Неточные совпадения
Она
была довольна, счастлива детьми, я не мешал ей
ни в чем, предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством,
как она хотела.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям,
какого бы состояния и звания они
ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
— Ну, коротко сказать, я убедился, что никакой земской деятельности нет и
быть не может, — заговорил он,
как будто кто-то сейчас обидел его, — с одной стороны игрушка, играют в парламент, а я
ни достаточно молод,
ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками; а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie [партии] наживать деньжонки.
Как это
ни странно может показаться, но Константин Левин
был влюблен именно в дом, в семью, в особенности в женскую половину семьи Щербацких.
Ничего, казалось, не
было особенного
ни в ее одежде,
ни в ее позе; но для Левина так же легко
было узнать ее в этой толпе,
как розан в крапиве.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда
ни с кем не говорил об этом. И
ни с кем я не могу говорить об этом,
как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради Бога,
будь вполне откровенен.
И сколько бы
ни внушали княгине, что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому,
как не могла бы верить тому, что в
какое бы то
ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны
быть заряженные пистолеты.
Как ни горько
было теперь княгине видеть несчастие старшей дочери Долли, сбиравшейся оставить мужа, волнение о решавшейся судьбе меньшой дочери поглощало все ее чувства.
И она стала говорить с Кити.
Как ни неловко
было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче
было сделать эту неловкость, чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему.
Как ни казенна
была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и,
как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
— Ну,
будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть. Что там
ни толкуй, а всё не чужие. Ну,
выпей же. Расскажи, что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. —
Как ты живешь?
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда
пил чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул у окна, он почувствовал что,
как ни странно это
было, он не расстался с своими мечтами и что он без них жить не может.
Домашний доктор давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так
как ни то,
ни другое,
ни третье не помогало и так
как он советовал от весны уехать за границу, то приглашен
был знаменитый доктор.
Но не одни эти дамы, почти все, бывшие в гостиной, даже княгиня Мягкая и сама Бетси, по нескольку раз взглядывали на удалившихся от общего кружка,
как будто это мешало им. Только один Алексей Александрович
ни разу не взглянул в ту сторону и не
был отвлечен от интереса начатого разговора.
— Очень можно, куда угодно-с, — с презрительным достоинством сказал Рябинин,
как бы желая дать почувствовать, что для других могут
быть затруднения,
как и с кем обойтись, но для него никогда и
ни в чем не может
быть затруднений.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он
был мрачен и молчалив. Ему нужно
было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил
ни формы,
ни времени,
как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не
будучи в силах спросить, что хотел.
Алексей Александрович думал и говорил, что
ни в
какой год у него не
было столько служебного дела,
как в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это
было одно из средств не открывать того ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они там лежали.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза
был на даче. Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но
ни разу не ночевал,
как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Но не столько по болезни, сколько по гордости,
как объясняла княгиня, мадам Шталь не
была знакома
ни с кем из Русских.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И,
как ни неприятно
было княгине
как будто делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что не
было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
Но
как ни возвышен
был характер мадам Шталь,
как ни трогательна вся ее история,
как ни возвышенна и нежна ее речь, Кити невольно подметила в ней такие черты, которые смущали ее.
Как ни ничтожны
были эти два замечания, они смущали ее, и она сомневалась в мадам Шталь.
Она, так же
как и племянница г-жи Шталь, Aline, про которую ей много рассказывала Варенька,
будет, где бы
ни жила, отыскивать несчастных, помогать им сколько можно, раздавать Евангелие, читать Евангелие больным, преступникам, умирающим.
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни.
Как ни жалко
было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это
ни на что не похоже, что у вас делается в уезде,
как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди
будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает
как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет
ни школ,
ни фельдшеров,
ни повивальных бабок,
ни аптек, ничего нет.
«Нужно физическое движенье, а то мой характер решительно портится», подумал он и решился косить,
как ни неловко это
будет ему перед братом и народом.
И молодые и старые
как бы наперегонку косили. Но,
как они
ни торопились, они не портили травы, и ряды откладывались так же чисто и отчетливо. Остававшийся в углу уголок
был смахнут в пять минут. Еще последние косцы доходили ряды,
как передние захватили кафтаны на плечи и пошли через дорогу к Машкину Верху.
Как ни старался Степан Аркадьич
быть заботливым отцом и мужем, он никак не мог помнить, что у него
есть жена и дети.
Но кроме того,
как ни тяжелы
были для матери страх болезней, самые болезни и горе в виду признаков дурных наклонностей в детях, — сами дети выплачивали ей уже теперь мелкими радостями за ее горести.
Притворство в чем бы то
ни было может обмануть самого умного, проницательного человека; но самый ограниченный ребенок,
как бы оно
ни было искусно скрываемо, узнает его и отвращается.
Какие бы
ни были недостатки в Левине, притворства не
было в нем и признака, и потому дети высказали ему дружелюбие такое же,
какое они нашли на лице матери.
Достигнув успеха и твердого положения в жизни, он давно забыл об этом чувстве; но привычка чувства взяла свое, и страх за свою трусость и теперь оказался так силен, что Алексей Александрович долго и со всех сторон обдумывал и ласкал мыслью вопрос о дуэли, хотя и вперед знал, что он
ни в
каком случае не
будет драться.
«Только при таком решении я поступаю и сообразно с религией, — сказал он себе, — только при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже —
как ни тяжело это мне
будет — посвящаю часть своих сил на исправление и спасение ее».
Они не знают,
как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что
было во мне живого, что он
ни разу и не подумал о том, что я живая женщина, которой нужна любовь.
— Нет, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла к письменному столу, чтобы написать ему другое письмо. Но она в глубине души своей уже чувствовала, что она не в силах
будет ничего разорвать, не в силах
будет выйти из этого прежнего положения,
как оно
ни ложно и
ни бесчестно.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он
был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа себя, так,
как будто он
ни на кого не сердился, не считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но
было бы скучно. Разумеется, я, может
быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть,
какая бы она
ни была, если
будет, то
будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда
как для него
были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже,
как мог
быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И,
как ни совестно это
было ему, ему
было завидно.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского
есть только его
ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских
была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля,
какой только знал Левин,
был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
— Итальянская бухгалтерия, — сказал иронически помещик. — Там
как ни считай,
как вам всё перепортят, барыша не
будет.
Кроме того (Левин чувствовал, что желчный помещик
был прав), крестьяне первым и неизменным условием
какого бы то
ни было соглашения ставили то, чтобы они не
были принуждаемы к
каким бы то
ни было новым приемам хозяйства и к употреблению новых орудий.
— Да уж вы
как ни делайте, он коли лентяй, так всё
будет чрез пень колоду валить. Если совесть
есть,
будет работать, а нет — ничего не сделаешь.
— Ну, вот вам и гости приехали, не скучно
будет, — сказала Агафья Михайловна, вставая и направляясь к двери. Но Левин перегнал ее. Работа его не шла теперь, и он
был рад
какому бы то
ни было гостю.
Сердясь на самого себя за это гадкое чувство, Левин сбежал в переднюю.
Как только он вблизи увидал брата, это чувство личного разочарования тотчас же исчезло и заменилось жалостью.
Как ни страшен
был брат Николай своей худобой и болезненностью прежде, теперь он еще похудел, еще изнемог. Это
был скелет, покрытый кожей.
Никогда
ни с
каким посторонним,
ни на
каком официальном визите он не
был так ненатурален и фальшив,
как он
был нынче.
Как бы то
ни было, когда он простился с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он
был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них
было представление русского молодечества.
Эти припадки ревности, в последнее время всё чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и,
как он
ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на то, что он знал, что причина ревности
была любовь к нему.
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно
будет объясняться и что,
какие бы
ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
Она
была ни такая,
как прежде,
ни такая,
как была в карете; она
была совсем другая.
— Кончено то, что вы возьмете меня,
какой бы я
ни был, не откажетесь от меня? Да?