Неточные совпадения
Левин встречал
в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал
этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя
самого, которые
в последнее
время чаще и чаще приходили ему на ум.
И сколько бы ни внушали княгине, что
в наше
время молодые люди
сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить
этому, как не могла бы верить тому, что
в какое бы то ни было
время для пятилетних детей
самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
И
в это же
время, как бы одолев препятствия, ветер посыпал снег с крыш вагонов, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза. Весь ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь. Он сказал то
самое, чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком. Она ничего не отвечала, и на лице ее он видел борьбу.
Как всегда, у него за
время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал
в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и планы хозяйства, и мысли и замечания о книгах, которые он читал, и
в особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он
сам не замечал
этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.
—
Это Петров, живописец, — отвечала Кити, покраснев. — А
это жена его, — прибавила она, указывая на Анну Павловну, которая как будто нарочно,
в то
самое время, как они подходили, пошла за ребенком, отбежавшим по дорожке.
В середине его работы на него находили минуты, во
время которых он забывал то, что делал, ему становилось легко, и
в эти же
самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.
В то
время как Степан Аркадьич приехал
в Петербург для исполнения
самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности, без которой нет возможности служить, — напомнить о себе
в министерстве, — и при исполнении
этой обязанности, взяв почти все деньги из дому, весело и приятно проводил
время и на скачках и на дачах, Долли с детьми переехала
в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
Вронский имел привычку к принцам, но, оттого ли, что он
сам в последнее
время переменился, или от слишком большой близости с
этим принцем, ―
эта неделя показалась ему страшно тяжела.
Меры
эти, доведенные до крайности, вдруг оказались так глупы, что
в одно и то же
время и государственные люди, и общественное мнение, и умные дамы, и газеты, — всё обрушилось на
эти меры, выражая свое негодование и против
самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
— Я не могу вполне с
этим согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя не признать того, что
самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме того, нельзя отрицать и того, что влияние классических писателей
в высшей степени нравственное, тогда как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего
времени.
Во все
это тяжелое
время Алексей Александрович замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие
в нем и его жене. Он замечал во всех
этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то, ту
самую радость, которую он видел
в глазах адвоката и теперь
в глазах лакея. Все как будто были
в восторге, как будто выдавали кого-то замуж. Когда его встречали, то с едва скрываемою радостью спрашивали об ее здоровье.
И поэтому, не будучи
в состоянии верить
в значительность того, что он делал, ни смотреть на
это равнодушно, как на пустую формальность, во всё
время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего
сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
Говорить им не о чем было, как всегда почти
в это время, и она, положив на стол руку, раскрывала и закрывала ее и
сама засмеялась, глядя на ее движение.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием
в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей
в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она
сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще
время не ушло.
Это всё можно уничтожить и поправить.
Она теперь с радостью мечтала о приезде Долли с детьми,
в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она
сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась
в одно
время и вить его и учиться, как
это делать.
Они оба одинаково старались
в последующей жизни вычеркнуть из своей памяти все уродливые, постыдные обстоятельства
этого нездорового
времени, когда оба они редко бывали
в нормальном настроении духа, редко бывали
сами собою.
И он рассказал, как мужик украл у мельника муку, и когда мельник сказал ему
это, то мужик подал иск
в клевете. Всё
это было некстати и глупо, и Левин,
в то
время как говорил,
сам чувствовал
это.
Левины жили уже третий месяц
в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по
самым верным расчетам людей знающих
эти дела, Кити должна была родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы
время было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и
в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во
время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она
сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась
эта сила задержать где-то
в глубине души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
Хотя она бессознательно (как она действовала
в это последнее
время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить
в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла
этого, насколько
это возможно
в отношении к женатому честному человеку и
в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела
в них то
самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
— Я
в этом отношении не то что равнодушен, но
в ожидании, — сказал Степан Аркадьич с своею
самою смягчающею улыбкой. — Я не думаю, чтобы для меня наступило
время этих вопросов.
На его счастье,
в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги
время, на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма, стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся
в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший одним из возбудителей
этого вопроса, весь отдался ему.
Было
самое спешное рабочее
время, когда во всем народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования
в труде, какое не проявляется ни
в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы люди, проявляющие
эти качества,
сами ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия
этого напряжения не были так просты.
Слова, сказанные мужиком, произвели
в его душе действие электрической искры, вдруг преобразившей и сплотившей
в одно целый рой разрозненных, бессильных отдельных мыслей, никогда не перестававших занимать его. Мысли
эти незаметно для него
самого занимали его и
в то
время, когда он говорил об отдаче земли.