Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала,
что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич
не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и
не мог понять, к
чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и
на этом
жить было бы очень весело.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел,
что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит
на диване. Брата
не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей
живет его брат. Никто
не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому,
что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села
на стул у окна, он почувствовал
что, как ни странно это было, он
не расстался с своими мечтами и
что он без них
жить не может.
Никто
не знает, и только лакей хозяина
на их вопрос:
живут ли наверху мамзели, отвечает,
что их тут очень много.
Он
не хотел видеть и
не видел,
что в свете уже многие косо смотрят
на его жену,
не хотел понимать и
не понимал, почему жена его особенно настаивала
на том, чтобы переехать в Царское, где
жила Бетси, откуда недалеко было до лагеря полка Вронского.
— Я любила его, и он любил меня; но его мать
не хотела, и он женился
на другой. Он теперь
живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы
не думали,
что у меня тоже был роман? — сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее всю.
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа
на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том,
что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта
не представилась, и до начала июня Дарья Александровна
жила одна в деревне.
— Вот, вот как вы делаете,
что вам
не скучно?
На вас взглянешь — весело. Вы
живете, а я скучаю.
Никто
не думал, глядя
на его белые с напухшими
жилами руки, так нежно длинными пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и
на его с выражением усталости
на бок склоненную голову,
что сейчас из его уст выльются такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюдения порядка.
В женском вопросе он был
на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права
на труд, но
жил с женою так,
что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так,
что она ничего
не делала и
не могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
Но этак нельзя было
жить, и потому Константин пытался делать то,
что он всю жизнь пытался и
не умел делать, и то,
что, по его наблюдению, многие так хорошо умели делать и без
чего нельзя
жить: он пытался говорить
не то,
что думал, и постоянно чувствовал,
что это выходило фальшиво,
что брат его ловит
на этом и раздражается этим.
— А мы
живем и ничего
не знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только
что полученную утром русскую газету и указывая
на статью о русском художнике, жившем в том же городе и окончившем картину, о которой давно ходили слухи и которая вперед была куплена. В статье были укоры правительству и Академии за то,
что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
— Я спрашивала доктора: он сказал,
что он
не может
жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада,
что уговорила его, — сказала она, косясь
на мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое
на ее лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе
не думал о смерти. Он думал о том,
что делает Кити, кто
живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять
на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал...
Чувство это теперь было еще сильнее,
чем прежде; еще менее,
чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и еще ужаснее представлялась ему ее неизбежность; но теперь, благодаря близости жены, чувство это
не приводило его в отчаяние: он, несмотря
на смерть, чувствовал необходимость
жить и любить.
— Да я
не хочу знать! — почти вскрикнула она. —
Не хочу. Раскаиваюсь я в том,
что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для
чего мы
живем здесь врозь и
не видимся? Почему я
не могу ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув
на него, — если ты
не изменился. Отчего ты
не смотришь
на меня?
Княжна Варвара была тетка ее мужа, и она давно знала ее и
не уважала. Она знала,
что княжна Варвара всю жизнь свою провела приживалкой у богатых родственников; но то,
что она
жила теперь у Вронского, у чужого ей человека, оскорбило ее за родню мужа. Анна заметила выражение лица Долли и смутилась, покраснела, выпустила из рук амазонку и спотыкнулась
на нее.
И чтобы
не осуждать того отца, с которым он
жил и от которого зависел и, главное,
не предаваться чувствительности, которую он считал столь унизительною, Сережа старался
не смотреть
на этого дядю, приехавшего нарушать его спокойствие, и
не думать про то,
что он напоминал.
И Вронскому и Анне московская жизнь в жару и пыли, когда солнце светило уже
не по-весеннему, а по-летнему, и все деревья
на бульварах уже давно были в листьях, и листья уже были покрыты пылью, была невыносима; но они,
не переезжая в Воздвиженское, как это давно было решено, продолжали
жить в опостылевшей им обоим Москве, потому
что в последнее время согласия
не было между ними.
— Да… нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, — сказал Вронский, смутившись, потому
что, как только он произнес имя матери, он почувствовал
на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранилась от него. Теперь уже
не учительница Шведской королевы, а княжна Сорокина, которая
жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне.
Другое было то,
что, прочтя много книг, он убедился,
что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого
не подразумевали под ними и
что они, ничего
не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа
на которые он чувствовал,
что не мог
жить, а старались разрешить совершенно другие,
не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
Так он
жил,
не зная и
не видя возможности знать,
что он такое и для
чего живет на свете, и мучаясь этим незнанием до такой степени,
что боялся самоубийства, и вместе с тем твердо прокладывая свою особенную, определенную дорогу в жизни.
— Вот и я, — сказал князь. — Я
жил за границей, читал газеты и, признаюсь, еще до Болгарских ужасов никак
не понимал, почему все Русские так вдруг полюбили братьев Славян, а я никакой к ним любви
не чувствую? Я очень огорчался, думал,
что я урод или
что так Карлсбад
на меня действует. Но, приехав сюда, я успокоился, я вижу,
что и кроме меня есть люди, интересующиеся только Россией, а
не братьями Славянами. Вот и Константин.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет
живу на службе; ни один купец, ни подрядчик
не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
И я теперь
живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой;
не решился только, с которой начать, — думаю, прежде с матушки, потому
что, кажется, готова сейчас
на все услуги.
И то бежать
не бросился, // А так всадил рогатину, //
Что словно как
на вертеле // Цыпленок — завертелася // И часу
не жила!
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь
не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так
пожить на свете слюбится.
Не век тебе, моему другу,
не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь,
что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь
не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят,
что мама и
что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Скотинин. Суженого конем
не объедешь, душенька! Тебе
на свое счастье грех пенять. Ты будешь
жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и
не видывал; да я
на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю,
что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.