Я, к
счастию, научилась многому в Содене.
Вронский еще не видал Анны, он нарочно не смотрел в ее сторону. Но он знал по направлению взглядов, где она. Он незаметно оглядывался, но не искал ее; ожидая худшего, он искал глазами Алексея Александровича.
На его
счастие, Алексея Александровича нынешний раз не было в театре.
Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему провести с семейством лето в деревне, что для него было бы высшим
счастием, и, оставаясь в Москве, приезжал изредка в деревню
на день и два.
Я работаю здесь, сидя
на месте, и я счастлив, доволен, и нам ничего более не нужно для
счастья.
― Его поздравляли, ― сказал высокий полковник. ― Второй Императорский приз; кабы мне такое
счастие в карты, как ему
на лошадей.
С таким выражением
на лице она была еще красивее, чем прежде; но это выражение было новое; оно было вне того сияющего
счастьем и раздающего
счастье круга выражений, которые были уловлены художником
на портрете.
— Да, несчастье, которое стало высшим
счастьем, когда сердце стало новое, исполнилось Им, — сказала она, влюбленно глядя
на Степана Аркадьича.
На его
счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги время,
на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма, стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
И он старался вспомнить ее такою, какою она была тогда, когда он в первый раз встретил ее тоже
на станции, таинственною, прелестной, любящею, ищущею и дающею
счастье, а не жестоко-мстительною, какою она вспоминалась ему в последнюю минуту. Он старался вспоминать лучшие минуты с нею; но эти минуты были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния. Он перестал чувствовать боль зуба, и рыдания искривили его лицо.