— Спасибо тебе, Борис Федорыч, спасибо. Мне даже совестно, что ты уже столько сделал для меня, а я ничем тебе отплатить не могу. Кабы пришлось за тебя в пытку идти или в бою живот положить, я бы не задумался. А в опричнину меня не зови, и около царя быть мне также
не можно. Для этого надо или совсем от совести отказаться, или твое уменье иметь. А я бы только даром душой кривил. Каждому, Борис Федорыч, господь свое указал: у сокола свой лет, у лебедя свой; лишь бы в каждом правда была.
Неточные совпадения
Общее впечатление было в его пользу и рождало убеждение, что
можно смело ему довериться во всех случаях, требующих решимости и самоотвержения, но что обдумывать свои поступки
не его дело и что соображения ему
не даются.
Грустно и весело в тихую летнюю ночь, среди безмолвного леса, слушать размашистую русскую песню. Тут и тоска бесконечная, безнадежная, тут и сила непобедимая, тут и роковая печать судьбы, железное предназначение, одно из основных начал нашей народности, которым
можно объяснить многое, что в русской жизни кажется непонятным. И чего
не слышно еще в протяжной песни среди летней ночи и безмолвного леса!
— Что ты, князь? Разве царю
можно указывать? Разве он
не от бога?
Дело знамое, что
можно взять, берут, чего же
не поднимут, то огнем палят; рогатый живот насмерть колют.
— Ишь как руда точится! — продолжал он, — ну как ее унять? Кабы сабля была
не наговорная,
можно б унять, а то теперь… оно, пожалуй, и теперь
можно, только я боюсь. Как стану нашептывать, язык у меня отымется!
— Оборони бог, родимые! Коней
можно привязать, чтоб
не ели травы; одну ночку
не беда, и так простоят! А вас, государи, прошу покорно, уважьте мою камору; нет в ней ни сена, ни соломы, земля голая. Здесь
не то, что постоялый двор. Вот только, как будете спать ложиться, так
не забудьте перед сном прочитать молитву от ночного страха… оно здесь нечисто!
Он понимал, что Серебряный его
не обманет, что
можно на него вернее положиться, чем на кого-либо из присяжных опричников, и ему приходило желание приблизить его к себе и сделать из него свое орудие; но вместе с тем он чувствовал, что орудие это, само по себе надежное, может неожиданно ускользнуть из рук его, и при одной мысли о такой возможности расположение его к Серебряному обращалось в ненависть.
— Но, — прибавил Малюта, —
не хочет он виниться в умысле на твое царское здравие и на Морозова также показывать
не хочет. После заутрени учиним ему пристрастный допрос, а коли он и с пытки и с огня
не покажет на Морозова, то и ждать нечего, тогда
можно и покончить с ним.
И то и другое его прельщало. «Вишь, какой табун, — думал он, притаив дыхание, — коли пугнуть его умеючи, так он, с напуску, все их кибитки переломает; такого задаст переполоху, что они своих
не узнают. А и эти-то вражьи дети хорошо сидят, больно хорошо! Вишь, как наяривают;
можно к ним на два шага подползти!»
— Постой, рано. Заползи-ка вон оттоль как
можно ближе к табуну; ползи, пока
не сметят тебя кони; а лишь начнут ушьми трясти, ты и гикни, да пострашнее, да и гони их прямо на кибитки!
— Что ж делать, батюшка! Против святой воды наговорное железо
не властно. Только, пожалуй, и этому пособить
можно. Дам я тебе голубца болотного, ты его в мешочке на шею повесь, так у ворога своего глаза отведешь.
— Спасибо тебе, Борис Федорыч; да ты обо мне-то больно
не хлопочи; а вот станичников, коли
можно, вызволи из беды. Они хоть и худые люди, а вины свои хорошо заслужили!
— И на этом благодарим твою царскую милость, — ответил Кольцо, вторично кланяясь. — Это дело доброе; только
не пожалей уж, великий государь, поверх попов, и оружия дать нам сколько
можно, и зелья огнестрельного поболе!
Софья. Все мое старание употреблю заслужить доброе мнение людей достойных. Да как мне избежать, чтоб те, которые увидят, как от них я удаляюсь, не стали на меня злобиться?
Не можно ль, дядюшка, найти такое средство, чтоб мне никто на свете зла не пожелал?
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как
можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)
Не смею более беспокоить своим присутствием.
Не будет ли какого приказанья?
Анна Андреевна. Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых, тебе
не будет времени думать об этом. И как
можно и с какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Осип. Ваше высокоблагородие! зачем вы
не берете? Возьмите! в дороге все пригодится. Давай сюда головы и кулек! Подавай все! все пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, — и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что другое, подвязать
можно.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что
можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Артемий Филиппович (
не давая письма). Нет, это место
можно пропустить, а там дальше разборчиво.